Роже Вайян - Бомаск
Сдав на сыроварню молоко, Красавчик возвращался на своем грузовичке в Гранж-о-Ван, но уезжал оттуда с вечера, так как работа его начиналась еще до зари. Пьеретта радовалась, что снова проводит ночи в одиночестве. Было жарко. Она сбрасывала с себя все, даже простыню. Но сон не приходил, читать не хотелось, она впадала в полудремоту, и сразу же ей представлялось, как огромные грибы, заполонившие все вокруг, внезапно начинают бесшумно лопаться; она просыпалась в холодном поту, натягивала на себя одеяло и еще долго дрожала в белом отсвете зарниц. Ее часто мучил один и тот же кошмар; она превратилась в гору, а гора превратилась в нее, Пьеретту. Их обоих подтачивала вода, размывала какая-то жидкость; ей хотелось крикнуть, но ее давила тяжесть лежащей на ней земли и утесов.
Когда старики Амабли узнали, что у Пьеретты будет еще ребенок, они смирились и стали принимать Красавчика как будущего зятя. Они не теряли надежды посадить его на землю: итальянцы хорошие работники, значит, беда невелика. В субботу вечером Красавчик остался ночевать в Гранж-о-Ване, так как в воскресенье объезд совершал другой шофер. За обедом ему удалось развеселить стариков. Он рассказывал, как в Кампанье виноградные лозы сажают под деревьями и побеги взбираются высоко по стволу, как на амальфитенском побережье рыбаки ловят осьминогов: спускают на песчаное дно клубок булавок и потом дергают за веревку, чтобы он вращался волчком.
Пьеретта медлила идти спать. Голова и сердце властвовали над ее страстями. Она испытывала наслаждение только тогда, когда страсть неожиданно переполняла ее, как в то утро, на вершине горы, когда Красавчик стал ее любовником. Тем не менее она и сейчас чувствовала себя счастливой оттого, что он с ней. Такой сильный, спокойный и уравновешенный человек, к тому же он мастер на все руки, любая профессия ему по плечу, из любого положения найдет выход; так хорошо прижаться к нему, идти с ним под руку, особенно на глазах всего Клюзо: ведь благодаря ему она вновь сдружилась с Маргаритой, сошлась ближе с соседями, и Пьеретта испытывала признательность к Красавчику за то, что стала наконец такой же женщиной, как и все прочие.
Пока Бомаск не знал Пьеретты, он любил стольких женщин, всех, всех женщин, так легко добивался их любви, что придавал мало значения самому обладанию. Сплошь и рядом оно было для него лишь своего рода подтверждением, как бы подписью, которой скрепляют нотариальный акт, доказательством того, что отныне он может ни в чем себе не отказывать. Он вел себя как и всякий другой мужчина, но особенно ценил непринужденные отношения, доверительный шепот, шуршанье юбок, которые он имел теперь право измять, радость от прикосновения к нежной женской коже, кудрям, к которым было так приятно прильнуть лицом. Однако, когда он поселился с Пьереттой как с женой, итальянские привычки взяли верх, и он считал вопросом чести исполнять свой долг, который, по его мнению, состоял в ежедневном отправлении супружеских обязанностей.
Опять надвигалась гроза. "Я себя неважно чувствую", - сказала Пьеретта. Когда Красавчик проснулся, он увидел, что она лежала на коврике у постели, плотно закутавшись в одеяло. Такое необычное поведение жены он объяснил беременностью.
В понедельник пришел толстяк Жан помочь старикам на уборке. Он взял на железной дороге недельный отпуск. Дверь в комнату Пьеретты не запиралась; она заснула, но вдруг ее разбудило грубое прикосновение чьих-то рук. Она вскочила, вырвалась из чужих объятий и только тут заметила, что стоит полуодетая на коленях в смятой постели, и различила в сиянии луны нескладную фигуру Жана.
- А ну убирайся, - прошипела она.
- Чем я хуже твоего макаронщика? - возразил он.
Жан изрядно выпил со жнецами и еле ворочал языком.
- Вот я скажу своему макаронщику, он тебе живо мозги вправит, - сердито бросила Пьеретта.
За дверью раздался хохот. Оказывается, Жан побился об заклад со жнецами, что он поладит с Пьереттой.
- Ну что ты, что ты? - примирительно твердил он. - Я же ничего дурного тебе не сделал. Почему ты не хочешь? Ведь как-никак ты мне родня.
Спотыкаясь на каждом шагу, он вышел прочь. Пьеретта заставила дверь комодом. Она думала: а вдруг дядя, спальня которого помещалась в другом конце дома, тоже был посвящен в тайну этого пари? На следующее утро Пьеретта уехала в Клюзо.
