Доди Смит - Я захватываю замок

Я постаралась сообщить Стивену неприятную новость как можно тактичнее. Сказала все, что советовал отец, и много еще чего добавила от себя.

— У твоего приемника настоящий деревянный корпус, — заливалась я соловьем, — с красивой зеркальной полировкой.

Тем не менее, глаза его потухли. Он захотел подняться в спальню взглянуть на граммофон.

Окинув взглядом это великолепие, Стивен проронил:

— Красивая вещица. — И вышел.

— Но радиоприемник в нем не очень! — не слишком убедительно прокричала я вслед.

Стивен сбежал вниз по лестнице.

Мое сердце разрывалось от жалости! Он ведь столько месяцев копил деньги!

Я бросилась следом, но на верхней ступеньке остановилась: Стивен рассматривал свой коричневый радиоприемничек. Выключив звук, совершенно убитый, он стремительно вышел в сад.

Настигла я его уже на подъемном мосту.

— Прогуляемся? — предложила я.

— Как хочешь, — не поворачивая головы, отозвался он.

Мы медленно побрели вдоль аллеи. Похожее чувство меня терзало, когда у Роуз сильно разболелся зуб; я казалась себе ужасно черствой оттого, что не могла разделить ее боль, ведь простым состраданием чужую муку не облегчить. И все же если бы передо мной стоял выбор: подарок от Саймона или спокойствие Стивена, — я бы предпочла… подарок.

Я, как ни в чем не бывало, завела разговор о радиоприемниках, старательно упирая на то, что миниатюрный приемник можно переносить из комнаты в комнату или брать на улицу (хотя, разумеется, в отсутствие Стивена намеревалась всюду таскать за собой тяжеленный граммофон, даже ценой здоровья). Видимо, я переусердствовала, так как Стивен резко меня оборвал:

— Да ничего страшного.

Я осторожно заглянула ему в лицо. Он попытался изобразить убедительную улыбку, но глаза отвел.

— Стивен! — в отчаянии воскликнула я. — Твой подарок намного значительнее! Саймон ведь не откладывал месяцами деньги на граммофон — он их даже не заработал!

— Нет. Эта честь выпала мне, — тихо проговорил Стивен.

Как чудесно он сказал! Сердце защемило еще больше. Я почти жалела, что влюбилась не в Стивена, а в Саймона.

И тут он едва слышно добавил:

— Милая.

В тот же миг у меня зародилась сумасшедшая идея… С какой радости? Ума не приложу. Может, интонации его голоса всколыхнули во мне какое-то чувство? А может, при виде лиственничника в памяти всплыла давняя фантазия о нашей совместной прогулке?

Я остановилась. На лицо Стивена падал золотистый свет угасающего солнца.

— Хочешь вернуться?

— Нет, — ответила я. — Идем в рощу! Посмотрим, не цветут ли еще колокольчики?

Он — наконец-то! — удивленно посмотрел мне в глаза.

— Идем же! — повторила я.

Пробираясь сквозь молодую поросль лиственниц, я вспоминала воображенную когда-то сцену со Стивеном: «Вот сейчас и опровергну свою теорию о том, что фантазии не становятся реальностью!»

И ошиблась. Потому что реальность сильно отличалась от картины, нарисованной в мечтах. Поредевшая роща была не темной и ничуть не прохладной; вечер выдался теплый, сквозь зеленые ветви пробивались лучи заходящего солнца. Стволы деревьев отливали красным. Вместо аромата колокольчиков в воздухе витал горячий запах смолы; немногие оставшиеся цветы уже завяли, чашечки сменялись коробочками семян.

И робкого трепета в груди не чувствовалось — наоборот, душило волнение.

Стивен не произнес ни слова из того, что я для него тогда напридумывала; мы оба молчали. Путь прокладывала я, и на зеленую полянку посреди рощи тоже выбралась первой. Стивен брел следом. Я нетерпеливо обернулась. Он подходил все ближе и наконец, остановился; в его глазах застыл вопрос. Я кивнула. Он взял меня за руки и нежно поцеловал. Поцелуй на меня не подействовал, я не откликнулась на ласку. И вдруг нежность превратилась в страсть. Стивен целовал меня и целовал, а мне… да, в тот миг мне хотелось, чтобы это длилось вечно. Я не протестовала, когда он потянул платье с моего плеча, — он сам остановился.

— Нет, нет, не позволяй мне! — хрипло прошептал Стивен и оттолкнул меня с такой силой, что я, зашатавшись, попятилась. Чуть не упала. Меня вдруг обуял ужас! Не разбирая дороги, я ринулась обратно.

— Осторожней! — закричал он вслед. — Не бойся, я не стану тебя догонять!

