Малыш пропал - Марганита Ласки
— Нет, — равнодушно ответил Жан, в эту минуту он водил лебедя по столу.
— А кого-нибудь в приюте любишь? — допытывался Хилари.
— Наверно, нет, — сказал Жан, все еще поглощенный лебедем.
— А меня любишь? — хотелось ему спросить, но он не решился. Как было бы славно, если б он меня любил, вдруг подумал Хилари, и сентиментальные мечты, от которых он так старался избавиться, вновь завладели им, представилось, будто тоненькие руки обхватили его за шею, бледное холодное личико прижалось к его лицу, а потом представились другие руки и другое лицо, и он сказал решительно:
— Ну, тихонько забери лебедя. Пора отправляться домой.
Ему долго пришлось дожидаться ее за углом под вторым фонарем.
— Не смогла освободиться раньше, — сказала она, взяв его под руку и прижавшись к нему. — Да и негоже мне было приходить первой. Что люди подумали бы, если б увидали, что я жду кого-то на улице? — Она засмеялась, взмахнула головой, волосы коснулись его плеча, и он опять услышал дешевый, вульгарный запах.
— Куда бы вам хотелось пойти? — спросил он, а рука его меж тем крепко вцепилась в ее запястье.
Она пожала плечами.
— Обычно я хожу в кафе Дюпон. Оно тут самое лучшее, в этом городе-морге.
— Так идемте туда, — согласился Хилари, и она повела его глухими закоулками, пока они, наконец, не вынырнули в разбомбленном центре города, и тогда направились по нему.
— Вы часто сюда приезжаете? — учтиво спросил Хилари, чтобы хоть как-то погасить растущее возбужденье.
— Примерно раз в месяц. Видите ли, я живу в Париже и могу там достать кой-что, с чем тут большие трудности, — сигареты, кофе и прочее в этом роде. Тетушка всегда этому радуется и взамен дает мне сыр, масло, яйца — в Париже такими продуктами нипочем не разживешься. Ну а благодаря ей я обхожусь совсем неплохо.
От столь явного свидетельства морального упадка ему опять стало тошно, однако на сей раз оно лишь разожгло его вожделенье. Чем ниже на его взгляд оказывалась ее мораль, тем желанней она становилась.
— Каковы ваши занятия в Париже?
— У меня шляпный магазин на бульваре Малерб. Называется «Нелли» — поперек всей витрины так прямо золотом и написано. Покупатели в моем магазине самые что ни на есть шикарные. Может, вам тоже придет охота зайти ко мне и купить шляпу жене?
Хилари чувствовал, она клонится к нему все ближе, пытается увидеть в лунном свете его лицо.
Но ее вопрос он пропустил мимо ушей. И в свою очередь поинтересовался:
— А вас и вправду зовут Нелли?
— При крещении меня нарекли Эулалией, — с громким смехом сказала она, — но, когда я завела свое дело, пришлось подобрать другое имя. Американские имена ведь такие шикарные, верно?
— Оно вам подходит, — согласился он. В эту минуту они уже входили в кафе в новой части города, именно такое, как ей и должно было прийтись по вкусу, подумал Хилари. Мебель поддельного красного дерева так и слепит, блестит посеребренная посуда, в углу надрывается радио, и компания молодых людей в бордовых пиджаках и галстуках-бабочках в крапинку приветствует ее чересчур фамильярно, совсем не как просто старую знакомую.
Тут царил дух, который был ему особенно отвратителен, и однако отвращенье к месту, куда его привела Нелли, и к здешней публике вновь обострило его желание.
Чем низкопробней и вульгарней, чем более плотоядным животным она могла оказаться, тем уверенней он был бы, что его вожделенье никоим образом не будет освещено чувством. Он приглядывался к ней с презрительным восхищеньем, пока она пила его бренди и болтала с молодыми людьми о предстоящих на следующей неделе велосипедных гонках, путь которых проляжет через А…
Они оживленно болтали, а Хилари тем временем размышлял о странных превращеньях красоты парижанок, такой загадочно пикантной в молодости, однако воистину коварно бесстыжей в среднем возрасте, и о том, до чего редко удается наблюдать их, как он — Нелли, в краткий миг перехода из одной стадии в другую.
А та наконец вспомнила о его существовании.
— Что-то вас совсем не слышно?.. Мсье — англичанин, — с гордостью объявила она окружавшим ее молодым людям.
— Ваш первый, Нелли? — лукаво спросил один из них.
— Ну что за вопрос! — сказала она и громко захохотала, отчего под шелковой блузкой заколыхалась ее полная грудь.
Хилари встал из-за стола.
— Идемте, Нелли, — сказал он.
— Уже? — надулась было она, потом заглянула сбоку ему в лицо и сказала:
— Ну хорошо, идемте. До свиданья всем!
— Вы в цирк завтра идете? — крикнул кто-то ей вслед.
Цирк, обрадовался Хилари, значит, я смогу повести Жана в цирк!
— Пошла бы, если кто-нибудь меня пригласит, — вызывающе откликнулась Нелли, и под хор непристойных приглашений они вышли из кафе.
— Надо возвращаться, не то мои хватятся, — сказала она, надев пальто.
— А это имеет значенье?
— Да, имеет. Понимаете, мой муж все еще военнопленный — Бог весть, когда он вернется, и, если тетушка что-нибудь про меня узнает, с нее станется ему сказать, и тогда он может лишить меня довольствия.
— Итак, вы замужем.
Она пожала плечами.
— С тех пор, как его нет дома, прошло больше пяти лет. А ведь женщине надо жить нормальной жизнью.
Хилари молчал, и, желая привлечь его внимание, она подергала его за локоть и прибавила с беспокойством:
— Не подумайте, будто я неразборчива. Взять, к примеру, бошей — они чего только мне не сулили, но я не согласилась. Нет, сказала я, я не из тех, кто спит с немцами. И, можете мне поверить, никогда я с ними не спала.
Лжет она, чуть ли не ликуя, подумал Хилари. И с немцами она спала, грязная сука, и со всеми прочими, у кого было чем ей заплатить.
Они шли в эти минуты мимо разбомбленного храма, Хилари вдруг дернул ее в тень дверного проема, лишенного дверей, прижал всем телом к твердой каменной стене, сунул язык меж губами и с облегченьем, с жадностью упивался влажным лоном ее губ.
Наконец он оторвался от них, с глубоким удовлетвореньем вздохнул, чуть ли не простонал. Медленно повел руками по ее телу, и под его прикосновеньями ее забила дрожь. Он совсем потерял голову, вновь впился в ее губы, и она прильнула к нему, говоря своим телом, что ее желанье сровни его.
— Возвращаемся в отель, — хрипло прошептал он, прервав поцелуй. — Вы сможете пройти ко мне в номер.
Она подняла руку, погладила его по щеке и, прижавшись к нему, прошептала:
— Не могу я.
Он оттолкнул руку, прижал к
