Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 2
В кабинет начальника прошёл технорук. Это совсем испортило настроение Кротову. Есть ли смысл разговаривать по столь деликатному вопросу в присутствии этого неприятного человека? Может быть, просто отложить разговор и уйти? Тогда чем объяснить свой уход?
— Простите, но я перестаю что-либо понимать, — уже кричал Балахонов. — Или больных и ослабевших не кормить? У вас права, законы, ну и делайте это сами.
Тут, как видно, Балахонову сказали что-то резкое. Он сразу сбавил тон.
— Я совсем не беру на себя смелость и право вмешиваться, но я начальник прииска… — Он стал тяжело дышать и виновато проговорил: — Да, приказ не обнародован. Перерасход фондов имеется. Но я не мог этого сделать. Что я могу сказать? Как видно, все дороги ведут в Рим. — Он Ещё долго слушал и совсем убитым голосом закончил — Ну что же, может быть, так лучше? Пусть решает начальник Дальстроя. — И повесил трубку.
— Напрасно так, — прогудел технорук.
— Но всему Есть предел, — вздохнул Балахонов.
— Ты, наверное, думаешь, что совершил подвиг, героизм проявил? А по-моему, глупейшую трусость. Подставить голову шальной пуле — не храбрость, это может каждый дурак.
В кабинете стало тихо.
— Ну, кто там Ещё? — выглянул в дверь Балахонов.
Кротов прошёл в кабинет и остановился у порога.
— Бригадир забойной бригады, заключённый Кротов, — как было принято, доложил он.
— Садитесь. — Балахонов опустился на стул и поднял глаза. — Слушаю вас.
Вид у него был расстроенный. На щеках Ещё горели красные пятна. Технорук, насупившись, сидел в углу.
— Бригада может получиться неплохой, люди стараются, но слабеют. Поддержите с питанием, Если можете, — нерешительно попросил Кротов.
— Не знаю, право, как вам помочь… Понимаю, что надо, — сказал виновато Балахонов и посмотрел на Попова. — Если выпишу ларёк, деньги-то наберёте?
— Какие деньги? — усмехнулся Кротов.
— Чего ты спрашиваешь? — вмешался технорук. — Дай из фондов поощрения за подъёмное золото, как-нибудь выкрутимся. Бригада старательная, это верно.
Технорук вынул блокнот и стал писать.
— Тут небогато, но всё же. Только учти, табачок я тебе не для раскура приписал. Поменяешься с жульём на пайки, — басил он. — Ну а теперь — марш! — и передал записку.
Кротов стоял.
— Что Ещё у тебя?
— Отдыхать почти невозможно. Вот Если бы отгородить часть палатки для бригады. Нам только разрешение и доски…
Балахонов молчал. Кротов уже повернулся, чтобы выйти, как технорук остановил Его снова.
— Куда же ты? Раз заикнулся, давай будем решать.
Балахонов пожал плечами.
— Да, разгородить, конечно, неплохо, — рассеянно сказал он.
— А что, бригадир, давай попробуем, — снова вмешался технорук. — Доски я тебе дам, но ставлю условие — возьмёшь к себе десяток хороших парней. Что-нибудь Ещё?
— Всё.
— Тогда давай, — показал на дверь технорук.
Интересный человек, думал Кротов, шагая в лагерь. Ждал он от Попова всё что угодно, но только не такой решительной помощи. Это никак не вязалось ни с Его грозными окриками в лагере, ни с суровым Его видом, ни со слухами, какие про него распространялись…
— На прииске Павлов и начальник управления лагерей Гаранин, — передавали друг другу заключённые.
Живей зашевелились серые бушлаты. Звонче застучали кувалды по клиньям. Глубже натянули на головы шапки заключённые, стараясь не оглядываться и не смотреть по сторонам. Даже Кротов бросил срочные замеры и взялся за кайло. Только старик продолжал работать так же размеренно.
Скоро в забое показалась группа людей.
Рядом с Павловым шёл Гаранин. Он был среднего роста, плотный, кругленький, с короткой шеей и пухлым лицом. Если бы не мутный взгляд, Его можно было принять за добродушного человека. Облечённый огромными правами, он, по существу, самолично решал судьбу заключённых.
Руководителей Дальстроя сопровождала свита из военных и работников администрации прииска. Балахонов шёл сзади.
Не останавливаясь, начальство проследовало по забою и повернуло к дороге, где чернели три легковых машины.
— Пронесло, — вздохнул Белоглазов, сдирая с ресниц шарики льда.
— Несчастный вид у начальника прииска, не позавидуешь. А был, как видно, неплохой человек, — заметил задумчиво Кротов.
— Почему «был»?
— Так надо полагать, — ответил бригадир, принимаясь кайлить.
Грузин прикатил тачку.
