Бред (журнальный вариант с дополнением исключённых глав) - Марк Александрович Алданов
— Он завтра сюда приезжает. Джим ради меня навсегда порвал с американцами! Но не могли же мы уехать вместе, это было бы не конспиративно. И представь, он даже и до меня был левый! Джим против раздела России.
— Джим против раздела России. Неужели? Вероятно, ты тоже в него влюбилась? — с надеждой спросил Шелль.
— Нет, он недостаточно для меня умен. Я люблю только умных людей, хотя бы они были такие хамы, как ты. И мне не нравится его имя Джим! Что может быть прозаичнее? Надо называться Бальдур фон Ширах! Вот это чудное имя!
— Чудное. Он хорошо тебе заплатил? Не Бальдур фон Ширах, а американец.
— Ни гроша. Это было по любви, я с него ничего и не взяла бы.
— Быть может, у тебя комплекс Федры? Ничего, ангел мой, советский полковник даст тебе много денег. Куй железо, пока горячо! Поезжай в Берлин немедленно, сегодня же.
— Зачем же ковать железо так быстро? Нет, я посижу тут с Джимом и с тобой, — насмешливо сказала она. — А твой советский полковник не только хам, но и скупердяй.
— Ты ему уже доставила бумаги?
— Разумеется. В тот самый день, какой мне указали, — ответила Эдда. Это было не совсем точно: Джим велел сдать пакет 18-го, но в этот день у неё было несколько примерок у портных, и она сдала пакет накануне. — И знаешь, сколько они мне заплатили?— Она назвала сумму, действительно не очень большую. — Правда, объяснили, что должны установить важность бумаг, дают пока только на расходы. А у меня расходы были огромные. Я не могу быть одета так, как твоя девчонка! Она уже твоя любовница или только будет? Ты и в любви человек двойной жизни.
— Кохана, ты дура. Понимаешь: ду-ра. Дэ как дубина, у как умора, эр как рехнулась, а как ахинея. Говори в виде исключения толком. Помни, Валаамова ослица и та однажды заговорила человеческим языком. Тебе нужны деньги?
— Мне всегда нужны деньги! Подумаешь, дали гроши и спрашивают! — сказала она с возмущением, но неопределенно: гроши ей дала советская разведка, а Шелль, как всегда, был щедр, она это признавала.
— Я мог бы тебе добавить, ангел мой. Конечно, немного.
— Вот как? Ты разбогател?
— Получил тысячу долларов. Половину могу тебе дать.
— Приятно слышать. Но что я сделаю на пятьсот долларов? Разве это деньги пятьсот долларов?
— Я потом пришлю еще.
— Потом? Пришлешь? Значит, ты пока в Берлин не возвращаешься?
— Возвращаюсь очень скоро. ещё не знаю, когда именно.
— Ты хам, — сказала она уже совсем добродушно. Когда сердилась, произносила это слово с тремя «х» «х-х-хам!» Теперь «х» было одно. — И, пожалуйста, не думай, что я так влюблена в тебя. Ты мне стал индифферентен.
— Это неграмотно, но по существу хорошо, — сказал он, очень довольный.
— Не тебе учить языку поэтессу. Я говорю не по шаблону, а создаю свои выражения, я творю язык. Всё-таки за пятьсот долларов спасибо. Они очень кстати. Тебе не трудно дать их мне?
— Трудно, но я дам. Так на молодом американце, значит, ты не поживилась?
— Какое хамское выражение!
— «Верх необразования и подлость в высшей степени».
— Я у него не брала денег по тысяче причин. Во-первых, у него их нет.
— Тогда, красавица, остальные девятьсот девяносто девять причин излагать незачем.
— Правда, у него дядя миллионер, но, вероятно, он ему дает очень мало.
— Какой скверный дядя! По-видимому, лейтенант тебя бросит, кохана?
— Меня никто никогда не бросал! Но я скоро его брошу. Он мне надоел.
— Верно, он недостаточно инфернален? Что ж, кохана, довольна ли ты своей новой профессией?
— Нет. Совсем недовольна!.. Ты вечно надо мной насмехаешься, говоришь со мной, как с дурой, разве я этого не вижу? «Недостаточно инфернален», ах как глупо! Я не ангел, но ведь и ты ничем не лучше меня. Попробовал ли ты хоть раз заглянуть в мою душу? Хочешь ли ты, чтобы я тебе рассказала мое детство?..
— Нет, не хочу ... То есть хочу, но когда-нибудь в другой раз.
— Догадываешься ли ты, как мне все это надоело, все гадости, вся грязь! Я только и желаю жить, как порядочные люди. Разве я не знаю, кто я?.. Мне очень не везло в жизни, — сказала Эдда и вдруг, к изумлению Шелля, прослезилась.
— Я хотел сказать, что ты, по-моему, старалась сделать свою жизнь возможно более поэтической. Тут ничего дурного нет... Чего же ты хочешь? — спросил он другим тоном.
— Я сама не знаю, чего хочу! Сейчас одного, через час другого! Знаю только, что я несчастна. Ты как-то говорил в Берлине о тихой пристани, мне тоже нужна тихая пристань. А о твоей разведке я больше и слышать не могу!
— Её можно и бросить.
— Но чем я буду жить? Всегда эти проклятые деньги! А ты ещё защищаешь капитализм!
— Надо подумать. Где ты остановилась?
Она назвала гостиницу — к счастью, не ту, где жил он, но тоже очень хорошую.
— Ого! Верно дорого. А я живу у этого, как ты почему-то говоришь, плюгавого господина. Он там с дамой, с той, которую ты видела. Представь, я нашел у него работу, и он оплачивает все мои расходы.
Шелль рассказал ей о Празднике Красоты. Эдда слушала недоверчиво, но внимательно. Название праздника чрезвычайно ей понравилось.
— Все это очень интересно, если ты не врешь. Так эта девчонка его любовница? И он хорошо платит?
— Сносно, — ответил Шелль. Его озарила мысль. «Надо подсунуть её Рамону! Но так, чтобы она здесь долго не оставалась. Чтобы не познакомилась с Наташей и чтобы видеть её возможно реже». — Ты ведь, кажется, говоришь по-испански?
— Говорю. Почему ты спрашиваешь?
— Он филиппинец и знает только испанский язык. Постой, у меня, кажется, гениальный план. Тебе надо сейчас же съездить в Берлин.
— Вовсе не сейчас же. Документы уже у них.
— Кроме документов, надо представить личный доклад. И притом немедленно, это я говорю с полным знанием дела.
— Он может немного и подождать. А если он заплатит меньше тысячи долларов, то я брошу у него службу!
Лицо Шелля приняло гробовое выражение.
— Ты думаешь, это так просто? Скажешь ему: «Больше не хочу у
