Современная комедия - Джон Голсуорси
Он протянул Майклу обложку.
Майкл растерянно посмотрел на обложку сторбертовского романа. Одно дело произнести «ложь во спасение», заранее ее обдумав, другое дело – отрицать очевидность.
Но Бикет и не дал ему говорить:
– Я по вашему лицу вижу, что это она. Что же это такое? Я желаю знать правду – я должен знать правду! Если это ее лицо, значит, там, в галерее, – ее тело… Обри Грин, то же имя. Что же это значит? – Его лицо стало грозным, его простонародный акцент зазвучал резче. – Что за штуку она со мной разыграла? Я не уйду отсюда, пока вы не скажете!
Майкл сдвинул каблуки по-военному и сказал внушительно:
– Спокойней, Бикет!
– Спокойней! Посмотрел бы я, как вы были бы спокойны, если б ваша жена… И столько денег! Да вы ей никогда и не давали денег – никогда! И не говорите мне об этом!
Майкл принял твердое решение. Никакой лжи!
– Я одолжил ей десять фунтов, чтобы получилась круглая сумма, вот и все; остальное она заработала честным трудом, и вы должны ею гордиться.
Бикет даже раскрыл рот.
– Гордиться? А как она их заработала? Гордиться! Господи ты боже мой!
– В качестве натурщицы. – Голос Майкла звучал холодно. – Я сам дал ей рекомендацию к моему другу, мистеру Грину, в тот день, когда вы со мной завтракали. Надеюсь, вы слышали о натурщицах?
Пальцы Бикета рвали обложку, обрывки падали на пол.
– Натурщицы! – воскликнул он. – Для художников – да, слышал, еще бы… Свиньи!
– Не больше свиньи, чем вы сами, Бикет. Будьте добры не оскорблять моего друга. Возьмите же себя в руки, слышите? Закурите-ка!
Бикет оттолкнул протянутый портсигар.
– Я… я так гордился ею, а она со мной вот что сделала! – Звук, похожий на рыдание, вырвался из его груди.
– Вы ею гордились, – сказал Майкл, и его голос стал резче, – а когда она делает для вас все, что в ее силах, вы от нее отрекаетесь – выходит, так? Что ж, по-вашему, ей все это доставляло удовольствие?
Бикет вдруг закрыл лицо руками и пробормотал чуть слышно:
– Разве я знаю?..
Жалость волной охватила Майкла. Жалость? Долой!
Он сухо проговорил:
– Перестаньте, Бикет. Вы, кажется, забыли, что сами-то сделали для нее?
Бикет отнял руки от лица и дико уставился на Майкла.
– Уж не рассказали ли вы ей об этом?
– Нет, но расскажу непременно, если только вы не возьмете себя в руки.
– Да не все ли мне равно – рассказывайте. Лежать в таком виде перед всем светом! Шестьдесят фунтов! Честно заработала! Думаете, я так и поверил? – Отчаяние звучало в его голосе.
– Ах так! – сказал Майкл. – Да ведь вы не верите просто потому, что невежественны, как те свиньи, о которых вы только что говорили. Женщина может сделать то, что сделала ваша жена, и остаться абсолютно порядочной. Я вот нисколько не сомневаюсь, что так оно и было. Достаточно посмотреть на нее и послушать, как она об этом говорит. Она пошла на это, потому что не могла вынести, что вы продаете шары. Она пошла на это, потому что хотела вытащить вас из грязи и найти выход для вас обоих. А теперь, когда этот выход найден, вы подымаете такую бучу. Бросьте, Бикет, будьте молодцом! А как по-вашему, если бы я рассказал ей, что вы для нее сделали, она бы тоже так ныла и выла? Никогда! И вы поступили по-человечески, и она поступила по-человечески, черт возьми! И пожалуйста, не забывайте этого.
Бикет снова глотнул воздуху и сказал упрямо:
– Хорошо вам рассуждать – с вами таких вещей не бывало.
Майкла сразу охватило смущение. Нет, с ним этого не бывало! И все прежние сомнения относительно Флер и Уилфрида будто ударили его по лицу.
– Слушайте, Бикет, – сказал он вдруг, – неужели вы сомневаетесь в любви своей жены? В этом ведь все дело. Я видел ее всего два раза, но не понимаю, как можно ей не верить. Если бы она вас не любила, зачем же ей тогда ехать с вами в Австралию, раз она знает, что может заработать здесь большие деньги и весело жить, если захочет. Я могу поручиться за моего друга Грина. Он – сама порядочность, и я знаю, что он не позволил себе ничего лишнего.
Но, глядя Бикету в лицо, он сам подумал: «А все прочие художники тоже были сама порядочность?»
– Слушайте, Бикет! Всем нам приходится иногда в жизни тяжко – и это для нас хорошая проверка. Вам просто надо верить ей – и все; тут ничего больше не поделаешь.
– Выставляться напоказ перед всем светом! – Слова с трудом выходили из пересохшего горла. – Я видел, как картину вчера купил какой-то треклятый олдермен.
Майкл невольно усмехнулся такому определению Старого Форсайта и сказал:
– Если хотите знать, картина куплена моим тестем нам в подарок и будет висеть в нашем доме. И потом, имейте в виду, Бикет, это превосходная вещь.
– Еще бы! – воскликнул Бикет. – За деньги-то!.. Деньги все могут купить. Они могут и человека купить со всеми потрохами!
«Нет, – подумал Майкл, – с ним ничего не поделаешь. Какая уж тут эмансипация! Он никогда, вероятно, и не слыхал о древних греках. А если и слыхал, то считает их сворой распутных иностранцев. Нет, надо этот разговор кончать». И вдруг он увидел, что слезы выступили на огромных глазах Бикета и покатились по впалым щекам.
Вконец расстроившись, Майкл сказал:
– Когда попадете в Австралию, вы обо всем этом даже не вспомните. Черт возьми, Бикет, будьте же мужчиной! Она сделала это из лучших побуждений. Будь я на вашем месте, никогда бы и виду не подал, что все знаю. Наверно, и она так поступила бы, если б я рассказал ей, как вы таскали эти злополучные «Медяки».
Бикет сжал кулаки, что до смешного противоречило его слезам, потом, не добавив ни слова, повернулся и поплелся к двери.
«Н-да, – подумал Майкл, – ясно, что давать советы не моя специальность. Несчастный он человечишка!»
VI
Квиты
Шатаясь, как слепой, шел Бикет по Стрэнду. Характер у него от природы был спокойный, и после нервной вспышки он чувствовал себя совершенно больным и разбитым. Солнце и ходьба понемногу восстанавливали способность мыслить. Он узнал правду. Но вся ли это правда? Неужели все эти деньги она заработала без… Если бы он поверил этому, то, может, там, далеко от города, где за шиллинг ее могут увидеть голой, все могло бы забыться. Но столько денег! И даже если и так, если все заработано честно, как утверждает мистер Монт, сколько дней, перед сколькими мужчинами выставляла она свою наготу!
