Рене Фалле - Париж в августе. Убитый Моцарт
Омер был в отвратительном настроении, Брюно — мрачнее черной тучи, Лелио жаловался на головную боль.
— Кого мы ждем? — взорвался Омер.
— Люси. Она держит голову под краном.
— Эдвидж, сходи, приведи ее. И быстро. Мне завтра на работу. Коренной зуб одного ювелира ждет меня. Не такой гнилой, как его хозяин, но на пределе.
— Ты не пришел в ванну, — шепотом напомнила Валери Уилфриду.
— Я забыл.
— Не очень-то ты вежлив.
Она посчитала нужным надуться, потом отказалась от этой затеи, увидев полное равнодушие Уилфрида. Омер обратился к нему:
— Вы остаетесь здесь, вдвоем?
— Если ты позволишь, еще дня на два-три.
— Я ни в чем не могу отказать такой милой влюбленной парочке. Пожалуйста, я благословляю вас и желаю счастья.
— Спасибо, Омер, — безмятежным голоском поблагодарила Кароль.
— Мое войско, вперед! Уже пять часов!
Они вывалились на лужайку перед домом. Появилась Люси, бледная, поддерживаемая Эдвидж.
— Ей плохо, Омер.
— Ну все, моя дорогая мадам Эйдер, до свидания. Передайте мужу привет от меня. Пока, Уилфрид.
Они обменялись крепким рукопожатием. Первым в свою «лянчу» влез Лелио. Нэнси — рядом с ним. Валери прыгнула в «триумф» к Брюно, пока Эдвидж заталкивала Люси на заднее сиденье «шкоды» к Омеру.
Омер открыл дверцу машины и стоял, выжидая. Уилфрид решил, что он хочет что-то сказать, и подошел к нему.
— Скажи на милость, какая удача, что Фрэнк отправился пешком. Ехать впятером в машине пятьсот километров — вряд ли о таком путешествии можно мечтать.
— Бог наградил женщин способностью сжиматься.
Лелио, потеряв терпение, решил поторопить и два раза нажал на клаксон. К его искреннему удивлению никаких звуков не последовало. Он попробовал снова. Ничего. Он опустил стекло и крикнул:
— Сигнал больше не работает!
— Для Италии это кошмар. Но здесь без этого можно обойтись. Выезжай и дай мне дорогу.
«Триумф» Брюно уже разворачивался. Омер уселся в свою машину. Лелио повернул ключ зажигания. Мотор молчал. Лелио, все больше теряя терпение, не переставая крутил ключ в замке, но все напрасно.
— Ну что, — рявкнул Омер, — это называется итальянская машина?
— Да ладно, ладно, ничего!
— Ты хоть ключ в зажигание вставил?
Разъяренный Лелио всплеснул руками:
— Вот спасибо!
— Не трать зря силы, — вмешался Уилфрид. — У тебя сел аккумулятор.
«Триумф» тоже остановился. Ошеломленный Лелио вылез из своей машины.
— Это невозможно. Как раз для обратной дороги я купил новый.
— Ну, я не знаю. Открой капот.
Лелио открыл капот. Из остальных двух машин вылезли недовольные непредвиденной заминкой пассажиры. Все столпились вокруг машины, наклонились к мотору, упершись руками в колени, и в полной растерянности хлопали глазами.
— Это не смешно, — проворчал Лелио. — Если придется заряжать аккумулятор, то для этого потребуется целая ночь. Я смогу уехать только завтра.
— Садись к нам, — предложила Эдвидж.
— Ты думаешь, эта машина рассчитана на шестерых? — возмутился Омер.
Уткнувшись носом в самый аккумулятор, Лелио причитал:
— Ничего я здесь не понимаю, ничего. Совершенно не разбираюсь в технике.
— Разряженный аккумулятор — это разряженный аккумулятор, — изрек Уилфрид. — Даже если бы ты был механиком, и тогда ничего не смог бы с этим поделать.
Они все разом прекратили это бесполезное созерцание. Омер покусал губы, потом обратился к Кароль и к Уилфриду:
— Есть один выход. Поскольку вы остаетесь здесь еще на несколько дней, одолжите ему свой «мерседес». Вы тут почините его «лянчу», вернетесь на ней и получите свою машину обратно.
Он сладко улыбнулся.
— Что вы скажете на это, дорогая Кароль? Судьба Лелио — в ваших белоснежных ручках. Он водит машину, как Бог, но Библия пока умалчивает об этом. Он ни в коем случае не разобьет ваш «мерседес».
Кароль посмотрела на Уилфрида, который моргнул ей в знак согласия.
— Если это вам необходимо…
— О, мадам, спасибо! — вскричал Лелио и с небывалым жаром героя-любовника рухнул перед Кароль на колени, чтобы прикоснуться губами к кончикам ее пальчиков. Он и не мечтал о большем удовольствии, как сидеть за рулем 300-го «мерседеса», который тут же и вывел из гаража.
— Вы найдете меня у Сморна, вы его знаете, около собора.
