Коко и Игорь - Крис Гринхол
Кариатис машет мужчинам.
— Идемте!
И Коко восклицает:
— Эй, посмотрите!
Она указывает друзьям на магнолии. Деревья будто поразило каким-то взрывом, вся мостовая усыпана белыми цветами. Летящие в свете огней лепестки ослепляют Коко.
Чувствуя себя возбужденной, словно невеста, она распрямляет плечи и становится в профиль, будто изображение на монете.
— Да, пойдемте, — говорит она, — идемте, идемте.
Взявшись за руки, Коко и Кариатис идут впереди. Мужчины следуют за ними. Послушный Шарль поправляет шляпу, в огорчении накалывает лепестки на острый кончик своей трости.
Коко делает им знак поторопиться.
— Нас дожидается столик у «Максима».
3
1920
Расстроенный тем, что не удается играть на фортепиано в номере парижского отеля, Игорь репетирует на учебной клавиатуре. Чтобы уменьшить силу звука, он садится на пол и кладет клавиатуру на колени. Ноги его нажимают на несуществующие педали. Рядом с ним сидит его младший сын Сулима. Папины руки, беззвучно нажимающие на клавиши, кажутся ему удивительными мостами.
— Можно мне уйти?
— Пока еще нет. Я не закончил.
— А когда ты закончишь?
— Почему бы тебе не попробовать пропеть эти звуки, глядя на клавиши?
Сулима принимает вызов. Он напевает с закрытым ртом, почти в унисон с тем, что делают пальцы Игоря. У него не хватает голоса, чтобы взять высокие ноты.
Игорь смеется.
— Очень мило!
— А теперь можно мне уйти?
Игорь ерошит волосы сына.
— Пойдешь, пойдешь.
Игорь любит мальчика, любит его большие простодушные глаза, его маленький вздернутый нос. Он отмечает, что Сулима унаследовал его пальцы — изящные, красивые, не кургузые, как у его брата. Волосы у Сулимы гуще, глаза темнее, чем у Федора, — он, как понимает Игорь, значительно более привлекательный мальчик.
— Попробуй опустить правую руку на то же место и изменить гармонию левой рукой. Вот так!
Глядя на руки сына, Игорь представляет себе звуки, возникающие от нажатия клавиш. Черные и белые.
Спустя три года после революции и два года по окончании войны Игорь чувствует, как возросла его любовь к черным клавишам. Они существуют в контраст к белым и придают белым живительную остроту. Как и черные клавиши, он тоже ощущает своего рода инакость, непохожесть на других. Черные клавиши, как и он сам, воспринимаются чуть смещенными, будто мир вокруг них накренился на десять градусов.
Россию тоже жестоко накренили и опрокинули. Игоря вместе с тысячами беженцев лишили Родины, безжалостно вытеснили на Запад. Теперь он и его семья вынуждены ютиться в двух маленьких комнатенках в парижском отеле. И должны быть благодарны великодушным покровителям и радоваться скудным доходам от случайных концертов.
Живя после окончания военных действий в Швейцарии, Игорь осознал, что лишился всего: денег, земли и — самого ценного — своего языка. Он не смог достойно попрощаться с друзьями, не успел как следует собрать вещи и теперь оказался в крайне тяжелом положении. Из-под его ног столь резко выдернули почву, что ему кажется, будто он до сих пор падает.
После вынужденного изгнания его жена Екатерина все время нездорова. Двое сыновей и две дочери растут без гражданства. Но при всей их неустроенности Игорь утешает себя мыслью, что семья теперь стала гораздо более сплоченной. Они учатся полагаться только на себя и полностью доверяют друг другу.
Они нигде не живут подолгу, не могут пустить корни и завести новых друзей. Поэтому братья и сестры стали лучшими друзьями. В этом зыбком мире родители оказываются единственной неугасимой звездой и надежной опорой.
— Папа, сколько еще мы будем здесь жить?
— Пока не найдем чего-нибудь получше.
— Когда же?
— Еще не знаю. Возможно, скоро.
— Мне здесь не нравится. Я хочу, чтобы у меня была своя комната.
— Но ты же знаешь, ни у кого из нас нет своей комнаты.
— А я привык, чтобы у меня была своя комната.
— Понимаю. Но все так переменилось…
— Не хочу быть в одной комнате с Миленой. Она разговаривает во сне и будит меня. И еще она щиплется.
— Ну, ей ведь тоже нелегко.
— Я знаю. Но…
— Скоро наступит лето. Станет полегче. Увидишь… — Эти слова рождены надеждой, а не убежденностью. Игоря мучает чувство вины. Пальцы Сулимы сильно нажимают на клавиши.
Игорь обожает детей. Он восхищается их гибкостью, их ловкостью. И при этом в нем, как какая-то зараза, сидит желание побега. К бегству из дома его побуждает постоянное стремление к движению. Это странный зуд в костях, который просто набрасывается на него. И поскольку теперь нет больше места, которое он мог бы назвать домом, он получает удовольствие от присутствия где угодно еще, как бы ни было это «где угодно» далеко или мрачно. Если он долго находится в одном месте, в нем начинает расти острое чувство нетерпения. Он тоскует по вечному движению истинной свободы, по существованию, которому ничто не препятствует.
Полет.
Игорю представляется, что здесь он в заточении. Жизнь в подобных стесненных обстоятельствах создает напряжение, которое еще усиливается отношениями в семье. Игорь страстно желает, чтобы у него было больше места, больше времени, он хочет беспрепятственно писать музыку. В прошлые годы он сочинил несколько славных вещей. Хорошо были приняты «Соловей» и «История солдата», но у него нет финансового обеспечения. Ему необходимо устроить свою жизнь, необходима какая-то поддержка. В данный момент суть его жизни состоит в семье и работе, то и другое наслаивается друг на друга, как пласты земли. Неизбежно возникают осложнения, которые служат причиной столкновений между родителями и детьми, а нередко — и раздорами между родителями. Игорь вспыльчив и хорошо понимает, что иногда огорчается из-за пустяков. Потом он злится на себя, что рассердился на тех, кого любит.
Каждую ночь Игорь молится о перемене их судьбы, о неожиданном везении. И все ждет новостей от Дягилева — вдруг кто-то предложит финансировать его проекты. Парочка новых заказов