— Слушай, дорогой, Ещё по пятьдесят тачек, и будет сто процентов. Дотянем? А?
— Надо. Ещё так несколько дней, и мы уже на ногах, — улыбнулся Кротов.
В лагпункт вернулись поздно. Теперь в отгороженной части палатки было тепло. Кротов зашёл в контору и Явился чем-то удручённый. Он молча прошёл к себе в угол и сел.
— Что-нибудь произошло? — Белоглазов поднял голову и посмотрел на бригадира.
Кротов поднялся.
— Как я и думал, начальник прииска с работы снят и отдан под суд за перерасход фондов котлового довольствия. Так что надо готовиться к худшему.
Новый начальник лагпункта зачитал приказ о введении дифференцированного питания. Сложив листки, сунул их в карман и повернулся к группе военных, присутствующих на разводе.
— Товарищ капитан, прошу, — взял он под козырёк и снова скользнул глазами по строю. — Дополнительные разъянения даст прикреплённый к прииску уполномоченный Дальстроя.
Полный румяный капитан наклонил оплывшее складками лицо и, грозя пальцем в кожаной перчатке, заговорил:
— Слушайте, вы! Я заставлю работать всех. Вы мне этот саботаж бросьте. Лёгкие хлеба — этот общий котёл закрыт, хватит. Каждый получит сколько выработает. Учтите, кто не хочет честно работать, тот не будет Есть.
Глаза Его, пробежав по рядам строя, задержались на старике. Тот подтянулся и Ещё выше поднял голову.
— Имейте в виду, охрана получила команду: всех, не выполняющих нормы, задерживать в забое до окончания сменного задания, независимо от времени. Всякое сопротивление будет сломлено. Враг, не сложивший оружие, будет раздавлен. Теперь вам созданы все условия для работы. Никакие отговорки в расчёт не берутся.
Анатолий был потрясён. Саботаж? Вражеское сопротивление? Общий котёл — лёгкие хлеба? Как всё это понимать?
Продолжая говорить, капитан двигался вдоль колонны и, поравнявшись с Русиновым, остановился, оглядел Его с ног до головы.
— Слушайте, вы! Как помнится, мы с вами где-то встречались?
— Так точно! На пересыльном пункте Владивостока, гражданин капитан! — подсказал тот.
— Да-да. Так вы Ещё тут?
— Да, здесь. И надеюсь, что ненадолго.
— Слушайте, вы! Что это за вид? Как вы стоите? Что это за форспарад? Вы мне это бросьте! Вы мне тут бородой не трясите! — неожиданно рассвирепел капитан.
Анатолий только сейчас признал лейтенанта. Он уже получил повышение, расплылся Ещё больше и держался куда важней. Русинов стоял невозмутимо и, когда капитан замолчал, твёрдо сказал:
— Я знаю строевую службу и не нарушил дисциплину, У вас нет основания быть недовольным.
Это окончательно взбесило капитана.
— Да-да. Я помню ваши штучки. Слушайте. К вам надо присмотреться. Я дам указание… — закончил он многозначительно и подозвал начальника лагпункта. — Слушайте, вы! Что тут за распущенность? Что это за вид? — показал он на бороду Русинова. — Вы мне тут наведите порядок.
— Колонны, к выходу! — скомандовал староста, и серая масса покатилась к проходной.
Пока люди выстраивались по бригадам, к старику подбежал взволнованный Сергей.
— Сняли с бани как пятьдесят восьмую и перевели в бригаду забойщиков.
Старик привлёк Его к себе.
— Крепись, Сергей, крепись. Ничего, выдержим. Теперь-то, надеюсь, недолго осталось…
— Ты что это, тварь, опять спишь? А ну, в строй! — сквозь сон услышал Белоглазов. Он привычно втянул голову и, подхватив свалившуюся шапку, встал в ряд. Широкие плечи старосты затерялись в толпе. Бригады потянулись к воротам. Подошёл Кротов и встал рядом. Анатолий снова закрыл лицо воротником.
Путалось всё: время, мысли, события. Он приучился засыпать на разводах, в очередях, в перерывах при обогреве и даже когда следовал в колонне.
Первые бригады уже выходили из ворот, когда показались штрафники. Белоглазов сразу заметил высокую фигуру старика. Он шёл впереди с отёкшим лицом, усталый, грязный, но такой же строгий и гордый. Завсегдатаи изолятора — жульё, — забравшись с головой в бушлаты, Ёжась и вздрагивая, семенили мелкими шажками. И какими же ничтожными казались они — молодые, здоровые — по сравнению со стариком.
Штрафников поставили у проходной рядом с общей колонной. Анатолий заметил под глазом старика синий отёк, ссадину на скуле и чёрные припухшие губы.
Кротов вынул из-за пазухи небольшой пакетик и протянул старику.
