Пьер Бост - Господин Ладмираль скоро умрет
- Еще хорошо, что они не бросили камень, - оптимистически заметила Мари-Терез. - Да нет, на такое они не способны, они не хулиганы, я их знаю.
- И тем не менее младший недавно разбил английским ключом крышку сырницы.
- Да, но это не его вина, - возразила мать. - Я только что сменила прислугу, - объяснила она господину Ладмиралю. - Прежняя переехала в другой район. У нее возникли неприятности с хозяином квартиры. Признаться, она и мне не внушала доверия. Новая служанка еще не знает, где что лежит. Из-за этого все случилось. Если я не следую за ней по пятам...
- Если бы дверца маленького желтого шкафа была заперта, - прервал жену Эдуар, - и если бы Люсьен не рылся в ящике с инструментами...
- Ах вот оно что, он рылся в твоем ящике с инструментами. Тогда другое дело, - отступила Мари-Терез. - Я просто хотела сказать, что не такой уж он непослушный.
- Во всяком случае, не беспокойтесь по поводу того, что произошло, сказал господин Ладмираль, которому изрядно надоела эта история...
Эдуар и так уже позабыл об инциденте, с которого все началось. Ему пришлось сделать усилие, чтобы связать крышку от сырницы с комом земли. К тому же он сообразил, что продолжать спор с женой означало бы противоречить отцу. По этой причине он почувствовал минутную растерянность. Ох уж эти сложности семейной жизни! И Эдуар словно в поисках ответа с тоской ухватился за бороду. В какое-то мгновение он вообразил себя без жены, без детей, без отца, словом, наконец-то свободным. И тотчас испытал такой страх, что еще сильнее вцепился в бороду, похоже ставшую для него единственным якорем спасения. Потом с нежностью посмотрел на бороду отца , оглядел его всего, его доброе, такое знакомое с детства лицо, бархатную блузу, внушавший доверие орден. Все вернулось на свои места. Став снова Гонзагом, Эдуар вытер лоб.
- Ты, разумеется, прав, - сказал он отцу.
Господину Ладмиралю было теперь не очень ясно, почему он прав. Но на какое-то мгновение это ему польстило. Потом он подумал, что сын говорит так, чтобы доставить ему удовольствие и чтобы его самого оставили в покое. Как все старики, господин Ладмираль терпеть не мог, когда с ним обращались как со стариком.
- Ты прав, - повторил Эдуар.
- Естественно, как же иначе, - весьма ироничным тоном отозвался господин Ладмираль.
- Не иначе как ты прав, - неумело пытаясь пошутить, сказал Эдуар, подумав при этом: "Как же стало трудно с отцом, просто не знаешь, как подступиться".
Мало-помалу между господином Ладмиралем, его сыном и невесткой завязался разговор. Старый художник был рассеян. Он рассматривал ту часть своей мастерской, которую начал писать три дня назад, и размышлял о секрете передачи красного цвета подушки и обивки, причем его желание раскрыть тайну было столь горячо, что он вдруг ощутил себя по-прежнему молодым. Но одновременно он чувствовал себя безнадежно старым, более того - мертвым, больше чем мертвым он чувствовал себя конченым человеком. Ибо в глубине души с горечью и отчаянием признавался, что не способен разгадать эту загадку.
Господин Ладмираль испытывал зуд в руках, ему хотелось схватить палитру, послать к черту гостей, принуждавших его терять время. Но он тотчас успокоился. Нет! Пусть не оставляют меня одного, я все равно ничего не сотворю. Разве не лучший способ распорядиться своим временем - это потерять его?
В конце концов все отправились в сад. Оба мальчика, лежа на животе на лужайке, занимались тем, что пытались поджечь навозного жука, ловя куском стекла солнечные лучи. Люсьен слегка порезал мизинец, но тщательно скрывал рану, опасаясь йодной настойки. Детям пояснили, что их жестокость просто ужасна, да к тому же они все равно ничего не добьются без лупы.
- Я знаю, - ответил Эмиль, - но у нас ее нет.
- Дедушка мог бы нам одолжить свою, - сказал Люсьен. - Я знаю, где она лежит.
Господин Ладмираль дорожил своей лупой как зеницей ока, как и вообще всеми своими вещами. Он притворился глухим.
- Дедушка, ты не одолжишь нам свою лупу? - не отступал Люсьен. - Я знаю, где ее найти.
- Вечно ты что-то выпрашиваешь, - сказал Эдуар и увлек за собой отца. "Бедный старик еще, чего доброго, не сможет им отказать, - думал он, - а мне известно, как ему это неприятно".
- Разумеется, разумеется, ты можешь ее взять, - поспешно согласился господин Ладмираль. - Только будьте с ней поаккуратнее. И уж если вам так хочется, то лучше с помощью бумаги разожгите хворост, а животных не трогайте. "Они сломают лупу, - думал он, - но не могу же я им все время отказывать. Господи, как же эти дети плохо воспитаны!"
И он пояснил Мари-Терез:
- Гонзаг все время боится, что они что-нибудь сломают.
- Я пытался спасти тебя от них, - заметил Эдуар.
- Знаю-знаю, - отозвался господин Ладмираль, награждая сына дружеским тумаком. - Ты самый лучший из сыновей.
- А ты - лучший из отцов! - сказал Гонзаг, ответив таким же тумаком.
Мари-Терез подумала о том, как трогательно видеть ладящих друг с другом отца и сына. И, счастливая, взяла под руку господина Ладмираля, чтобы пройтись по саду.
Сад был большой, с множеством великолепных цветов, с высокими деревьями, чуть шелестевшими листвой под лучами солнца. За невысокой каменной оградой простирались деревенские поля, которые подходили одной стороной к самому лесу. Господин Ладмираль любил свой сад и гордился им. Он запечатлел его на сотнях картин и дорожил им, как дорожат сокровищем. Никаких грядок для овощей, одни цветы и деревья. Фруктовых совсем мало. Просто деревья. Обыкновенные деревья.
Эдуар взял под руку отца с другой стороны, и они все трое стали медленно прогуливаться между цветниками. Эдуар почувствовал, как краска прилила к его щекам, и понял, что взволнован. Он искоса взглянул на идущего рядом невысокого и чуть сгорбленного старика. Сверху ему был виден отцовский череп, окруженный венчиком седых волос. Он ощущал под своей рукой еще крепкую руку отца и влажное тепло подмышек. Внезапно, как в предчувствии беды, у него сжалось сердце, он невольно прижал к себе теплую руку отца, словно для того, чтобы удержать его, и замедлил шаг. Он подумал, что отец умрет, умрет не когда-нибудь, как умрут все, а очень скоро. Он снова поглядел на него, и так как они с женой с двух сторон поддерживали господина Ладмираля, Гонзаг вообразил, что тот еле передвигает ноги.
- Ты не устал? - обеспокоенно спросил он.
- Устал? Я? Какие глупости!
Эдуар, уязвленный, отпустил руку отца. Он решил было ответить колкой шуткой, но удержался и лишь глубоко вздохнул.
- Ты задыхаешься? - спросил господин Ладмираль. Затем без труда преодолел ступени, ведущие к небольшому бельведеру. Там стояла каменная скамья, на которую все трое и уселись. Эдуар сжал зубы, ибо догадывался, что скажет отец. Так и случилось.
- Здесь как раз и сидели когда-то сидельцы, - весело сказал, усаживаясь, господин Ладмираль.
Как обычно, Эдуар слегка усмехнулся, а господин Ладмираль, как обычно, похлопал его по колену.
Затем указал на пейзаж, который изрядно портила строящаяся дорога. Чтобы избежать объезда, в холме была прорыта траншея - новая дорога пойдет прямо через холм. По воскресеньям на стройке никого не бывало.
- Видишь, как мало они сделали за две недели, - сказал господин Ладмираль ( Я называю две недели, так как вас не было на прошлой неделе: Но я не в обиде... ). Ну не смешно ли? Вот уже год как они работают тут - "работают" слишком сильно сказано, - и все это, чтобы выиграть каких-то четыреста метров... А ведь мы, говорят, живем в век скоростей, и нами руководят люди, разъезжающие в автомобилях! Да ладно!..
Всякий раз когда представлялась такая возможность, господин Ладмираль охотно пользовался автомобилем, но почему-то таил на него глубокую обиду. Сын почувствовал, что назревает давний спор об автомобиле, прогрессе, старых добрых временах, политике и социальных проблемах, давний спор, которого он старался избегать и который его отец неизбежно навязывал ему вот уже в течение многих лет. Эдуар снова вздохнул.
- Вот именно... Ты верно заметил.
Господин Ладмираль почувствовал, что сын уходит от разговора. И произнес с некоторым вызовом:
- Ну, конечно, я ведь принадлежу к другой эпохе... Ты молодой, тебе это должно казаться в порядке вещей...
- Вот именно, - произнес Эдуар, - должно... А на самом деле это не так. Я, как и ты, нахожу нелепым, когда тратят миллионы, чтобы сократить дорогу на четыреста метров.
- Неужели ты тоже так считаешь?
Господин Ладмираль почувствовал разочарование. Постоянное поддакивание сына, как всегда, смущало его. Собственные его взгляды, когда тот их поддерживал, начинали ему казаться куда менее бесспорными. Находя их отсталыми для сорокалетнего мужчины, он волей-неволей начинал обвинять в отсталости и самого себя. И за это немного сердился на Гонзага.
- Твоя сестра думает иначе, - сказал он спустя некоторое время, чтобы возобновить разговор.
- Это-то меня ничуть не удивляет, - произнес Эдуар с многозначительным смешком.
