Арно Зурмински - Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию
Петер понес слепой бабушке целую пригоршню, просто высыпал сладкий дождь на красное клетчатое одеяло.
- На, бабушка! Ты тоже попробуй сладенького.
Спали плохо. Из-за взрывов в мармеладном корпусе - все время мармеладный корпус - Герман всю ночь то и дело вскакивал в испуге, его преследовал запах горелого, языки пламени, вырывающиеся сквозь стены хранилища. Потом шум в гостиной Штепутата. Рано утром, когда еще все спали, через выгон явился инспектор Блонски - что совсем неожиданно, не на лошади. Нервно кусая сигару, он произнес: "Надо сматываться".
Инстербург пал. Перед Ангербургом стояла Красная Армия. Кенигсбергу грозило окружение.
Штепутат силой усадил Блонского на диван. Были ведь приказы из округа, из управления области, лично от гауляйтера Эриха Коха. Немцы Восточной Пруссии не бросаются в бегство, они своими руками защищают свои дворы - если нужно, оглоблями и навозными вилами. В Эйдткунен эсэсовцы по приговору военно-полевого суда расстреляли бургомистра за то, что его деревня снялась с места раньше времени.
- Но в Ляйтнервальде уже никого нет, и в Норденбурге, и во всех деревнях за горой Фюрстенау.
Штепутат позвонил в Дренгфурт районному секретарю партии Краузе. Он должен знать.
- Этого Краузе уже давно и след простыл, - буркнул Блонски.
И ошибся. Партийный секретарь Краузе 23 января 1945 года сидел в своем партийном бюро на дренгфуртском рынке прямо напротив бывшего магазина маленького еврея Самуэля Матерна. Краузе изучал обстановку: прежде всего сохранять спокойствие! Парашютно-танковый корпус "Герман Геринг" удерживает Мазурский канал. Несомненно! Я это знаю из надежных источников. Мы сегодня из соображений безопасности отправляем женщин с маленькими детьми из Дренгфурта в Растенбург... По узкоколейке... Конечно, она еще работает... Только без паники! Кто бросается бежать, только напрасно забивает дороги и мешает подходу наших резервов!
Именно так. Подвести резервы. Штепутат перевел дух. Он был непоколебимо уверен, что высшее начальство не оставит маленький Йокенен в беде. На все свой порядок. Если бы была опасность, йокенцам сообщили бы.
- Но нужно быть готовыми к худшему, - сказал Блонски.
Да, тут он, пожалуй, прав. Быть готовыми - это не идет в разрез ни с какими приказами. Достаточно ли вообще повозок в Йокенен, чтобы двинуться в путь? Работников поместья придется объединить по три семьи на повозку. А что будут делать те, у кого нет ни лошади, ни телеги? Шорник Рогаль, например, дорожный сторож Шубгилла со своим множеством детей? Блонски предложил составить план, включив в него все повозки и всех лошадей деревни. Сегодня же, сейчас. Он зажег свою наполовину изжеванную сигару, ушел, не прощаясь, обдумывая свой план, подсчитывая лошадей и телеги, распределяя йокенцев. Жалко, что не было Микотайта - он со своим практичным умом организовал бы все наилучшим образом.
Не успел уйти Блонски, как появился дядя Франц.
- Я тебя понимаю, - спокойно сказал он Штепутату. - Как бургомистр, ты должен думать об этом по-другому... но как сосед... В общем, не удивляйся, если мы двинемся заблаговременно. Ты знаешь, родственники в Реселе. Мы собираемся там... Когда начнется, мы все вместе поедем оттуда.
Дядя Франц предпочел отправиться к своим католикам в Ресель. Там у Богоматери гораздо больше влияния на ход событий. Тетя Хедвиг всегда говорила: надо полагаться на Бога! А их Бог, Бог католиков, конечно, был в Реселе совсем близко.
Штепутат промолчал.
- Слушай, - продолжал дядя Франц, - я тебе оставляю Зайца. И телегу для тебя подготовил, стоит смазанная в сарае. Возьмешь себе еще одну лошадь в поместье, и у тебя будет отличная упряжка... На Зайца вполне можно полагаться.
Штепутат что-то пробормотал про себя, хотел, наверное, поблагодарить за Зайца и за смазанную телегу.
- Что будет с твоей скотиной? - спросил он спустя некоторое время.
- Скотину я отвяжу и наложу им корма. На неделю хватит. А за неделю все решится. Или мы вернемся, или придут русские и позаботятся о животных.
Марта молча сидела в кресле, вязала для Германа серые шерстяные чулки, хотя он и не любил их носить: они были такие колючие. Зато они очень теплые, мальчик! Пока Штепутат и дядя Франц подробно говорили о скоте (прежде всего, как поить коров), Марта думала о казаках, которые в августе четырнадцатого трясли для детей сливы с деревьев. Вспоминала их усатые лица, маленьких лохматых лошадей. Тогда все было совсем не так плохо. Но почему сейчас все начинается в самой середине зимы? В собачий холод, среди льда и снега? Не будет стряхивания слив. Жалко.
Старый каменщик Зайдлер сидел у окна на кухне. Он выпускал на стекло горячий дым из своей трубки и смотрел, как оттаивали ледяные цветы. Сначала стало видно серое небо, потом ветви яблони, потом Зайдлер увидел пруд и проложенные в снегу тропинки.
- Штепутат идет, - сказал он жене, сидевшей в кресле у печки с завернутыми в одеяло изуродованными ногами.
- Что ему надо?
Штепутат отряхнул с ног снег, громко постучал в дверь и уже стоял в кухне, прежде чем Зайдлер успел пригласить его войти. Было видно, что у него мало времени. Он сразу же и приступил к делу. На случай, если дойдет до эвакуации, решено так: Зайдлер со своей женой и Марковша поедут в одной повозке. С ними шорник Рогаль. Повозку дает поместье. Разумеется, взять с собой только самое необходимое, скоро ведь вернемся. И вообще все это только меры предосторожности на случай действительной опасности. Самое вероятное, что йокенцам никуда и не придется ехать, потому что Мазурский канал удерживается за нами.
- А старый Зайдлер никуда и не поедет, - проворчал старик у кухонного окна.
Он медленно поднялся, прошаркал в своих деревянных шлепанцах к шкафу, стал доставать оттуда всякий хлам, пока не добрался до того, что искал.
- У нас вот что есть, - сказал Зайдлер и развернул красный флаг размером почти метр на метр. Он осторожно сдул с красного полотнища пыль и паутину.
- Мы его сейчас вывесим, а, Минна? - закричал он в комнату.
Штепутат смотрел на него в полном недоумении.
- Еще до этого не дошло, - раздраженно сказал он. (Отвратительное впечатление будет, если где-то в Йокенен будет висеть красный флаг.)
- Но скоро, - торжествовал старик.
Зайдлер набил трубку, еще раз выпустил дым на оттаявшие стекла и сказал:
- И чего вы только боитесь? Думаете, наверное, Красная Армия будет жечь и убивать. Но это все пропагандистская болтовня этого Йозефа, вашего хромого Геббельса. Солдаты Красной Армии это не монгольские полчища царя. Они хотят освободить человечество, понимаешь? Они не собираются нести нам убийство и смерть. Они накажут только тех, кто того заслужил. Зато у остальных откроются глаза! Все Германия увидит, что кроме этого мира помещиков, священников и офицеров есть и другая жизнь. А после Германии коммунизм пойдет победным маршем по всему свету.
Старый Зайдлер заводился от своей речи, пару раз для убедительности стукнул в пол костылем и все время обращался к своей Минне, которая молча сидела у печки и грела кривые ноги.
- Здесь еще немцы, - сказал Штепутат. - Если они увидят твой красный флаг, бросят тебе в кухню пару гранат.
- Я знаю, что делаю.
Так и осталось. Старый Зайдлер не дурак. Коммунизм хочет завоевать весь мир. У кого такие цели, тот не может запугивать людей ужасами. Разве это не логичный ход мыслей для старого человека в далеком Йокенен?
Штепутат вышел, все еще качая головой. В сущности, упрямство старика оборачивалось и пользой: на телегах оставалось два свободных места.
В то время как Штепутат в служебном качестве носился по деревне, Марковша воспользовалась случаем, чтобы нанести Марте визит. Она больше всего любила приходить, когда Марта была одна. На этот раз она застала Марту за тайным укладыванием. Марта - Штепутат не должен был об этом знать начала с вещей, мало бросающихся в глаза, например, с белья. Накрахмаленные рубашки, кальсоны, толстые женские трико и длинные ночные рубашки исчезли в пододеяльнике, который она поспешно запихнула за шкаф при появлении Марковши. Но старая уже давно догадывалась, что происходит в гостиной Штепутата.
- О Господи Боже! - ахнула она. - Значит, нам тоже надо ехать.
Марта пыталась ее переубедить. Но Марковша уже не успокаивалась. Она хотела тут же бежать к себе и побросать все в мешок. Нужно ли взять прялки? И, конечно, солидный кусок ветчины из коптильни. И закатанное в банки: фарш и студень, битки и кабаньи ноги. А что будет с животными? Да в это время года! Ах, бедные курочки! Нет, она никуда не двинется! И кошке тоже нечего есть. Ну, может быть, какое-то время она будет ловить мышей. Но кролики. Нет, так не пойдет! Их, бедненьких, нельзя бросить. И вообще, здесь мы дома, здесь дым идет из трубы и печка теплая. Здесь нужно и оставаться, где все на своем месте.
- И где только наш Гинденбург? - удивлялась старушка.
