Эйлин Гудж - Две сестры
Дальше они шагали в молчании, и тишину нарушал лишь шелест высокой травы под ногами да приглушенный рев прибоя далеко внизу. По океанской глади до самого горизонта побежала лунная дорожка. Почему-то, глядя на нее, Олли вдруг вспомнил знаменитую композицию группы «Лед Зеппелин» «Лестница в небо».
Но подняться по ней с Керри-Энн у него не получалось.
По характеру Олли был жизнерадостным человеком — кое-кто даже называл его солнечным. Его было трудно рассердить, зато он легко прощал. Даже ребенком он практически никогда не устраивал истерик и редко впадал в отчаяние. Но сейчас в нем поднималась волна обиды и недовольства. Он был уверен, что Керри-Энн никогда не сказала бы этих жестоких слов, если бы не сестра. Кроме того, была еще и мать со своими мрачными пророчествами. «К черту их обеих!» — сказал он себе.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Олли схватил Керри-Энн за плечи и развернул ее лицом к себе.
— Послушай, мне надоело, что каждый встречный и поперечный указывает, как мне жить. Я — взрослый человек, и мне не требуется разрешение твоей сестры, пусть даже она — мой босс. Кстати, я не думаю, что ты оказываешь на меня дурное влияние. Если хочешь знать, я считаю тебя замечательной женщиной.
— Вот как? — Керри-Энн запрокинула голову и смотрела на него с непонятным и непроницаемым выражением лица.
— Да. А что, тебе и это не нравится? — Олли почти кричал, обида и злость душили его.
Намек на улыбку.
— Ты говоришь это не только потому, что сегодня — мой день рождения?
Вместо ответа он привлек ее к себе, обнял и поцеловал. На этот раз Керри-Энн не только не сопротивлялась, она ответила на его поцелуй, обняв его руками за шею и еще крепче прижимая к себе, и губы ее податливо раскрылись ему навстречу. Они оказались такими мягкими, теплыми и страстными, что он едва устоял на ногах, хотя колени у него подгибались. От нее пахло сигаретным дымом, совсем чуть-чуть, и по какой-то причине это лишь еще сильнее возбудило его. А она таяла в его объятиях и отвечала на его ласки так, как ему виделось в своих фантазиях.
Если бы они были в помещении, за запертыми дверями, он нисколько не сомневался в том, что они зашли бы дальше. Но вместо этого он лишь крепче обнял ее, словно боялся, что следующий порыв ветра смахнет их обоих с утеса вниз. Они долго стояли так, Олли гладил ее по голове, а Керри-Энн спрятала лицо у него на груди, и ее волосы, которые трепал ветер, то и дело закрывали ему лицо.
— С днем рождения, — прошептал он ей на ухо.
* * *Керри-Энн чувствовала себя растерянной и ошеломленной, возвращаясь домой после того, как проводила Олли. «Что происходит?» — спрашивала она себя. Поначалу Олли был для нее всего лишь юношей, с которым приятно общаться; она знала, что он неравнодушен к ней, но и представить себе не могла, что дело зайдет так далеко. Но все изменилось после их первого поцелуя. С тех пор она обнаружила, что думает о нем намного больше, чем следовало бы, причем воспринимает его не только как друга. На работе ей удавалось скрывать свои чувства под маской развязной отчужденности, но этим вечером, когда Олли вновь поцеловал ее, она вдруг поняла, что хочет большего. Конечно, Олли не был самым лучшим мужчиной на свете, но не был он и мальчиком. В том, как он обнимал ее, не было ничего ребяческого, а от его поцелуев по ее телу пробежала жаркая волна, смывшая последние доводы рассудка. Разумеется, ему, в отличие от нее, недоставало опыта, но он инстинктивно понимал, чего хочет женщина и как сделать ей приятное.
Но что это означало для нее и во что могло вылиться? Она подозревала, что дело не только в том, что она довольно долгое время была лишена сексуального удовлетворения. И это сильно ее беспокоило. Потому что последнее, чего бы ей хотелось, — это разбить ему сердце.
Она вошла в гостиную и обнаружила Линдсей, Гранта и мисс Хони сидящими вокруг карточного столика и увлеченно играющими в «Монополию». Линдсей подняла голову и поинтересовалась:
— А где Олли?
— Ему пора было возвращаться домой. Он попросил еще раз поблагодарить тебя за чудесный ужин. — Керри-Энн избегала взгляда сестры, вешая ее парку на крючок возле двери, так как опасалась, что по выражению ее лица та поймет, что ее вечерняя прогулка с Олли была не такой уж невинной. И по этой же причине Олли предпочел не возвращаться в дом Линдсей.
Линдсей, похоже, растерялась.
— В самом деле? Интересно, чем вызвана такая спешка?
