Ирвинг Стоун - Происхождение
Затем он начал записную книжку о происхождении видов, пытаясь как-то привести в порядок те мысли, которые вызвали в нем галапагосские черепахи, вьюрки с четырех различных островов архипелага и остатки скелетов южноамериканских ископаемых, обнаруженных им на Пунта-Альте. Ведение этих записей захватывал(r), но и каким-то странным образом изматывало его, притом куда больше, чем прежняя работа. Его геологические выводы основывались главным образом на наблюдениях: даже его противоречившая взглядам Лайеля радикальная теория роста коралловых атоллов и та опиралась на факты, в которых он сам удостоверился. Но, начав размышления над тем, как рождаются, приспосабливаются, вымирают или, наоборот, процветают виды, он ступил на зыбкую почву, где в любой миг можно было увязнуть по самые уши. Здесь были одни предположения, догадки, рассуждения, гипотезы. Он нашел рукоятку, но, увы, без молотка, - верного "старого Тора", с помощью которого можно было добывать образцы - только на сей раз не геологической, а биологической породы. Кроме того, он занимался проблемами и ответами на вопросы, считавшиеся божественным откровением.
Чарлз не спеша потягивал холодный лимонад, раздобытый им в подвале.
- Но я же никогда не предполагал ни публиковать свои размышления, ни делиться ими с кем-либо, кроме Лайеля, который не станет отвергать моих поисков. В сущности, для меня это было всего лишь упражнением, чтобы прояснить собственные мысли.
Он поднялся по широкой лестнице и свернул налево, в спальню. Но сон все не приходил. Он продолжал размышлять над непонятным феноменом.
Неожиданно он понял, в чем дело, и почувствовал безмерное облегчение. - "Ну конечно же! Мое нездоровье ничего общего не имеет с четырьмя записными книжками о видах. Ведь к ним я обращаюсь лишь тогда, когда окончательно вымотаюсь после занятий другой работой. И записи в своих книжках я начинаю делать только после того, как геология и зоология мне осточертевают. Мои записные книжки - это мое спасение!"
С этой мыслью он крепко уенул. Теплым и благоуханным майским утром он проснулся освеженный и бодрый. Когда Эмма вышла из ванной комнаты, он объявил:
- Дорогая, я абсолютно здоров и горю нетерпением скорее возвратиться в Лондон и засесть за работу.
- Я так за тебя рада, Чарлз, родной мой! Мы ведь все ужасно за тебя беспокоились.
Прощание было шумным. Чарлз обещал домашним, что снова приедет в августе или сентябре.
На следующий день, проходя по Трафальгарской площади, Чарлз увидел лицо, показавшееся ему знакомым. Он остановился, воскликнув: :
- Доктор Роберт Маккормик! Мы же не виделись с тех самых пор, как по болезни вас списали на берег в Рио-де-Жанейро. Это уже почти семь лет! Да, с вами ли тот серый попугай, которого вы собирались взять с собой в Англию?
- Чарлз Дарвин! Ну и память же у вас! Он со мной, этот чертов попугай, и болтает как заводной. Разрешите представить вам Джозефа Гукера. Он едет помощником врача на корабле ее величества "Эребусе". Нас снаряжают для исследования Антарктики. - Лицо Маккормика расплылось в победоносной улыбке. - На этот раз судовым натуралистом назначили меня.
- Во время нашей экспедиции, доктор, холодный климат для вас был спасением, а тропики вы переносили с трудом, - отвечал Чарлз.
Он обернулся к Джозефу Гукеру, приятному на вид молодому человеку лет двадцати двух в очках в стальной оправе, слегка увеличивавших его и без того большие живые карие глаза.
- На "Эребусе" вы будете еще и помощником натуралиста?
- Нет, мистер Дарвин, ботаником. Надеюсь, четыре года плавания сослужат мне хорошую службу. Я ведь намерен продолжать дело отца, профессора ботаники в университете Глазго.
- Тогда вы, значит, знакомы с работой моего хорошего друга профессора Джона Генсло?
- Естественно. И с работой Чарлза Дарвина тоже.
- С моей? Но каким образом? Я же еще почти ничего не публиковал?
- Мне удалось прочесть в гранках ваш "Дневник". Их послал Чарлз Лайель в Киннорди моему отцу. А тот дал их мне, поскольку заботится о моем будущем как натуралиста. Я как раз готовился тогда к получению диплома врача в университете Глазго, времени у меня было в обрез, и на ночь я клал листы вашей книги под подушку, чтобы, проснувшись, иметь возможность почитать перед тем, как надо будет вставать. Она произвела на меня огромное впечатление и... вместе с тем повергла в уныние. Я увидел, что натуралист, который захотел бы следовать по вашим стопам, должен отвечать великому множеству требований - и к его умственным, и к физическим качествам. Во всяком случае, вы укрепили во мне желание попутешествовать и понаблюдать.
Молодой человек пришелся Чарлзу по душе не только своими комплиментами в его адрес, но и тем, как на редкость бесхитростно и откровенно он держался.
- Приходите навестить меня, когда вернетесь, Гукер. В Геологическом обществе вам всегда укажут, где я живу. Доктор Маккормик, желаю, чтобы ваша коллекция оказалась превосходной. Удачи вам, джентльмены.
Восторженный отзыв Гукера обрадовал Дарвина, зато послеобеденный визит к издателю Генри Колберну обескуражил. В предваряющем все издание рекламном проспекте упоминание о его томе находилось в самом низу и было набрано мелким шрифтом, как будто речь шла о простом дополнении к томам Кинга и Фицроя, причем наименее ценном, задуманном в самую последнюю минуту.
Генри Колберн, чья контора находилась на втором этаже здания на Грейт Мальборо-стрит, всячески уклонялся от прямого ответа, выражался весьма туманно. Да, он напечатал тысячу пятьсот экземпляров; нет, в переплет пошли далеко не все. Сколько именно? Точного числа он не знает. Во всяком случае, в книжных магазинах для начала будет достаточное количество. Что случится, если первую партию не распродадут? Он не знает. Возможно, остальную часть тиража придется пустить на макулатуру: места для хранения так мало, все время поступают новые книги...
Вернувшись домой, Дарвин застал там Симса Ковингтона. Он не видел его со времени своей женитьбы, по случаю которой Симе, правда, прислал поздравительное письмо и скромный свадебный подарок. Хотя Ковингтон был одет вполне опрятно, Чарлзу бросилось в глаза, что он стал каким-то пришибленным. Однако, увидев Дарвина, он широко улыбнулся. Чарлз от души приветствовал его. Симе сообщил, что работает в большой конторе, где ведет бухгалтерский учет.
- По твоему виду я бы не сказал, что эта работа тебе по душе.
- Да, все время быть привязанным к своему столу - это совсем не то, что охотиться и собирать с вами коллекции. Мне удалось скопить из своей зарплаты немного денег, их почти хватит, чтобы добраться до Австралии.
- Австралия! Так вот, значит, какая из стран тебе больше всего понравилась.
- Верно, мистер Дарвин. Она большая и почти что... пустая. Мне показалось, что там можно чего-то достичь... на просторе. Может, зы бы согласились дать мне рекомендательное письмо?
- Безусловно.
И Чарлз написал:
"Я знаю Симса Ковингтона более восьми лет, и все это время его поведение было совершенно безупречным. Он был моим помощником во время плавания, и впоследствии это стало его основным занятием. В трудных обстоятельствах он неизменно проявлял благоразумие. Я постоянно доверял ему как мелкие, так и крупные денежные суммы..."
Симе принялся благодарить его за письмо.
- Когда обоснуешься на новом месте, обязательно напиши мне, как прошла высадка.
- Непременно, мистер Дарвин. А если я вам еще понадоблюсь, то знайте, что я примчусь обратно на всех парусах со скоростью ветра.
После отдыха Чарлз вернулся к прежнему рабочему распорядку дня, продолжая писать книгу о кораллах, делать заметки по происхождению видов и с жадностью читать: "Бриджуотеровские трактаты" сэра Чарлза Белла и "Рука, ее механизм и главные достоинства для выполнения замысла" (мысли, родившиеся у него при чтении этих трактатов, он тут же занес в свою записную книжку); "Естественная история мира" Пайни, второй том "Философии зоологии" Ламарка.
1 июня посыльный доставил ему два тома записок Кинга и Фицроя и первую заметку, появившуюся в журнале "Атеней", одном из самых уважаемых изданий Великобритании. Она содержала цитаты и описание лишь двух этих томов - и никакого разбора. В примечании читателей уведомляли о том, что вскоре должен появиться обзор тома, принадлежащего перу Чарлза Дарвина.
Через несколько дней рецензент "Атенея" отметил: "Недостаток вышедших томов в том, что, будучи скомпонованы не из одного, а из нескольких путевых дневников людей, описывавших одни и те же страны - вместе или один следом за другим, они подчас грешат разнобоем и частыми повторами, что снижает читательский интерес".
Чарлз должен был признать критику справедливой, но оказался не подготовлен к замечаниям по своему адресу:
"Мы вовсе не хотим, однако, быть понятыми в том смысле, что без "Путешествия" мистера Дарвина в данном случае можно было бы обойтись или что его следовало включить в текст двух предыдущих томов нынешнего издания. Наша цель - всего лишь выразить свое сожаление, что автор не сократил свои высказывания и не держался, насколько это представлялось возможным, в определенных рамках и даже в вопросах естественной истории касался многих деталей..."
