Андрей Малыгин - Гонзаго
— Ну, я думал, что у вас что-то посерьезнее. А это проще простого. Даже не стоит и беспокоиться. Ничего невозможного здесь не предвидится, и в случае проигрыша я улажу дело буквально в два счета. Но, как вы понимаете, только в случае проигрыша, а так еще, как говорится, бабушка надвое сказала. Я проигрывать споры не люблю. — И он невозмутимо улыбнулся, словно победа была у него уже в кармане.
— Извините, не знаю, как вас зовут, — заговорил Алешка Шумилов, — раз уж у нас с вами вышла такая дискуссия, и вы мое желание знаете, могу я узнать ваше? А то, может быть, оно окажется для меня совершенно невыполнимым по экономическим, техническим или каким-то другим причинам. — И он вопросительно посмотрел на неизвестного.
Незнакомец в ответ слегка улыбнулся и понятливо покачал головой:
— О, конечно же. Прошу прощения, что до сих пор не представился. Гонзаго, доктор Гонзаго, — и, видя удивленные взоры ребят, тут же пояснил: — Ничего удивительного здесь нет. Да, меня зовут именно так: Гонзаго. Естественным образом понимаю, что для здешних мест имя непривычное, но с этим уж ничего не поделаешь. А по поводу моего желания… Здесь все очень и очень просто: можно считать, что наши желания совпали. Для вас это, конечно же, неожиданность, но отличие своей позиции я готов пояснить.
Вполне понятно, что в данной ситуации для страстного любителя этой игры вроде бы проще и приятнее быть ничего не может. Но бегать и катать мяч в кругу своих сверстников — это одно, а вот выйти на поле вместе с мастерами своего дела и достойно себя проявить — это уже совсем другое. Да к тому же когда на тебя во все глаза таращатся тысячи темпераментных болельщиков, которые самым пристальным образом следят за каждым твоим шагом и чаще всего ошибок не прощают. Вот здесь, кроме мастерства, нужны еще и крепкие нервы. Ведь, согласитесь, другой попытки потом может и не представиться. Это очень ответственный шаг, которым враз можно перечеркнуть все свои тайные думы и надежды и оставить вот здесь, — постучал он пальцем по правому виску головы, — лишь печальные воспоминания, которые потом всю жизнь будут тебя терзать при каждом удобном случае. — Он обвел взглядом притихших ребят, и лицо его просветлело. — Но можно и использовать представившийся шанс. Так что, надеюсь, вы не из трусливых и в последний момент не откажетесь от своих обязательств? — взглянул он в упор на Алексея.
— Ну, в этом-то уж можете не сомневаться, — с явным облегчением ответил тот, — для меня это не курсовик по сопромату писать, а куда более легкое занятие. Считайте, что договорились. Только вот мы не решили, сколько будем бить мячей. Один, два, три, пять? — посмотрел вопросительно он на оппонента.
— Лучше шесть, — не задумываясь, выпалил Гонзаго.
— А почему именно шесть, а не пять, как обычно делают на всех соревнованиях?
— Ну, мне так почему-то нравится больше, — отпарировал гражданин, — если, конечно же, вас не затруднит?
— Да нет, пожалуйста, — дернул плечами, усмехнувшись, Алексей, — шесть так шесть. Кто бы против. Никаких затруднений.
— Правильно, Леха, — обводя взглядом ребят, сыронизировал Вовка Петров, — какая разница, что пять, что шесть мячей забивать. Результат все равно предсказуем.
Итак, позиции оппонентов были выяснены и вполне устроили и ту и другую стороны. Неизвестный гражданин с таким необычным именем Гонзаго снял свой пиджачок и, свернув его, положил на землю, а сам, закатав рукава рубашки, спокойненько занял место в воротах. Женька Комаров на правах судьи с ехидным выражением лица еще раз отмерил шагами расстояние и установил мяч на нужной отметке. Остальные зрители рассредоточились справа и слева от мяча лицом к воротам и с превеликим любопытством принялись наблюдать за дальнейшим ходом событий.
Алексей с уверенным видом подошел к мячу, поправил его руками и, отойдя на пару шагов, прицельно взглянул в створ ворот.
Гражданин тут же посерьезнел лицом, отчего его лоб прорезали три глубокие морщины, а кустистые брови сдвинулись к переносью, и, изготовившись к броску, произнес:
— Прошу вас, я готов.
Валерка Собелкин, к своему удивлению и позору не забивший мяч с трех метров в пустые ворота, замер с каменным выражением лица и прямо впился глазами во вратаря, а Женька Комаров поморщил конопатый нос и еле слышно проговорил:
— Вот таков, друзья, поворот: вынимай-ка мяч из ворот!