Керри-Энн передернула плечами.
— Понятия не имею.
Но подобный ответ Линдсей не удовлетворил.
— Но он объяснил хоть что-нибудь? Это совсем не в духе Олли — уйти, не сказав ни слова. Надеюсь, ничего плохого не случилось.
— Он уже большой мальчик и может сам позаботиться о себе, — ответила Керри-Энн намного резче и суше, чем намеревалась и, подняв голову, увидела, что сестра смотрит на нее с раздражением и недоумением.
Линдсей предпочла промолчать, за что Керри-Энн была ей искренне благодарна. Сестра ограничилась лишь тем, что сказала:
— Хочешь присоединиться к нам?
Керри-Энн подошла к столу.
— Кто выигрывает?
— Твоя сестра, — добродушно улыбнулась мисс Хони. — У нее уже есть отель на площади Парк-плейс, а я не могу уйти с Балтик-авеню даже ради спасения собственной жизни.
Грант улыбнулся, глядя на Керри-Энн.
— «Монополия» пробуждает в ней дух соперничества и инстинкт завоевателя.
— Я вижу, — сказала Керри-Энн, глядя на стопку разноцветных фишек, лежавших перед Линдсей.
— Учти, внешность обманчива, — поддразнил ее Грант. — Под этой мягкостью скрывается железная воля.
— Это значит, что, как правило, выигрывает она, а нам остается лишь завидовать, — рассмеялась мисс Хони.
— Ах, если бы так же легко все было и в реальной жизни! — со вздохом обронила Линдсей. — Я могу построить отель на Парк-плейс, но не могу запретить его строительство на своей земле. Быть может, стоит предложить мистеру Хейвуду сыграть со мной в «Монополию»? Победитель получает все. Я выигрываю, и он отступает.
— А что будет, если ты проиграешь? — полюбопытствовал Грант.
— Предпочитаю не думать об этом.
Веселое праздничное настроение после этих слов покинуло собравшихся.
Керри-Энн извинилась и отправилась спать, как вдруг до нее донесся голос мисс Хони.
— Знаете что? Пожалуй, я тоже откланяюсь. Я съела сегодня столько, что теперь меня клонит в сон. Так что продолжайте без меня. А поскольку я уже знаю, чем все закончится, то и сожалеть мне не о чем.
Мисс Хони догнала Керри-Энн в коридоре.
— Ты еще не видела моего нового ангелочка. Его доставили мне со вчерашней почтой, — сообщила она, беря Керри-Энн под руку. Мисс Хони все еще питала бОльшую слабость к интернет-аукциону «eBay», чем к жирной пище. — Пойдем посмотрим. Он — просто прелесть. Самый красивый из всех, что у меня есть.
Оказавшись во владениях мисс Хони, Керри-Энн, как всегда, почувствовала себя Дороти[54], выходящей из своего черно-белого домика в многоцветный мир волшебной страны «Техниколор»[55]. Комната была такой же яркой и эксцентричной, как и сама мисс Хони. Такому количеству сверкающих украшений и безделушек могла бы позавидовать любая рождественская елка. С дюжину пирамидок, подвешенных на леске в оконном проеме, по утрам переливались в лучах солнца. На стенах висели картины, прославляющие домашний уют. В углу стояло старинное зеркало в человеческий рост, в позолоченной раме, будто перенесенное сюда прямиком из борделя на Диком Западе. В нем отражались яркие павлиньи перья, стоящие в медной урне напротив. На двуспальной кровати, покрытой стеганым небесно-голубым покрывалом, лежали подушки всевозможных форм и размеров, а посередине красовалась обшитая бахромой подушка из красного атласа в виде сердечка.
Но в первую очередь внимание к себе приковывал стеклянный выставочный шкаф, занимавший целую стену. В нем и находилась знаменитая коллекция ангелов мисс Хони, числом более сотни, от самых маленьких, размером с наперсток, до таких, что едва помещались на полках. Те же, что не поместились, выстроились в ряд на комоде. Сделаны они были из разных материалов, начиная с папье-маше и заканчивая тончайшим фарфором, и собраны со всех уголков земного шара. Оловянные фигурки из Мексики, раскрашенные деревяшки из России, филигранные стекляшки с витой нитью из Австрии и разноцветные керамические изваяния из Италии. Здесь был даже старинный бронзовый подсвечник из Ирландии с хороводом херувимов, которые начинали кружиться в танце после того, как зажигались свечи.
— Ну, смотри, какая прелесть! — с благоговением проговорила мисс Хони, осторожно вынимая из шкафа свое последнее приобретение — крошечную фарфоровую фигурку с изумительно живыми чертами лица — и вкладывая ее в руки Керри-Энн. — Она похожа на тебя, когда ты была совсем еще маленькой.
