Бред (журнальный вариант с дополнением исключённых глав) - Марк Александрович Алданов
Оставшись один, он принялся составлять письмо полковнику. Без подписи, без имени отправителя на конверте, оно никого скомпрометировать не могло; да и было маловероятно, чтобы его перехватили. Однако правило оставалось правилом: все письма должны зашифровываться. Для менее важных сообщений шифр был простой: словарь, русско-английский, не тот, что дали Эдде. Шелль написал краткий текст по-русски и стал зашифровывать. Слово «неожиданно», — «unехресtеdlу», «surprisingly», «suddenly» стояло на 320-й странице, двадцать восьмым сверху. Он написал: 320, 28. На странице 56-й было слово «влюбляться, влюбиться» — «to fall in love with», «to be enamoured of»... Шелль хотел было написать соответственные цифры, но почувствовал, что не может: выйдет слишком глупо. Представил себе, как полковник за столом наденет очки, разыщет, прочтет. «Нет, нельзя! Сказать иначе, зачем сообщать ему, что я «влюбился»? На словах в Берлине будет неизмеримо легче, скажу с усмешечкой, посмеиваясь над самим собой: «Представьте, на старости лет случилось же такое: женился!». В худшем случае полковник скажет ледяным голосом: «Так не поступают, господин Шелль. Я из-за вас потерял даром много времени, и мне нет никакого дела до ваших любовных романов!» В лучшем случае он пожмет плечами, тоже усмехнется, поздравит с законным браком, «имею честь кланяться».
Вместо письма он послал телеграмму. «Через несколько дней приезжаю». Это было не очень удобно. «Он ещё укрепится в уверенности, что я согласен. Не беда».
Предстояло и удовольствие: все наконец соответственно объяснить Наташе. «Она, бедная, просто не знает, что подумать: зачем этот Рамон? Зачем я трачу столько времени на идиотский праздник?»
На следующий день он сказал Наташе:
— Что же, решила ты, где нам поселиться? Пора бы решить.
Говорил так, точно много раз задавал ей этот вопрос, а она все не отвечала. Наташа и смутилась, и обрадовалась: наконец-то разговор, настоящий разговор!
— Я?.. Мне все равно. Это от тебя зависит. У тебя ведь дела в Берлине?
— Я бросаю свои дела. Они были очень скучны, смерть мухам. А Берлина я не люблю. Выбирай.
— Как же я могу?.. Разве ты можешь жить где угодно? — спросила она испуганно. «Вдруг подумает, что меня интересуют его деньги!»
— Для скромной жизни у нас денег достаточно. И мне почти все равно, где жить. Я, как старый Людовик XIV, je ne suis plus amusable[64], — сказал он, забыв, что уже ей это говорил.
— Людовику XIV был восьмой десяток, а ты вдвое моложе, — ответила она, тоже не в первый раз. — Сорок второй год это разве только конец молодости.
— Спасибо и на этом, — сказал Шелль чуть холоднее прежнего. — Я всем столицам в мире предпочитаю Париж. Но там теперь нельзя найти квартиры. На старости лет — виноват, в конце молодости — мне очень хотелось бы иметь свой домик с садом. В Париже, при талантливом правительстве Четвертой республики, цены таковы, что собственный угол там может достать только Рамон и ему подобные. Скажу ещё раз: что, если б мы поселились в Италии? Нам обоим так здесь хорошо.
— Я была бы счастлива!
— Ты меня ни о чем не спрашивала, я знаю, что ты деликатна до глупости. А я не хотел говорить с тобой раньше, так как мои дела до сих пор были не выяснены. Могу теперь сообщить тебе, что я продал их Рамону. Поэтому я и хочу отблагодарить его, помогая ему в его идиотском празднике.
— Так вот что! А я, каюсь, не понимала... Как я рада!
— У нас с тобой теперь состояние приблизительно в двадцать пять тысяч долларов.
— Господи! Ведь это богатство!
— Это очень небольшое состояние, даже не предместье богатства, но на некоторое время хватит. Я спрашивал управляющего. Здесь, не в самой Венеции, конечно, но поблизости, мы могли бы купить небольшую виллу с садом за пять-шесть тысяч долларов. Что ты об этом сказала бы?
— Я просто лучшего и представить себе не могу!
— А не будешь скучать? Ты могла бы тут и дальше заниматься историей.
— Разумеется! Непременно! Правда, для этого нужна библиотека.
— Книги ты купишь. А если их в продаже нет, будем иногда ездить в Париж. В Национальной библиотеке все есть, это, кажется, первая библиотека в мире. Квартир в Париже нет, но гостиницы, слава Богу, есть. Ты будешь там делать выписки. Конечно, плюнь и на отзовистов, и на тот университет. Ведь ты и не собиралась серьезно стать профессором и жить в Югославии.
— Отчего же нет? Ты только что сказал, что тебе все равно, ты ведь как Людовик XIV.
— Людовик XIV тоже не согласился бы жить в Сремских Карловицах.
— Я так счастлива! Так люблю тебя!
— Ты мне это сейчас докажешь. — Она вспыхнула. — О, конфузливое дитя.
XVIII
....................................................................
XIX
Комиссионер предложил несколько подходящих вилл на Лидо и в окрестностях Венеции. Шелль отправился их осматривать с Наташей. Первая вилла оказалась неподходящей, но вторая чрезвычайно понравилась им обоим. Недалеко от «Эксельсиора» стоял в садике одноэтажный уютный дом, из пяти комнат, очень удобный, чистый и приятный. Продавала старая итальянка, желавшая переехать в другое место после смерти мужа, который выстроил виллу перед первой войной.
— Ваш муж и умер здесь? — тревожно спросил Шелль.
— О нет, он умер в больнице в Риме, — сказала хозяйка и продолжала объяснять удобства виллы. Ванна отличная, кухня очень большая, в саду есть фонтан.
—... Всё-таки современный комфорт имеет преимущества. Если б вилла была исторической, то вместе с историей нам достались бы крысы, — говорил Шелль Наташе, впрочем, не совсем искренно: он предпочел бы виллу, построенную «по рисунку Сансовино». — Увидишь, как нам тут будет хорошо.
— Я в восторге! Но стоит больше, чем ты хотел заплатить? Не слишком ли это для тебя дорого?
— Не для тебя, а для нас. Ты теперь наше состояние знаешь. А я без заработка не останусь.
Покупал он умело. Наташа удивлялась, хотя и плохо понимала его разговор с хозяйкой. Он отметил