— Я знал это место, — ответил Уилфрид. — Однажды они подменили документы на два автомобиля.
— В путь! — скомандовал Омер. Пригнув голову, он уселся на свое водительское место.
— Буду рад иметь удовольствие вновь увидеть вас, Кароль. И тогда всё удовольствие будет моим.
Один за другим взревели моторы, и Кароль с Уилфридом увидели, как машины, одна за другой, исчезли в конце аллеи. Уилфрид усмехнулся:
— И если полиция разыскивает 300-й «мерседес», вот, пожалуйста, прекрасный экземпляр с парочкой на борту и с бесконечными протестами. А нам это поможет выиграть время, что просто необходимо.
Капот «лянчи» был еще открыт. Уилфрид наклонился над ним и снова подсоединил проводки, идущие к аккумулятору.
— Неисправность устранена, Кароль. Стоило мне только бросить беглый взгляд на эту штуковину.
Он захлопнул крышку капота и проворчал, повернувшись к Кароль спиной:
— Я высажу вас на ближайшем вокзале. Теперь нам нужно расстаться.
Она побледнела:
— Нам расстаться?
— Да, Кароль. Это наиболее благоразумное решение.
— Я не хочу…
— Будьте рассудительны. Полиция разыскивает пару. Если дальше мы будем поврозь, — значит, пары уже нет. Когда они отпустят Лелио и Нэнси, опасность рикошетом полетит в нашу сторону.
На Кароль жалко было смотреть.
— Я не могу, — все твердила она.
— Да почему?
— Я не могу остаться одной, — всхлипнула она. — Одна я не смогу больше сопротивляться. В таком случае я лучше пойду в первый попавшийся полицейский участок.
Уилфрид продолжал настаивать:
— Да я же не толкаю вас в пропасть, Кароль. Мы встретимся на побережье. Я вспомнил, что моряки провозят контрабандой в трюмах сигареты. Я им подарю машину, они спрячут ее в трюме и продадут где-нибудь. В обмен за эту услугу они переправят нас в Марокко, в Танжер.
— Нет, Уилфрид, я хочу уехать с вами. Если вы бросите меня, у меня не хватит смелости, я потеряюсь.
Уилфрид даже изменился в лице.
— Кароль, вы говорите, как маленький ребенок. Это смешно.
— Смешно, потому что я давно уже не ребенок. Я знаю, что я теперь старуха.
Она заплакала жалобно, тоскливо. Но Уилфрида любые слезы способны были вывести из себя.
— Кароль, вы просто идиотка и из-за своей глупости готовы все подвергнуть опасности. Но я не пойду на поводу ваших капризов. В последний раз спрашиваю: вы согласны с моим предложением?
— Нет!
— Замечательно. Я уезжаю без вас. Окажите такую любезность, идите в полицейский участок не раньше завтрашнего утра.
Он уселся за руль. Подождал, пока перестанут дрожать руки, потом включил зажигание.
— Садитесь, Кароль. Вы не сможете дойти пешком до вокзала.
Она не ответила. Сидя на верхней ступеньке лестницы, она все плакала, даже не пряча лицо.
— Как хотите!
Автомобильные шины зашуршали по гравию.
Кароль осталась одна. Гробовая тишина плавно опустилась на нее с самой верхушки неба, как хищная птица, как ястреб. Солнце жгло белокурый затылок. Она внимательно смотрела на муравья, который воздвигал муравейник, отгораживая себя от этой женщины.
— С меня довольно. Бросайте меня в тюрьму, только дайте похоронить мужа. Да, я одна. Вы не можете понять, насколько это страшно. Я могла бы пойти за ним на край земли, только бы не быть одной.
Она не плакала больше. Ее кожа, ее сердце теперь были суше, чем цементный пол крыльца. Упало яблоко, сорвавшись с ветки, и от этого внезапного шума Кароль вскрикнула.
Она услышала шум мотора, сначала очень далеко, потом очень близко. В конце аллеи показалась «лянча». Подъехав ближе, машина резко затормозила. Уилфрид пристально посмотрел на Кароль.
— Забирайте свою сумку, поедем вместе.
— Почему вдруг, Уилфрид?
— Замолчите и идите.
Он наклонился, открывая перед ней дверцу машины.
— Кароль?
— Да?
— Закройте дверь на ключ и положите его под голубую керамическую вазу. Все должно остаться в порядке.
И все-таки он обратил внимание, что на ней очаровательное платье цвета сухих листьев.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
СРЕДИ ЛЮДЕЙ
Они ехали молча. Уилфрид курил. Кароль, держа карту автомобильных дорог на коленях, изредка нарушала молчание, указывая повороты на проселочные дороги. Они решили, что такой маршрут будет безопаснее. Неслышно опустился вечер, бросая вокруг себя, как попало, мазки из полутонов, как на картинах Моне. Для многих людей этот час очень неприятный. В сумерках в воздухе витают невысказанная тоска и затаенный панический страх. Этот час был словно напичкан невыразимыми предчувствиями. Наконец, чтобы разрушить это колдовство, Кароль прошептала:
