Питер Абрахамс - Горняк. Венок Майклу Удомо
— Майкл…
— Да?
Она хотела спросить, дала ли она ему то, чего он ждал, но передумала. Она видела, что он счастлив.
— Ничего, так просто, Майкл, — сказала она.
Голос у него был сонный. Конечно, ему надо поспать.
— Лоис, — прошептал он. — Спасибо…
— Милый. — Она теснее прижалась к нему.
Проснулась она вдруг ни с того ни с сего. Он еще спал. Восковки! — вспомнила она. Осторожно сняла с себя его руку и взглянула на часы на ночном столике. Они проспали почти два часа. Солнце передвинулось. Луч его больше не играл на спинке кровати. Ока встала, прошла в ванную и открыла кран. Пока ванна наполнялась, приготовила чай. Потом быстро выкупалась, оделась и понесла чай в спальню. Отдернула шторы, и свет хлынул в комнату.
Впервые за десять лет в ее постели мужчина. Во сне у него такой безмятежный вид, что-то такое детское. «Больше ты не должна с ним встречаться — ни в коем случае», — шептал ей внутренний голос. Но вряд ли она слышала этот голос, а если и слышала, оставила его без внимания. Она присела на край кровати и положила руку на его голое плечо.
— Майкл! Проснись, Майкл!
Он пошевелился. Затем разом стряхнул сон и сел, дико озираясь по сторонам.
Она сжала его плечо:
— Я с тобой, Майкл.
— А, Лоис! — Он вздохнул с облегчением, и ока почувствовала к нему нежность. С трудом удержалась, чтобы не обнять его.
Он улыбнулся, и Лоис сказала себе: реакции нет.
— Я долго спал?
— Два часа. Тебе надо было поспать. Пей чай. Я приготовлю тебе ванну, а сама пойду печатать.
Она пошла к двери.
— Лоис!
Она обернулась и посмотрела на него. Желание снова овладело им.
— Нам надо печатать восковки, — мягко сказала она и вышла из комнаты.
Когда после ванны он вошел в гостиную, она усердно работала. Он остановился у нее за спиной и положил руки ей на плечи. Она быстро взглянула на него, но печатать не перестала. Он провел рукой по ее волосам, коснулся щекой ее щеки, затем обошел стол и сел напротив нее за другую машинку. Вставил восковку, нашел нужную строку в рукописи Мхенди и стал медленно печатать.
Два часа в комнате был слышен только стук машинок. Затем Лоис глубоко вздохнула и разогнула спину.
— Я за то, чтобы отдохнуть. Ну какого черта Пол так расписался. Хочешь чаю?
— Да, пожалуйста.
Пока она готовила чай, он продолжал печатать. Солнце село, и поздние весенние сумерки опустились на землю. Оказалось, что в комнате уже горит свет. Удомо и не заметил, когда Лоис успела зажечь его. Он перестал печатать, только когда она принесла чай. Они сели рядом.
— Устал? — спросила она.
— Нет, сегодня не устал, — ответил он.
Она смотрела в свою чашку и чуть улыбалась.
— Я боялась тебя, — призналась она.
— А Мэби постарался напугать тебя еще больше, — сказал он.
— По-моему, он и сам побаивается тебя.
— А я его. Только не говори ему этого. И ты все еще боишься?
— Боюсь, только по-другому.
— Но почему ты боишься? Почему?
Она положила свою руку на его. Попыталась улыбнуться. Уголки ее губ вздрагивали. Она прерывисто вздохнула.
— Мне кажется, я полюбила тебя, Майкл, вот почему.
— И ты этого боишься?
— Я из тех женщин (только без надрыва, Лоис!), которые отдают все или ничего.
— Так и должно быть, — сказал он.
Ей хотелось рассказать ему о Джоне, о том мучительном унижении, которое ей пришлось испытать, когда он ушел к другой. Вместо этого она спросила:
— Еще чаю?
Затем они снова сели работать. В десять вернулась Джо Фэрз и приготовила ужин. Ей нездоровилось, и после ужина она сразу легла. Лоис и Удомо вернулись к машинкам. Около полуночи Лоис сказала:
— Ты опоздаешь на последний автобус, если не пойдешь сейчас же.
— Я хочу опоздать.
— Тогда опаздывай.
— А Джо?
— Вряд ли ты ее шокируешь.
Он рассмеялся радостным рокочущим смехом, который возникал где-то глубоко в груди. Она улыбнулась. Он встал и притянул ее к себе.
— Я люблю тебя, Лоис.
— Я все ждала, когда ты мне скажешь это.
5— Ваше имя?
— Пол Мэби.
— Организация?
— Группа «Свободу Африке».
— Какой у вас вопрос?
— Господин председатель, я с большим вниманием прослушал выступление предыдущего оратора, особенно заинтересовали меня его слова…
Председатель стукнул молотком.
— Прошу предлагать вопросы прямо, без вступительных речей.
Встал Лэнвуд:
— Прошу слова по процедурному вопросу, господин председатель.
— Слово предоставлено мистеру Мэби. Соблюдайте очередь.
— У меня процедурный вопрос, господин председатель. Мое имя — Лэнвуд, я возглавляю группу «Свободу Африке»…
— А я председатель собрания. Прошу вас сесть, мистер Лэнвуд.
Удомо вскочил, размахивая руками.
— Это оскорбление! Я протестую.
Поднялся невообразимый шум. В разных местах переполненного зала вскакивали африканцы. Они кричали на председателя. Министр по делам колоний в правительстве прогрессивной партии поспешно зашептал что-то на ухо председателю.
— Идемте отсюда, ребята! Мы не потерпим, чтобы нас оскорбляли, — кричал Мхенди.
Многие африканцы двинулись к выходу. Председатель стукнул молотком.
— Дамы и господа, будьте добры, соблюдайте порядок.
— Чтобы снова выслушивать оскорбления? — крикнул Эдибхой.
— Я приношу извинения, — сказал председатель.
Начавшийся было исход африканцев приостановился.
— Если я оскорбил мистера Лэнвуда, прошу меня извинить! Это произошло ненамеренно. Знаете, как бывает…
— Знаем… — насмешливо ответил чей-то голос.
Мхенди жестом вернул всех назад. После того как африканцы заняли свои места, председатель стукнул молотком.
— Мистер Лэнвуд имеет слово по процедурному вопросу.
Лэнвуд был сама учтивость.
— В интересах конструктивного сотрудничества я принимаю ваше извинение, господин председатель. Отрадно видеть, как вы начинаете усваивать правила хорошего тона, которым так старательно учите своих колониальных подданных…
Председатель побагровел. Министр предостерегающе дотронулся до его локтя.
— …Я хотел сказать лишь, что, на мой взгляд, председатель проявил излишнюю суровость, остановив мистера Мэби. Он даже не дал себе труда убедиться — действительно ли мистер Мэби собирается произнести речь. Это называется вынести приговор, не предоставив слова обвиняемому. Я достаточно повидал всякого рода конференций и знаю, что это нарушение процедуры.
Лэнвуд сел под бурные аплодисменты присутствующих африканцев.
— Прошу мистера Мэби задать свой вопрос.
— Итак, сэр, как я уже сказал, я с большим вниманием выслушал выступление предыдущего оратора, в особенности ту часть, где говорится о необходимости определения сроков, когда колониальные народы созреют для самоуправления. А теперь вопрос: по какому богом данному праву вы, англичане, уполномочены решать, созрел или нет для самоуправления тот или иной народ?
Раздались одобрительные выкрики африканцев. Оратор встал.
— Господин председатель, коротко ответить на вопрос мистера Мэби я могу так: лично я, во всяком случае, не считаю, что у нас есть, как он выразился, богом данное право…
— А как бы выразились вы? — крикнул кто-то.
— Я, сэр, вообще не вижу необходимости подыскивать выражения. Но мы должны смотреть фактам в лицо. А факты таковы, что, независимо ни от каких богом данных прав, колониями управляем мы. У нас есть обязанности по отношению к колониальным народам, и эти обязанности мы должны выполнять. Кому же, как не нам, решать, что полезно этим народам и что нет. Именно потому, что мы искренне считаем, что никакого богом данного права у нас нет, мы и пригласили вас, африканцев, сюда, чтобы вы помогли нам найти лучшее решение…
— А обязанности у вас откуда взялись? — донеслось из зала.
Председатель стукнул молотком.
— Я охотно отвечу на этот вопрос, господин председатель, — сказал оратор. — Да, мы создавали нашу империю так, как создаются все империи, — путем завоеваний. Но мне кажется — и я говорю это вовсе не с целью оскорбить кого-то, — что наши африканские друзья имеют очень слабое представление об истории. Они, по-видимому, уверены, что, кроме их стран, никого никогда не покоряли и не захватывали. Захват и покорение чужих земель стары как мир. И Британские острова пережили в свое время вражеские нашествия. Когда-то Британия была Римской колонией; потом сюда вторглись германские племена, наконец, Британию завоевали норманны. Но мы только выиграли от этого. Завоеватели помогли нам стать тем, что мы есть. Если бы наши африканские друзья помнили об этом, помнили бы, что их случай далеко не единичный в истории, они могли бы многому научиться и обратить себе во благо колониальную зависимость, которая доживает свой век и покончить с которой нам хочется ничуть не меньше, чем им.