Юрий Регилес - Лучик

Не напрасно жила сосна. Упадет дряхлой, поднимутся ей на смену молодые березы. Отлично будет смотреться среди поля белоствольная рощица. Скажут люди: «Добрый человек посадил!»

А порой, оказывается, не надо и сажать. Надо просто не срубить или не раздавить трактором.

Выросла ива на берегу озера. У самой воды. А озеро большое, беспокойное. Разгуляются при сильном ветре волны. Далеко накатываются на берег. Подмывают корни ивы.

Пока ива была молода, она еще как‑то держалась. Повзрослела, потяжелела, стала клониться к воде. Уже многие ветки уронила в воду. Вот — вот и сама упадет.

Кланяется ива низко озеру, слезно просит его: «Пожалей ты меня, не губи!» Но озеро равнодушно к просьбам ивы. Бьет и бьет волнами в берег под корни. Нет, не спастись бедной иве от волн.

Зря просит ива сожаления у озера. Лучше бы сама заранее позаботилась о себе. Подруга ее, например, попавшая в такую же ситуацию, выпустила в свое время из начавшего клониться ствола дополнительные корешки. Постепенно превратились они в мощные корни. Крепко держат наклонившуюся иву. Не позволяют ей упасть. Дадут дожить до глубокой старости. До конца отведенного иве века.

По листьям старого тополя молотит дождь. Наблюдаю, как один из листьев, дрожа от сильных ударов, разбивает дождевые капли. Превращает их в мелкие брызги, разлетающиеся по сторонам.

Кого лист бережет? Да своих же собратьев, которые находятся ниже. А все вместе листья берегут корни дерева, чтобы их не подмыло дождевым потоком.

Совсем недавно здесь был чистый намывной песок. Теперь по всей площадке поднялись молодые веселые сосенки. Сосновый бор перешагнул канаву и, пользуясь тем, что ему никто не мешает, занял новый плацдарм.

Хорошее, радостное наступление. Растут сосны. Под ними появляется зеленый мох. На мхе закрепляются травы. Уже зацвели и первые цветы — тоненькие бледные колокольчики, маленькие огненные гвоздички.

Множество маленьких лягушат вылезло на большую дорогу. Сколько их? Не сосчитать. Тысячи. Сидят на теплом асфальте. Блаженствуют, выпучив глаза в сторону солнца. Машина на них наезжает, — они не сдвинутся с места.

Бессмысленное, страшное единодушие.

Быстро темнеет в лесу. На лугах еще яркое солнце. А здесь, в чаще, среди щетинистых елей уже полумрак. В этой темноте кричит надрывается какая‑то птаха. Чего всполошилась?

Понятно чего. Из еловых веток на голый сук выпрыгнул ястреб — тетеревятник. Сильный. Поджарый. И страшный, как всякий ночной разбойник.

Но птаха вроде бы не боится его. Может просто от отчаяния, от боязни, что хищник нападет на ее птенцов? Носится она вокруг ястреба. Трещит на весь лес, предупреждая пернатых собратьев: «Берегитесь! Вот он тут, наш враг!»

Смешно смотреть на борьбу пигмея с великаном. Но не по себе тетеревятнику. Уже похоже не он нападает, а атакуют его. И хищник не знает куда спрятаться. То в густые ветки забьется, то снова выпрыгнет на чистину, чтобы противника напугать. В конце — концов улетел.

Хороший помощник храбрость. Особенно в борьбе с несравнимо более сильным противником.

Рассердилась за что‑то ворона на сороку. Решила ее наказать. Только сорока оказалась хитрее. Ринулась от погони в густой ивовый куст. Ловко скачет с ветки на ветку. Ее узкое длинное тело как — будто специально для этого и приспособлено.

А толстой вороне в куст не пробраться. Попробовала было. Пару раз взмахнула крыльями. Но тут же, ударившись о ветки, ни с чем вернулась назад.

Сильнее ворона сороки. Говорят, что и умнее. Да у длиннохвостой свое преимущество — ловкость.

В русле быстро бегущей речки видны листья желтых кувшинок. Их треплет потоком воды. Как оказались листья под водой?

Видимо, они выросли тогда, когда речка обмельчала.

А потом пошли дожди и река вновь набухла.

А вот цветы кувшинок не устраивает судьба листьев. Вытянувшись на длинных стеблях они поднялись над водой. Качает вода гибкие стебли. Водит их из стороны в сторону. Только мелкие волны кругами расходятся по сторонам. Но даже если и окунется какой цветок в воду, то тут же снова поднимется над водой.

