Роже Вайян - Бомаск
В начале сентября, сразу же по возвращении в Клюзо, Миньо был вызван в главный город департамента к секретарю федерации.
Шардоне, секретарь федерации, был единственным освобожденным работником в департаменте, где насчитывалось 2775 коммунистов, за которых голосовали десятки тысяч избирателей. Другие члены секретариата, бюро, политической комиссии могли посвящать партийной работе только свободные часы.
Шардоне находился, таким образом, в положении генерала, командующего дивизией, которая вся целиком, включая и главный штаб, состоит только из резервистов. Он получал в месяц восемнадцать тысяч франков на свои личные расходы, ездил только в третьем классе и во время поездок ночевал и обедал у товарищей - сегодня у одного, завтра у другого; словом, этот генерал дивизии был лишен транспортных средств и интендантства.
Его департамент, как и большинство французских департаментов, состоял из нескольких округов, совершенно различных по экономической и социальной структуре и еще более различных по политической обстановке: что ни округ, что ни коммуна, то свои особые условия. Поблизости от Лиона находились крупные предприятия металлургической и текстильной промышленности, железнодорожные мастерские. На равнине преобладало земледелие, в горах скотоводство. Ремесленные поселки лежали в высокогорных равнинах. Клюзо стоял несколько в стороне и находился в самом центре скотоводческого района. Каждая секция ставила перед секретариатом федерации свои вопросы, отличные от вопросов соседних секций. Меблированная комната, которую снимал Шардоне в главном городе департамента, превратилась в настоящее "картографическое бюро", где на многочисленных картах соответственно большими или малыми красными кружками отмечалось количество членов партии, синими крестиками - местонахождение секций, а все поля были исписаны замечаниями экономического, социального и политического характера.
Шардоне, сын архитектора-франкмасона, бросил юридический факультет в 1943 году и ушел в партизаны. Командир партизанского отряда, член партии с 1923 года, железнодорожник, занимался его политическим воспитанием и в ходе вооруженной борьбы, и в дни вынужденного затишья. В феврале 1944 года железнодорожника убили, и Шардоне занял его место. Он показал себя настоящим боевым командиром и дальновидным политическим руководителем. После войны он стал посещать партийную школу, блестяще учился и по окончании курса был назначен освобожденным секретарем партийной организации. В тридцать лет он был уже руководящим работником - секретарем федерации, ответственным за целый департамент, но ни разу в жизни он не вел низовой работы ни на одном предприятии. Этот молодой дивизионный генерал никогда не служил рядовым. Весь первый год он знакомился с вопросами сельского хозяйства. Его переизбирали год за годом. Разъезжая по департаменту, он выбивался из сил. Он просто надрывался.
Секретарь федерации фактически вспоминал о секции Клюзо лишь в моменты выборов. Секция работала неплохо. Газеты распродавались аккуратно, членские взносы поступали без опоздания. Только иногда, изучая свои "карты", Шардоне удивлялся разительному несоответствию между количеством рабочих, занятых на фабрике в Клюзо, и незначительным числом имевшихся там членов партии. "Что-то у них не клеится", - думал он, но его тут же отвлекал какой-нибудь более неотложный вопрос. К тому же, как известно, текстильные предприятия - вообще трудный участок, а Шардоне никогда не приходилось руководить борьбой рабочих текстильной промышленности.
Он узнал о "Рационализаторской операции АПТО - Филиппа Летурно" из реакционных газет, которые изображали эту "операцию" как некий образец того, чем могло бы стать в государственном масштабе франко-американское сотрудничество. Вслед за этим газеты сообщили, что сам господин министр "торжественно откроет в Клюзо "Цех высокой производительности", а также передвижную выставку американских профсоюзов". Шардоне получил запрос из Центрального Комитета, его спрашивали, какие меры принял секретариат федерации, чтобы помешать маневру, который мог получить серьезный политический резонанс не только в национальном, но и международном плане. Шардоне срочно вызвал к себе Фредерика Миньо.
Они вместе наметили план борьбы: листовки, плакаты, митинги, кратковременные стачки, демонстрации. В заключение Шардоне сказал Миньо:
- Твоя честь коммуниста поставлена на карту.
С вокзала Миньо направился прямо к Пьеретте Амабль и застал дома только Бомаска.
Пьеретта задержалась у Маргариты, сначала проводила подругу, а там заболталась с ее матерью и вернулась домой, неся под мышкой кастрюлю, так называемую скороварку. До сих пор у Пьеретты не было скороварки, и только теперь она сможет полностью оценить все ее преимущества.