Конец лета выдался неустойчивый, жаркие дни сменялись грозовыми, ночью густые туманы скатывались в долину Клюзо. Вечерами Красавчик и Пьеретта, обнявшись, подымались по узенькой тропке, вившейся вокруг виноградников, по пути им попадались другие парочки, и это были самые прекрасные минуты.
В сентябре все болезненные явления, связанные с началом беременности, исчезли. Красавчик и Пьеретта по-прежнему ходили каждый вечер в виноградники; внизу, у их ног, стены фабричных корпусов, залитых лунным сиянием, отражались в зеркале Желины, а река, полноводная, как канал, текла меж двух набережных, построенных попечениями АПТО. По возвращении домой приходилось удовлетворять мужское самолюбие Красавчика. Но к Пьеретте вернулся сон, и она засыпала счастливая, прижавшись к его мускулистому плечу, обыкновенная женщина, такая же, как и все прочие женщины. Она даже полюбила возиться на кухне.
Фредерик Миньо, почтовый инспектор и секретарь секции коммунистической партии в Клюзо, взял отпуск во второй половине августа. Он решил поехать вместе с Раймондой к своему товарищу по партизанскому отряду, ныне виноградарю и муниципальному советнику маленького городка в департаменте Эро.
Битвы, шедшие там, показались Миньо куда более напряженными, чем в Клюзо. Коммунисты возглавляли борьбу, которую повели сельскохозяйственные рабочие и мелкие землевладельцы против политики правительства, ущемлявшей интересы виноградарей. За две недели Фредерик участвовал чуть ли не в шести демонстрациях. Местные жители организовали пикеты на дорогах. Союз республиканской молодежи Франции покрыл огромными надписями все стены. Миньо присутствовал на собрании, посвященном речи Маленкова на XIX съезде КПСС; прения длились до часу ночи - словом, "идейный уровень" был здесь несравненно выше, чем в районе, лежащем между Роной и Эн.
Миньо, человек, как мы уже видели, крайне добросовестный, упрекал себя в том, что в их промышленном городке господствует застой, и обвинял в этом также и секретариат секции Клюзо, то есть Пьеретту Амабль, и рабочего Кювро, и учителя Жаклара, который, впрочем, почти никогда не являлся на собрания.
- Дай только вернуться домой, - говорил Фредерик жене. - Я уж сумею теперь встряхнуть наших ребят, да и себя самого тоже. Настало время для суровой критики и самокритики.
Раймонда целиком одобряла намерения мужа. По ее мнению, уже давным-давно граждане города Клюзо заслуживают самой суровой "критики". Она охотно осталась бы жить в Эро. Пока супруг сидел на многочисленных собраниях, она в обществе аптекарского ученика посещала казино в Палавасе. Кавалер возил ее на мотоцикле. На полдороге он останавливал машину и молча щупал свою пассажирку; Раймонде это не доставляло ни малейшего удовольствия, но она терпеливо сносила эти маневры, считая, что за все надо платить. Как-то вечером фармацевт, по ее настоянию, стал играть в рулетку и просадил свое двухмесячное жалованье. Раймонда подумала о том, как раскричалась бы ее мать - бросать такие деньги на ветер, да еще было бы за что, а то, подумаешь, прижал ее немножко - с какой девушкой после вечеринки не шалит ухажер! Раймонду переполняла гордость. Она уж и не надеялась познать такую красивую жизнь.
Миньо верил в магическую силу критики и самокритики. В 195... году это было своего рода поветрие. В начале собрания ячейки какой-нибудь активист поднимался с места и заявлял: "Товарищи, разрешите мне выступить с самокритикой. Вчера я грубо обошелся со своей женой. А это прямая отрыжка мелкобуржуазных нравов..." Пришлось вмешаться руководству федерации, разъяснить, что критика и самокритика заложены в основу всякого научного метода: ученый подвергает критике ту или иную гипотезу и на основании опыта вносит исправления в полученный результат, _учитывая свои собственные ошибки_; а политическое действие не что иное, как практика, требующая знания законов социальных явлений, и т.д. и т.д. Однако во многих округах еще несколько месяцев, а то и больше продолжались такие публичные покаяния. Как видно, в католической стране даже атеисты больше тяготеют к магии, нежели к научной точности.
В начале сентября, сразу же по возвращении в Клюзо, Миньо был вызван в главный город департамента к секретарю федерации.
Шардоне, секретарь федерации, был единственным освобожденным работником в департаменте, где насчитывалось 2775 коммунистов, за которых голосовали десятки тысяч избирателей. Другие члены секретариата, бюро, политической комиссии могли посвящать партийной работе только свободные часы.