Встретился муравейник. Самый что ни на есть обыкновенный. Но вокруг него, по краям холмика из иголок, ярко- красные мухоморы растут. Один, два, три… пять,… десять. Ого!

С какой стати выросли мухоморы вокруг муравейника? Что надо ядовитым грибам от муравьев? Может они, как паразиты, сосут что‑то из муравейника?

Разве разберешься порой без специальных знаний что к чему в природе. Может, вредные мухоморы, а может наоборот — защищают муравейник. Вон ближайший муравьиный дом кем‑то разрушен наполовину. А этот цел. Не потому ли, что грибы, как красные светофоры, подают кому- то сигнал — «Не подходи!».

Муравейник словно кипит. Его округлая верхушка шевелится от обилия муравьев. Все они куда‑то бегут. Куда? Зачем?

Снизу на верх своего дома муравьи всякие тяжести тащат. У кого ноша полегче, вроде сосновой иголки, тот несет ее вертикально и быстро, почти без задержки. Бросает свой груз на вершине, и тут же без оглядки спешит вниз.

Один небольшой муравьишка выбрал ношу трудную — сдвоенную иголку. Опыта и силенок, чтобы управиться с нею, ему явно не хватает. Взялся за острие одной иголки — вторая за все задевает, не дает муравью его груз тащить. Понял муравей свою оплошность. Ухватился за основание иголок. Сразу дело пошло на лад.

Большой сильный муравей тащит кусочек ветки. Для не го это настоящее бревно. Но он с ним управляется лихо. Идет задом наперед, ловко преодолевая все неровности. В сложных ситуациях встает во весь рост. Приподнимает конец своего «бревна» и быстро преодолевает преграду.

Многие муравьи, на взгляд, метусятся без дела. То к одному трудяге подскочат помочь, то к другому. Но вскоре отбегают.

Иные не прочь покататься за чужой счет. Сядут на чужую ношу и едут на ней, пока надоест. Да еще в это время прихорашиваются.

Неужели и среди муравьев есть тунеядцы?

В зарослях молодых в рост человека симпатичных сосенок обнаружил вытоптанную песчаную площадку. Всю в следах, словно здесь кто‑то танцевал. Кто?

Кабаны на площадке топтались. Молодые и старые. У молодых следы словно пятачки. У старых — с ладонь.

Очень большой след оставил лось. Шел по кругу, откусывал свежие побеги. Наверное стар, ветки потверже уже не в силах жевать. А может ему нужны дополнительные витамины?

Заяц по площадке прыгал. Потом на золотистом песке лежал, принимал солнечные ванны.

Осталась на площадке вмятина с тарелку величиной от какой‑то птицы. Птица в песке купалась.

Всем хорошо на песчаной площадке. И я здесь отдохнул с удовольствием.

Никогда не отстанут кабанята от кабанихи. Неразлучны и летом, и зимой лосиха с лосенком, оленуха с олененком. Почему у зверей такие послушные дети?

Да потому, что для лесных малышей любой неверный шаг может стать последним.

Ошибся молодой бобр. Прорыл в песчаном откосе нору так высоко, что вылез наружу. Что делать? Как ошибку исправить? Ведь вход в бобриный дом должен быть только один — под водой, чтобы никакой хищник в него не мог проникнуть. А сверху — каждый может неожиданно нагрянуть.

Недолго бобр горевал. Натаскал наверх веток. Заложил ими наружный вход. Уложил ветки и с наклоном — веером и горизонтально. Все это сооружение илом залепил. Хоть получился у бобра дом с заплаткой, но зато надежный.

Опыт приходит в работе.

Идет дождь. Устав от него, отдыхаю, прислонившись к сосне, опустив ниже на лоб капюшон плаща.

Не сразу и заметил, как из‑за ельника вышел в ольховые заросли лось. Увидел сохатого лишь тогда, когда треснул под его ногой сучок.

Какой же лесной великан мокрющий! Струйки воды бегут по боку. Стекают по ногам. Капает даже с лосиного горбатого носа… Да, несладкая у лосей в осеннюю непогоду жизнь. ……

А может, лосю это нипочем? Он спокойно начал кормиться, стал жевать ольховые ветки.

Какое бы ни было в лесу безветрие, всегда волнуются осины.

Спокойны строгие ели. Спокойны высоченные корабельные сосны. Спокоен задумчивый старый дуб. Не колыхнется ни один листик даже на тонких березах… А осины шумят.

Подошел я к одной, молоденькой. Ну что ты трепещешь листвою? От радости, что молода, хороша собой, или от страха?