Подымаясь по лестнице, Пьеретта услышала стук молотка. В свободные от разъездов и ловли форели часы Бомаск мастерил полки, на которых предполагалось расставить папки с профсоюзными делами. Поперечные планки он выкрасил в зеленый цвет, а стойки - в красный. Целую неделю он расписывал ребра полок розами.
Пьеретта толкнула полураскрытую дверь. Миньо сидел у кухонного стола и нервно барабанил пальцами. Она и раньше замечала, что Миньо раздражает возня Бомаска по дому, и подумала сейчас, что Фредерик, конечно, смягчится, когда привыкнет к тому, что она говорит "у нас дома", а не "у меня дома", как говорила раньше, пока еще не жила с Бомаском. Ей доставляло огромное удовольствие говорить "у нас дома", и она немножко сердилась, на Миньо, когда замечала его надутую физиономию.
- Ты о чем это думаешь? - набросился он на нее. - Почему ты ничего не предусмотрела? Что ты делала целых три месяца?
Пьеретта нетерпеливо вскинула голову.
- О чем ты говоришь? Объясни, пожалуйста, - потребовала она.
В дверях, ведущих в столовую, вдруг показался Красавчик.
- Боюсь, что мой capriolino, того и гляди, начнет бодаться, - сказал он и, беззвучно рассмеявшись, потрепал Пьеретту по волосам.
- По-моему, объяснять нечего, если до открытия цеха осталось меньше месяца. А ты чем занята? - воскликнул Миньо.
- Покурим, козочка, - предложил Красавчик, протягивая Пьеретте сигарету с золотым ободком.
Пьеретта запрокинула голову и прижалась к плечу Красавчика.
- Козочки щиплют траву, - сказала она. - А сигарет не курят.
Она еще сильнее запрокинула голову, ища глазами глаза Красавчика. Оба рассмеялись.
"Скоро они впадут в полный идиотизм", - сердито подумал Миньо.
- Ты намерена со мной разговаривать? - спросил он Пьеретту.
- Ну конечно, - ответила Пьеретта.
Они прошли в соседнюю комнату и сели по обе стороны стола, заваленного папками.
Красавчик снова взялся за свои полки. Но как только он застучал молотком, Пьеретта взмолилась:
- Перестань, пожалуйста...
Красавчик молча уселся в плетеное кресло и взял какой-то роман.
Миньо рассказал Пьеретте о разговоре, состоявшемся с Шардоне.
- Из чего явствует, - заключил Фредерик, - что ты должна организовать кратковременную стачку, прекращение работы на двадцать четыре часа. Само собой разумеется, стачку всей фабрики.
- Это невозможно, - твердо ответила Пьеретта.
И она изложила причины, которые нам уже известны.
Миньо возразил, что ежели секции Клюзо не удастся поднять рабочее население города против так называемой "Рационализаторской операции", то, значит, секция плохо работала последние месяцы, вернее, даже последние годы.
Пьеретта в свою очередь сказала, что надо считаться с фактами. Что рабочие Клюзо обмануты пропагандой АПТО, а христианские профсоюзы работают на пользу Акционерного общества, не лучше ведет себя и профсоюз "Форс увриер". Если бы даже коммунисты добились от ВКТ - чего в действительности еще нет, - чтобы ВКТ дала сигнал к забастовке, то все равно большинство рабочих, даже члены ВКТ, не поднимутся. Коммунисты, таким образом, могут оторваться от рабочих масс, вместо того чтобы увлечь их за собой. Что перейти к действию и быть уверенным в успехе можно будет лишь в том случае, когда огромное большинство рабочих на своем опыте убедится в правоте лозунга ВКТ против "Рационализаторской операции" АПТО.
Миньо заявил, что дело выходит за рамки Клюзо, что оно приобрело национальное значение, что они обязаны любой ценой поднять трудящихся.
- Такова точка зрения Шардоне и секретариата федерации, - заключил он.
- Пускай Шардоне явится на фабрику и сам посмотрит, - возразила Пьеретта. - Приказами условий борьбы не изменишь.
Спор, подкрепленный с обеих сторон самыми разноречивыми доводами и доказательствами, затянулся до часу ночи. Каждый остался при своем мнении.
- Я непременно приду на ближайшее собрание профгруппы, я сам поговорю с товарищами, я тебе докажу... - твердил Миньо.
Красавчик задремал над книгой, но в конце концов проснулся от крика... Он сварил кофе, чтобы окончательно прийти в себя, и, не вмешиваясь, молча слушал спор. Когда Миньо ушел, Красавчик вдруг сказал Пьеретте:
