Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 2
Гермоген отодвинул от себя кружку и внимательно слушал. Когда Глушков начал серьёзно обсуждать эту идею, он встал и выглянул из домика.
— Верёвка-то Есть, олешка тащить может. Потом и канат привязать можно. Коросо, когда думай маленько Есть. Сопсем коросо, Если все думай колкозом.
Начальник Дальстроя приказал отдать лучшие машины, оборудование и специалистов во вновь созданное Юго-Западное управление.
Колосову нужно было набирать новых людей, обучать. Он поехал по приискам.
На «Золотистый» попал ночью. В конторе начальника прииска не оказалось. Он проводил в лагпункте собрание.
Юра пошёл в зону. Там было тихо, только кое-где проходили заключённые, забравшись по уши в бушлаты. В столовой горел Яркий свет. У дверей толпился народ. Как видно, мест не хватало, и люди стояли в тамбуре. В приоткрытую дверь выбивалась полоса жёлтого света
и падала на худые лица заключённых, пристроившихся у стены. Высокий человек с тощей бородёнкой и в выпуклых очках вытягивал длинную шею, заглядывая в помещение.
Знакомый профиль, стёкла очков привлекли внимание Колосова. Толька? Неужели он тут? Но почему не даёт о себе знать? Нет, Едва ли.
Юра подошёл к столовой и громко закашлял, как когда-то в Среднекане, когда хотелось позлить Белоглазова.
Ему показалось, что человек с рыжей бородой вздрогнул. Он? Мужчина медленно повернул голову, и Юра встретился с потухшим взглядом. Худой, морщинистый, с чёрными помороженными щеками и выпяченной вперёд нижней губой. Что-то тупое, безразличное и совершенно незнакомое в лице. Нет, не он. Кроме очков и близорукого прищура ничего похожего…
Юра сбежал с крылечка и снова оглянулся. Рыжебородый сосредоточенно смотрел в другую сторону.
В конторе уже толпились прослышавшие о приезде Колосова заключённые.
— Гражданин начальник, возьми! Токарь-универсал седьмого разряда.
— Какие станки знаешь? — на ходу спросил Юра.
— Да как они? Вот, тварь, память…
— Такмаки, — подсказал кто-то из двери.
— Ну да, такмаки…
— Да это нефтяные двигатели, — засмеялся Колосов.
— Ну всё равно, там болванки таскать, что-нибудь вертеть. Возьми, начальничек…
— Формовщик восьмого разряда по художественному литью, — проталкивался вперёд высокий парень с мушкой на щеке.
— Куда прёшь, ты, морда. Моя очередь, — двинул Его плечом второй. — Слесарь я, лекальщик. Требуются?
Колосов улыбнулся и вынул из кармана пачку чертежей.
— Ну, с кого начнём? — поднял он голову.
Парни переглянулись. Кто знает, вдруг потребуются просто чернорабочие, а может, удастся как-нибудь обмануть?..
Белоглазов, конечно, сразу узнал голос Колосова. Всё это время в душе он ждал этой встречи, знал, что Колосов постоянно бывает на приисках. И вот теперь он стоял в нескольких шагах. Анатолия охватил страх.
Что же делать?.. Признаться, а потом?
Вдруг не поверит и оттолкнёт? Но это было бы Ещё полбеды. А Если бросится обниматься?
Кто-кто, а он, Белоглазов, на горьком опыте знает, чем может всё это кончиться. И тень ляжет не на одного Юрку…
Белоглазов постарался придать лицу отсутствующее выражение, выпятил нижнюю губу и посмотрел тупым, безразличным взглядом.
Сердце вырывалось из груди. Выдержать бы эти несколько секунд. Кажется, удалось. Он услышал, как сбежал Юрка, услышал, как смолкли вдали Его шаги.
Анатолий вздохнул и сразу почувствовал, как Ему стало холодно.
— Что с вами, бывший? — поднял на него глаза Кротов. — Эге, брат, да на вас лица нет? Шли бы лучше в барак.
У конторы толпились заключённые. Староста открывал дверь и приглашал то литейщиков, то станочников, предупреждая всех, что берут только с малыми сроками. Спросили инженера-геолога.
Неужели Юрка решил Ещё проверить таким способом?
Белоглазов прошёл к себе в палатку, но почти сразу же туда заглянул нарядчик.
— Эй ты, фитиль! Ты числишься геологом? — окликнул он Белоглазова.
— Нет.
Анатолий вышел и долго бродил от палатки к палатке. Он не обвинял Колосова за то своё письмо, в котором он рассказывал об аресте своего дяди — старого большевика. Ну что с Юры взять? Если он передал письмо органам, то сделал это искренне. Но в душе жила боль. Несколько раз помимо воли оказывался он у конторы и тут же в страхе поворачивал обратно. Открылась дверь, знакомые шаги…
Анатолий почти побежал, но шаги нагоняли Его. Он свернул за палатку, шаги следом…
— Гражданин, на минутку. Вы так похожи на моего друга… — голос взволнован, срывается.
Анатолий глазами направо, налево. Дальше снег, проволочное ограждение…
— Толька, ты брось. Теперь-то меня не обманешь, по твоим ногам я тебя где хочешь узнаю. Да постой же, дурень…
Деваться больше некуда. Пришлось остановиться. Юра подошёл вплотную и заглянул в глаза. Белоглазов молчал, сдерживая дыхание.
— Ты чего же это припустил от меня? Или, может быть, стыдишься в глаза-то смотреть? А?
— Да, это я, гражданин Колосов. — Белоглазов и сам не знал, почему так ответил.
Чёрт возьми, ведь он. Теперь уже не было сомнения. Но Его странное поведение насторожило Юру.
— Гражданин Колосов? — повторил он насмешливо и резко спросил — Толька, да как же так? Неужели правда?
Хлестнуло обидой. В душе Белоглазова забурлило, и он зло улыбнулся:
— Был когда-то Толька. Теперь предатель и враг народа заключённый Белоглазов. — Он отвернулся и тихо пошёл.
— Ну подожди. Враг народа? Не верю. Может, кто-нибудь наклепал?
Белоглазов молчал.
— Скажи, как это случилось? — снова спросил Юра.
Белоглазов беззвучно усмехнулся:
— Тебе это лучше знать.
— Что ты хочешь этим сказать? — вспыхнул Колосов.
— То самое…
— Значит, я на тебя наклепал? Ты что, обалдел?
— Эх, Юрка, Юрка! И кто бы мог подумать?
Колосов вспыхнул, ничего не понимая. Перед ним был совсем не Толька, а какой-то жёлчный, озлобленный человек…
Да и у Белоглазова горечь захлестнула весь здравый смысл. Они стояли и смотрели друг на друга с нескрываемой ненавистью. Первым стал приходить в себя Анатолий. Он опустил глаза, тихо, но зло проговорил:
— Ты спрашиваешь, правда ли? Но Если человек подписал признания своей собственной рукой, а потом скажет тебе, что всё это ложь, ты Ему поверишь?
— Значит, ты признался?
— Да.
Юра отшатнулся от него.
— И ты был мне другом?
Анатолий шагнул к Колосову, подбирая слова, чтобы всё объяснить.
— Юра… Ты послушай…
Но Колосов вдруг схватил Его за бушлат и что было силы оттолкнул от себя. Не оглядываясь, бросился к проходной.
— Юра… Юра… — крикнул Анатолий и, не удержавшись, полетел в снег. Очки отлетели в сторону. Он принялся шарить руками по тропинке, а когда нащупал их и поднялся, Колосова не было видно.
Как же глупо всё получилось! Белоглазов хотел заплакать, но слёз не было. А может быть, так лучше?
Нить электрической лампочки то накалялась до ослепительного свечения, то тухла до красноты. Юра поднял голову, прислушался. Двигатели на станции работали неравномерно. Значит, опять плохое горючее. Он поднялся и стал одеваться.
Из кухни пришла Женя в белом переднике, вымазанном в муке. В глазах Её блеснула тревога.
— Уже побежал? А лепёшки?..
— Потом, потом, Женечка.
Она опустилась на стул и вытерла передником руки.
— Юра, ты в конце концов должен сказать, что произошло?
— Опять ты, Женечка? Ну, с перевозками на Бутыгычаг не совсем хорошо получается. Возить шестьсот тонн, а там не дорога, а чёрт знает что. На один перевал трактора на тросах поднимают. А там Ещё это Солнечное озеро. Трясина не замерзает, так и жди неприятностей, — говорил Юра, пряча глаза.
— Неправда, Юра. Это неправда, меня не обманешь. У тебя что-то другое.
Женя кусала губы, сдерживая себя. С тех пор как вернулся Юра с приисков, он резко переменился. Стал рассеян, задумчив. Просыпаясь почью, она видела, что он лежит с открытыми глазами. Её Юрка что-то мучительно переживал.
— Женя, успокойся, у меня всё нормально.
— Если ты уже не считаешь меня другом, самым близким для тебя человеком, я пойду к Михаилу Степановичу. Он сам с тобой поговорит. Он уже спрашивал меня, всё ли у нас с тобой ладится. Да и другие замечают твоё угнетённое состояние.
— Пойми, Женечка. Теперь надо работать в два раза лучше и больше. Время-то ты сама понимаешь какое?
— А вчера оно было другим? Ты начал лгать, и это плохо.
Юра вспыхнул и сказал что-то грубое. Женя расплакалась.
— Чёрт знает что, — буркнул он уже зло и, хлопнув дверью, вышел.
Действительно, встреча с Белоглазовым тяжёлым камнем легла на сердце. Он не мог простить себе той вспышки и чувствовал себя виноватым перед ним. История Тольки мучила Его.
А может быть, действительно пойти к Краснову и всё рассказать?