При этих словах лежавший в траве, метрах в трех от левой штанги, пудель положил мордочку на передние лапы и закрыл глаза.
Алексей, недолго раздумывая, сильно ударил по мячу, который почти рядом с правой от вратаря штангой хотел привычно проскочить в ворота. Сестра Алексея Светлана и ее подруга Надя уже, было, победно вскинули руки вверх, но гражданин с резвостью кошки прыгнул в ту же самую сторону и легко поймал его.
Валерка Собелкин взорвался эмоциональным жестом и вздохом сожаления. Девчонки схватились за головы, а Женька Комаров, почесав рыжую шевелюру, снова выдал стихотворную фразу:
— Знать, с прицелом что случилось, но… гола не получилось!
И следующие четыре мяча с такой же легкостью стали добычей странного гражданина.
Это было почти что шоком как для Алешки, так и для всех очевидцев происходившего. Такого за последнее время еще не случалось, чтобы он не забил пять мячей из пяти. Да еще к тому же на спор. Обычно все было наоборот. А тут совсем непонятно, прямо какая-то мистика, а мяч как заколдованный. Не то чтобы он разволновался и от волнения неуверенно бил, нет, все было нормально. Он проверил и левый, и правый углы ворот. Бил низом впритирку со штангами, но хозяин пуделя самым неимоверным образом всегда оказывался на пути мяча, забирая или перекидывая его через штангу. В его теле угадывались неприметные на вид энергия, сила и быстрота реакции, как правило, уже не свойственные этому зрелому возрасту. На вид без серьезных погрешностей ему можно было дать от сорока пяти до пятидесяти лет. Высокого роста, немного сутуловат, такой крепко сбитый, не толстый, а скорее жилистый, нос с горбинкой, немного приплюснутый, ну точь-в-точь как у французского киноактера Бельмондо, волосы темные, вьющиеся, большие толстые бакенбарды, как у старого шкипера, какие уж давненько не носят. В общем, видом самый обычный, не считая этих почтенных бакенбардов и странного имени.
В рядах болельщиков уже после третьего мяча повисла гнетущая тишина, а у удачливого пенальтиста от уверенности в успехе не осталось и тени былого следа. Да, что ни говорите, а такое приятное чувство уверенности в себе вдруг зачахло и почти что умерло, уступив место скользкому и пакостному чувству сомнений. Точно так же, как если бы вместо твердого и сухого асфальта вы внезапно очутились бы на зыбком болоте. Честно говоря, у Лешки вдруг тоскливо и непривычно заныло внутри, а в мыслях заплясала снежная вьюга. Для него было уже почти на сто процентов ясно, что спор он, как миленький, проиграет, а надежда оставалась настолько призрачной и малой, что даже и бить не хотелось. Он уже мысленно представлял, как разбегается, бьет и как мяч… снова послушно оказывается в руках у вездесущего Гонзаго.
Своим умом он отчетливо понимал, что здесь что-то не так, здесь крылась какая-то непонятная загадка. Уж очень необычным был весь этот спор и то, что происходило у них на глазах. Но вот в чем это конкретно выражалось?.. Совсем непохоже, чтобы это было простым совпадением, какие в жизни, несмотря на всю их парадоксальность, иногда все же случаются. Неужели мужик в самом деле гипнотизер или какой-нибудь там экстрасенс, как предположительно сказал кто-то из ребят, и силой своего разума, воли или чего-то там еще подталкивает к нужным действиям? С такими фактами встречаться еще не приходилось. Вполне возможно, что все так и есть. Ведь существуют же настоящие гипнотизеры, которые могут внушить, что вместо луковицы у вас в руках нежнейшая сочная груша и вы ее на глазах у всех, не поморщившись, слопаете за милую душу. Таким фактам он и сам был свидетель.
Он равнодушно подошел к мячу и почти с ненавистью скорее ткнул, чем ударил в бок непослушный спортивный снаряд.
Глава ВТОРАЯ
Здравствуйте, пани!
Учитель математики Юрий Петрович Уфимцев находился на аллее Первомайского бульвара и, сидя одиноко на лавочке, пребывал в состоянии глубокого раздумья. И было отчего. Нет, не подумайте, что он решал какое-то сложное уравнение или сверхзаковыристую задачку с элементами заоблачной математики. Ни в коем разе. Он просто пребывал в довольно редком для него расслабленном состоянии, как бы прислушиваясь к себе самому. Да, да, вы не ошиблись. Юрий Петрович прислушивался к собственному организму, к тому самому неповторимому и невидимому собственному я, которое спрятано где-то в потаенных глубинах нас, надеясь таким образом постараться услышать или уловить так нужный ему ответ.