Но я неслась напрямую, прикрывая от ветвей лицо руками. Мне хотелось скорей запереться в спальне. Вбежав в замок, я бросилась к кухонной лестнице, но в середине пути поскользнулась на ступеньке и сильно расшибла колено. Слезы хлынули сами собой; я лежала, содрогаясь от рыданий. Самое кошмарное, в глубине души я надеялась, что Стивен успеет застать меня там, увидит мое плачевное состояние…

Зачем мне это понадобилось? Непонятно.

Вскоре стукнула задняя дверь.

— Кассандра, пожалуйста, не плачь! — воскликнул он. — Я не собирался входить в дом, но, когда услышал… Пожалуйста, успокойся, прошу тебя.

Я не унималась. Стивен шагнул к подножию лестницы. Цепляясь за перила, я приподнялась; слезы ручьем текли по щекам.

— Пойми, это нормально, правда, — сказал он. — Ничего плохого в том нет, раз мы любим друг друга.

— Я не люблю тебя! Я тебя ненавижу! — яростно вскинулась я.

Наши взгляды встретились. По глазам Стивена мне стало ясно, как тяжело он все переживает. До сих пор я думала лишь о себе и собственных горестях.

— Н-нет, нет… я не то имела в виду, — запинаясь, проговорила я. — Ох! Не знаю, как объяснить…

В отчаянии я бросилась в спальню и заперла обе двери. Рухнуть бы на постель, зарыться лицом в подушку!.. Взгляд случайно упал на голубой чемоданчик, стоящий на окне. Подарок Саймона. Я накрыла граммофон крышкой, положила на него руки, а поверх — голову. Впервые в жизни мне хотелось умереть.

Когда сгустились сумерки, я уже немного овладела собой. Зажгла свечу и устало поплелась к кровати. Через несколько минут в дверь постучали. С лестничной площадки.

— Я не прошу меня впустить, — раздался голос Стивена, — только прочитай записку. Я просуну ее под дверь.

— Хорошо.

Я подобрала выползший из-под двери листок бумаги. По лестнице застучали удаляющиеся шаги, хлопнула парадная дверь.

Написал Стивен следующее:

«Милая Кассандра!

Прошу тебя, не огорчайся! Все устроится. Просто ты еще слишком юная. Из-за твоего ума я иногда забываю о возрасте. Я не могу тебе всего объяснить — боюсь сделать хуже. Да и не знаю как… Поверь, ничего плохого не случилось. Я один виноват. Извини, что так тебя напугал. Если ты меня прощаешь, напиши, пожалуйста, на листочке „Да“ и сунь под дверь. Я пока выйду. Вернусь, когда в твоем окне погаснет свет. Поэтому не волнуйся, со мной ты не столкнешься. И на работу утром уйду пораньше.

Говорить об этом не станем. По крайней мере, в ближайшее время. Сама решишь, когда можно.

Не переживай, это все нормально.

Прилагался и листок с припиской: «Возможно, такое объяснение поможет тебе понять. Конечно, лишь после того, как мы поженимся». Ниже шла цитата из «Философии любви» Шелли.

Все замкнуто тесным кругом.Волею неземною Сливаются все друг с другом, —Почему же ты не со мною?[16]

Очевидно, имя и годы жизни он добавил, чтобы я вновь не обвинила его в краже чужих стихов. Ох, Стивен… Я же прекрасно понимаю, почему ты их воровал! Сама мечтаю выразить любовь к Саймону в поэзии, но ничего достойного не выходит.

Нацарапав «Да», я сунула листок под дверь. Поступить иначе я не могла… Кроме того, это была правда — я действительно его простила.

В результате он лишь утвердился в ошибочном мнении, будто меня до слез напугал его напор.

С того дня наедине мы не остаемся, хотя продолжаем нормально общаться в присутствии домочадцев. Только встречаться с ним взглядом я избегаю. Наверное, он принимает мое поведение за застенчивость. Разумеется, честнее открыто признать, что ничего у нас не выйдет. Допустим, я все-таки отважусь причинить ему боль — но тогда придется рассказать о любви к другому. Иначе Стивена не убедить. Я же явно дала понять, что ласка мне приятна. Ну почему, почему я позволила ему так далеко зайти?

Позволила?! Да ты, милочка, его сама провоцировала! Но зачем? Ведь сердце изнывало от тоски по Саймону!

Возможно, я бы лучше в себе разобралась, если б воспоминание о происшествии не вызывало у меня такого отвращения. Даже сейчас рука не поднялась описать все подробности. Знаю одно: я поступила гадко, позвав Стивена в лиственничник, — и по отношению к нему, и по отношению к себе. Да, отчасти виновата жалость, но в целом это просто… безнравственность. И лишь благодаря Стивену, дело не обернулось еще хуже. Я серьезно согрешила. Сейчас отложу дневник и покаюсь, здесь же, на холме. Пусть мне будет стыдно!