Не говорите Альфреду - Нэнси Митфорд
– Девять.
– Девять фунтов в неделю? Каждый? Это настоящее безумие. Теперь мы никогда их не вернем.
– Вот именно.
– За что они столько получают?
– Упаковка, Грейс. Они занимаются упаковкой целый день, пять дней в неделю, ради того чтобы освободить вечера для Бомбы из Бирмингема.
Последовала долгая пауза, а потом Грейс воскликнула:
– Человек, который дает Сигизмунду девять фунтов в неделю, чтобы тот для него паковал, наверное, не в своем уме! Вы бы видели его вещи, когда он приезжает из школы!
На следующий день в Орли, в толпе встречающих около входа я заметила прелестное личико Норти. При одном только виде этой девушки у меня поднялось настроение, которое, увы, больше не могли улучшить собственные сыновья. Оказывается, она запрыгнула в «роллс-ройс», когда он отъезжал от посольства.
– Все сгодится, чтобы отлынуть от работы на час или два, – откровенно призналась она. – Горячая новость!
– Нет, Норти!
– Я имею в виду хорошую новость – у Кофирепа прибыток. Ой, я так взволнована!
– Это кто, барсук?
– Фанни, напряги память и сосредоточься на моей жизни. Кофиреп – это мои акции. Так что я богата, моя старость обеспечена, ну порадуйся же!
– Не могу выразить, как я рада, особенно тому, что это не барсук.
– Как бы он мог в одиночку обзавестись потомством, бедняжка? Весной я добуду ему милую маленькую жену – я уверена, что он устроил там, в норе, брачные покои. Мы же не хотим, чтобы барсук чувствовал себя разочарованным? Ох, я умирала от желания кому-нибудь рассказать. Альфред толком не слушал – он в бешенстве из-за мальчиков. Филип сказал только, что ему хотелось бы знать, есть ли действительно конкурентоспособная нефть в Сахаре. Святых деньги не заботят, или, во всяком случае, так они говорят. Я заметила, что мне всегда приходится платить за такси, когда мы едем вместе. Это плохо, когда рядом нет никого, кто бы заинтересовался, – слава богу, что ты вернулась.
Больше Норти ни слова не сказала о мальчиках; либо проявляла такт, либо была слишком поглощена собственными делами – я подозревала последнее. Она продолжала болтать, пока мы не приехали домой. Когда мы остановились во дворе, я увидела группу людей, явно не поклонников Норти, ждавших у входа в ее жилище.
– Мистер Уорд, – пояснила она, – любезно позволил мне разместить объявление в сети Г. Смита с предложением моих котят в хорошие руки. Это создает мне много дополнительной работы – наведение справок и тому подобное. Хозяева должны быть людьми особенными, как ты понимаешь. Они должны пообещать… не кастрировать котят, жить на первом этаже с садом (я сама еду и проверяю), и, главное, они не должны быть связаны ни с каким ученым, фармацевтом или меховщиком. Котята пока не готовы покинуть нас с Кэти; это все рассчитано на будущее.
Конечно, Мокбар надлежащим образом возвестил миру, что сыновья посла покинули Итон, потому что директор школы пригрозил их выпороть, и теперь задействованы такой-то лондонской фирмой в своем отделе упаковки. Мокбар уже меня почти не раздражал и даже не вызывал кривой усмешки. Я начинала привыкать к его стилю и наблюдениям, которые сопровождали все наши действия. Заметки Мокбара больше не заставляли меня переживать за карьеру Альфреда. Шесть миллионов человек читали их, как сообщалось, и, очевидно, считали приятным вымыслом. Слишком часто адвокаты какой-нибудь жертвы обязывали Мокбара отказаться от своего заявления, чтобы публика больше доверяла его слову.
Несколько дней спустя Шарль-Эдуар спешно улетел в Лондон. К моим тайным ярости и раздражению, он вернулся в тот же самый вечер, таща за собой молодого Сигизмунда. Об этом рассказала мне Грейс, добавив:
– Он щелкнул кнутом, дорогая. Слава богу, что я замужем за французом. Что ни говорите, а они все же обладают в семье кое-каким авторитетом!
– Дело в том, что Альфред не может туда поехать прямо сейчас. Мне не следует беспокоить его, подстрекая это сделать. У него трудное время, он очень занят.
– Еще бы. Англичане! Не описать словами, что я чувствую! Они, попросту говоря, ведут себя ужасно. Уверена, сэр Альфред не может этого одобрять. Этот Ниам с его официальным визитом! Фанни, это предел! Этот колониальный царек буквально съел сотни французов, а теперь получил заем от Сталина… Да, я знаю, но по мне они все Сталины, я не могу постоянно заучивать их новые имена… так что теперь он сможет схватить и съесть новые сотни.
– Грейс, в профиле доктора Ниама, который я читала, сообщается, что он вегетарианец и очень профранцузский в душе.
– Они хотели сказать, в желудке. Ладно, у меня получилась шутка, я должна рассказать Шарлю-Эдуару. В последнее время я неважно себя чувствую.
– Утверждают, что он привержен западному миру и обладает юмором.
– Неужели? Англичане нам союзники или нет?
Как мне хотелось выяснить, каким таким кнутом щелкнул отец Сиги, заставив сына повиноваться. Похоже, ни я, ни Альфред не были способны на подобное. Когда наши мальчики отказывались прислушиваться к голосу разума, мы просто опускали руки. До меня начинало доходить, что как родители мы потерпели провал. Пока бунтовали все три мальчика, я еще могла это выносить; теперь же, когда Сиги подчинился родительской власти, дурное поведение наших двух высветилось ярче. Несомненно, нам тоже следовало найти какой-то способ справиться с ними.
– Горячая новость! – провозгласила Норти. – Угадай, почему Сиги вернулся?
– Месье де Валюбер поехал туда и щелкнул кнутом.
– Ну, если ты действительно хочешь знать, то он туда поехал, потому что у Сиги возникли проблемы с полицией. Его поймали за руку, когда он тырил бритвы.
– Что он делал, дорогая?
– Они упаковывали бритвы… тебе ведь это известно, не так ли? И получали девять фунтов в неделю, что, между прочим, заставляет предполагать, что квалифицированным секретарям в посольствах недоплачивают, но не будем об этом. Умный Сиги обнаружил, что если каждый день тырить по нескольку штук (нет, Фанни, перестань меня спрашивать, что означают слова, напряги мозги и слушай), то можно увеличить навар на целый фунт. Но поскольку он пока не привык красть, его поймали, и поднялся страшный шум. Шарлю-Эдуару пришлось поехать и выкупить Сиги, а не то бы его упекли в исправительный дом для несовершеннолетних или куда там еще. Представляешь?
Я почувствовала превосходство.
– Бедная Грейс, – промолвила я, – как ужасно.
– Кстати, старой иностранной даме не надо об этом рассказывать.
– А! Совершенно верно – не надо. Так что, Шарль-Эдуар в ярости?
– Ничуть. Он считает, что это забавно, и радуется, что Сиги передали в его руки. Теперь тот все-таки будет
