Ионел Теодоряну - Меделень
- Я просто подумал... Если отрубят голову, обязательно умрешь?
- Конечно.
Дэнуц не решился перечить Ольгуце, однако с сомнением покачал головой.
- Однажды я посмотрел на себя в зеркало... и представил, что у меня нет головы.
- Ты бы сначала ее отрубил.
- Да нет... Просто я смотрел в зеркало и представлял себе, что я сам где-то снаружи, и только голова у меня в зеркале.
- Эге! Но ведь ты думал головой! Значит, мысли у тебя были не в зеркале, а в голове.
- В той голове, которая была в зеркале, - настаивал на своем Дэнуц.
- И ты умудрился не разбить зеркало, когда водворял ее на место?
- Мне было страшно, Ольгуца. Я смотрел из зеркала только на свои ноги. Значит, ноги у меня были в одном месте, а голова - в другом... как если бы два человека стояли друг против друга, но один из них был без головы. Смотри, Ольгуца!
И Дэнуц поставил ладони параллельно.
- А теперь предположим, что здесь, у кончиков пальцев, расположены глаза. Значит, правая рука - это голова в зеркале. Видишь: я сгибаю пальцы, в зеркале остаются только ноги.
- Это значит, что ты смотришь в зеркало... и видишь всякую ерунду!
- Попробуй, Ольгуца. После этого хочется закрыть глаза и уснуть.
Но Ольгуца уже не слушала его. Она что-то высматривала, глядя в сад из окна.
Дэнуц вздохнул... Ему многое хотелось сказать Ольгуце - перед отъездом. Сказать, например, что, если тебе отрубят голову, ты умрешь не весь. Умрет голова: что правда, то правда. Умрет тело: и это правда. Но есть ведь и нечто другое: котомка Ивана. Она не может умереть, потому что она и не живет: у нее нет ни тела, ни головы. Она возникает, "если закроешь глаза". Когда ты мертв, глаза у тебя закрыты. Значит, котомка Ивана остается на своем месте. И, значит, Дэнуц не может умереть, потому что, хотя котомка Ивана и принадлежит Дэнуцу, он сам тоже имеет к ней некоторое отношение. Когда он закрывает глаза, он может думать о себе, как о другом человеке. И Ольгуца находится в котомке Ивана. Все они находятся там. Значит, если умрет Дэнуц, останется котомка Ивана. Пока Дэнуц жив, котомка принадлежит ему. А кто возьмет ее, когда Дэнуц умрет? Бог... Если Богу будет угодно, он дунет в котомку Ивана, и все те, что находятся внутри, тут же воскреснут; и Дэнуц вместе со всеми... Да только вот тогда у Дэнуца уже не будет котомки. Она будет принадлежать Богу. А все те, которые были в котомке, перейдут к Дэнуцу, потому что он принес их Богу в своей котомке. И тогда Дэнуц станет хозяином извне, так же как сейчас он хозяин изнутри...
Но что поделаешь, если Ольгуца не хочет его слушать!
- Где патроны? - вдруг спросила Ольгуца, снимая со стены ружье.
- Что ты собираешься делать?
- Не приставай! Давай сюда патроны!
Крадучись, она подошла к окну и осторожно открыла его. Осенняя мгла наполнила собой комнату... Мокрая от дождя ворона раскачивалась на ветке. Ольгуца прицелилась.
- Оставь ее, не трогай!
Ольгуца обернулась, не меняя положения ружья, и смерила взглядом Дэнуца. Это был взгляд карточного игрока, адресованный тому, кто в разгар игры, стоя у него за спиной, осмеливается подавать советы. Потом она отвернулась, снова прицелилась и выстрелила. Ворона упала на землю. В саду поднялся переполох, черная туча взметнулась к небу, тревожный крик множества птиц заглушил остальные звуки.
Ольгуца снова зарядила ружье.
- Тебе что, ворон жалко? Я выстрелила ей в голову: хотела увидеть, может она жить без головы... как ты, или нет!
- Мне их не жалко! - солгал Дэнуц, заливаясь краской. - Я думал, ты собираешься подстрелить воробья.
- Видел, какой выстрел?
- Да.
- Вот она! - встрепенулась Ольгуца, вскидывая ружье.
И словно нарочно одновременно с выстрелом отворилась дверь. Ворона упала в отдалении. Госпожа Деляну отпрянула назад, выронив из рук пижаму Дэнуца.
- Ольгуца! Это что такое?
- Я стреляю в ворон.
- Когда-нибудь я выброшу это ружье!
- Мамочка, оно не мое, а его!
- Я тебе его дарю! - улыбнулся Дэнуц.
- Лучше отдай маме; а мне Герр Директор обещал подарить охотничье.
- Закрой окно и ступай к себе в комнату. А ты, Дэнуц, разденься, я хочу примерить тебе пижаму.
- Можно, я тоже посмотрю, - попросила Ольгуца, затворяя окно.
- Оставь меня в покое, Ольгуца! Ты уж не знаешь, что еще такое сделать, чтобы рассердить меня! Этого нам недоставало: охота в доме!
- А если на улице дождь! Ты, мамочка, шьешь - пижама-то какая красивая! - а мне что остается делать? Вот я и стреляю из ружья.
- А почему ты не играешь на рояле?
- Ну уж нет! Что я, музыкант? В гостиной папина клиентка храпит, а я должна играть?
Кипя от негодования, Ольгуца переступила порог и закрыла за собой дверь. Она лукаво улыбнулась: ей удалось спасти от конфискации ружье.
Моника только что вошла в комнату со стопкой романтических носовых платков; улыбка Ольгуцы привела ее в замешательство. Она отвела в сторону взгляд и спрятала платки у себя за спиной.
- Я принесла тебе десять стручков, - сообщила Ольгуца.
Моника еще больше смутилась.
- За что ты так хорошо относишься ко мне? - сказала она, разглядывая домашние туфли Ольгуцы.
- Почему ты думаешь, что я к тебе хорошо отношусь? - возмутилась Ольгуца.
- Ты очень добрая... я этого не заслуживаю.
- Неправда! Я тебе не позволяю так говорить! Ты мой друг. Ты меня обижаешь!
Дверь распахнулась, вошла госпожа Деляну.
- Что случилось?
- Ничего!
- Тогда почему ты кричишь?
- Кричу? А на кого мне кричать? Я просто громко разговариваю... чтобы согреться.
- Согревайся, но так, чтобы я тебя не слышала!
Дверь захлопнулась.
Моника села на кровать рядом с носовыми платками.
Ольгуца спрятала ружье за печку и подошла к Монике. Увидев платки, взяла тот, что лежал сверху, и не успела Моника и рта раскрыть, как она громко высморкалась.
- Ольгуца! Что ты делаешь?
- Ты разве не видишь?
- Возьми мой платок.
- А этот чем плох?
- Он для Дэнуца.
К счастью, платок Дэнуца послужил лишь в качестве музыкального инструмента. Моника положила его на место.
- Моника, ты заметила, что, если видишь сразу много носовых платков, хочется высморкаться?
- Потому что у тебя никогда не бывает своего платка! - вскипела Моника.
- А у кого он есть? Разве что у тебя!
- И у Дэнуца тоже есть, - возразила Моника, прижимая платки ладонью.
- Ты думаешь? За неделю он их все растеряет! - заверила ее Ольгуца.
- Ой! Неправда! Зачем ты это говоришь?
- Как неправда? Тогда зачем же мама приготовила ему столько носовых платков? Чтобы было что терять!
Моника посмотрела вверх, вниз; повернула голову вправо, влево...
- Видишь, Моника! Мне хочется высморкаться, когда я вижу платки... а тебе хочется плакать! Лучше, чтобы их совсем не было!
* * *
В пижаме из белой фланели Дэнуц выглядел как младший брат Пьеро.
- Тебе не тесно под мышкой, Дэнуц?
- Не-ет!
- Запомни, Дэнуц, пижаму ты будешь надевать, только если там будет холодно. Нехорошо спать тепло одетым!
Госпожа Деляну избегала слова: дортуар.
Дэнуц не отрывал глаз от зеркала. Пижамные штаны были первыми в его жизни длинными панталонами. Он все время их ощупывал, словно опасался, что они внезапно окажутся выше колеи, там где проходила старая граница его штанов. У них была и стрелка, - спасибо прачке. Строгая линия стрелки скрывает природное дерзкое изящество колен и икр.
Дэнуц был очень горд. Так горд, что хотел бы иметь зрителей даже среди товарищей по гимназической спальне.
- Не режет тебе, Дэнуц? - продолжала госпожа Деляну задавать вопросы, которые самую совершенную одежду превращали в заготовку.
Дэнуц тряхнул головой.
- Нет, мама! Зато старые штаны здорово резали! - упрекнул он ее задним числом.
- Носи на здоровье! А пока сними пижаму.
- Мама, позволь мне сегодня остаться в пижаме... У меня ноги зябнут.
- Хорошо, Дэнуц. Раз тебе хочется!
Госпожа Деляну быстро вышла из комнаты. У нее было тяжело на душе от одного вида белой фланелевой пижамы.
- Ольгуца!
- Что?
- Ты у меня оставила патроны.
- Ничего. Давай их сюда.
Моника подошла к окну, украдкой вытирая глаза, как будто голос Дэнуца, доносившийся через закрытую дверь, мог ее увидеть.
Дэнуц помедлил, прежде чем войти. Ему все время хотелось смеяться. Сделав серьезное лицо, он вошел и протянул Ольгуце ящичек с патронами.
- А что, если бы мама увидела? К счастью, я его спрятал!
- Зря хвастаешься! Маме вовсе не нужны патроны!.. Ну и как тебе в длинных штанах?
- Хм!
- Вечером я их тоже примерю.
- Ты-ы?! - изумился Дэнуц.
- Я. Чему ты удивляешься?
- ...Девочки не носят брюки!
- А я буду носить. У меня уже есть брюки для верховой езды.
- Почему бы тебе не надеть кимоно? - предложила Моника.
- Потому что мне хочется носить брюки!
- Ты кончила стрелять ворон? - попытался отвлечь ее Дэнуц.
