Болеслав Прус - Кукла
- Жаль мне вас.
- Почему же, если позволите...
- Жаль, - повторила она. - Я сама женщина и знаю, что женщин завоевывают не жертвами, а силой.
- Так ли?
- Силой красоты, здоровья, богатства...
- Ума, - добавил в тон ей Вокульский.
- Не столько - ума, сколько кулака, - возразила пани Мелитон и язвительно усмехнулась. - Я хорошо знаю свой пол и не раз имела случай посочувствовать мужской наивности.
- Насчет меня прошу не трудиться.
- Вы думаете, не придется? - спросила она, глядя ему в глаза.
- Милостивая государыня, - ответил Вокульский, - если панна Изабелла такова, какой она мне представляется, то, может быть, когда-нибудь она оценит мое чувство. А если нет, я всегда успею разочароваться...
- Чем раньше, тем лучше, пан Вокульский, тем лучше, - сказала она, вставая с кресла. - Поверьте мне, легче выбросить из кармана тысячу рублей, чем одну привязанность из сердца. Особенно если она уже пустила корни. Кстати, не забудьте повыгоднее поместить мой капиталец, - прибавила она. Вы не стали бы рвать в клочки несколько тысяч, если бы знали, как трудно подчас их заработать.
В мае и июне визиты пани Мелитон участились, к великому огорчению Жецкого, подозревавшего какой-то заговор. И он не ошибался. Заговор действительно существовал, но направлен он был против панны Изабеллы; старая дама доставляла Вокульскому важные сведения, касавшиеся, однако, исключительно панны Ленцкой. Например, она извещала его, в какие дни графиня собирается ехать со своею племянницей в Лазенковский парк.
В таких случаях пани Мелитон забегала в магазин и, получив вознаграждение в виде какой-нибудь вещицы, ценою от пяти до двадцати рублей, сообщала Жецкому день и час...
Странно проходило для Вокульского ожидание: узнав, что завтра дамы будут в Лазенках, он уже накануне терял спокойствие. Становился равнодушен к делам, рассеян; ему казалось, что время стоит на месте и что завтрашний день никогда не наступит. Ночью его преследовали дикие видения; иногда, не то во сне, не то наяву, он шептал:
- Что же это в конце концов такое?.. Пустота... Ах, какой же я глупец...
Однако когда рассветало, он боялся выглянуть в окно, чтобы не увидеть пасмурное небо. И снова время до полудня тянулось так, что, кажется, в этом промежутке могла бы уместиться вся его жизнь, отравленная сейчас ужасной горечью.
"Неужели это любовь?" - с отчаянием спрашивал он себя.
В полдень, охваченный нетерпением, он приказывал запрягать и ехал. Поминутно казалось ему то, что навстречу едет экипаж графини, уже возвращающейся с прогулки, то, что его лошади, которые так и рвались вперед, плетутся невыносимо медленно.
Приехав в Лазенки, он выскакивал из экипажа и бежал к пруду, где обычно прогуливалась графиня, любившая кормить лебедей. Приходил он всегда слишком рано: обливаясь холодным потом, валился на первую попавшуюся скамью и долго сидел не двигаясь и не отрывал глаз от дворца, забыв обо всем на свете.
Но вот в конце аллеи показывались две женские фигуры, одна в черном, другая в сером. Вокульскому кровь бросается в лицо.
- Они! Заговорят ли хоть со мною?
Он вставал со скамьи и шел им навстречу, как лунатик, едва дыша. Да, это панна Изабелла; она ведет под руку тетку и о чем-то с нею разговаривает.
Вокульский всматривается в нее и думает:
"Ну, что в ней необыкновенного? Не лучше других. Право же, я напрасно схожу по ней с ума..."
Он кланялся, дамы отвечали на его поклон. Он шел дальше, не оборачиваясь, чтобы не выдать себя. Наконец оглядывался: дамы исчезали среди зелени.
"Вернусь, - думает он, - взгляну еще раз... Нет, неудобно!"
Был миг, когда он почувствовал, что сверкающая поверхность пруда притягивает его с неодолимой силою.
"Ах, если б знать, что смерть - это забвение... А если это не так? Нет, природа не знает милосердия... Разве не подло вливать в жалкое человеческое сердце беспредельную муку и даже не утешить его тем, что в смерти оно найдет небытие?"
Почти в то же время графиня говорила панне Изабелле:
- Знаешь, Белла, я все более убеждаюсь, что деньги не приносят счастья. Этот Вокульский сделал прекрасную, по его положению, карьеру - и что же? Он больше не работает в магазине, а скучает в Лазенках. Ты заметила, какое у него скучающее выражение лица?
- Скучающее? - повторила панна Изабелла. - Мне оно кажется прежде всего комичным.
- Я этого не заметила, - удивилась графиня.
- Ну... неприятным, - поправилась панна Изабелла.
Вокульский никак не решался уйти из парка. Он ходил взад и вперед по другую сторону пруда, издали следя за мелькающим среди зелени серым платьем. Наконец он разобрал, что следит уже за двумя серыми платьями и за одним голубым и что ни одно из них не принадлежит панне Изабелле.
"Я феноменально глуп", - подумал он.
Но это ему ничуть не помогло.
Однажды, в первой половине июня, пани Мелитон уведомила Вокульского, что завтра в полдень панна Изабелла будет на прогулке с графиней и председательшей. Это незначительное событие могло сыграть весьма важную роль.
После той памятной пасхи Вокульский несколько раз навещал председательшу и имел возможность убедиться, что старушка очень к нему благоволит. Он выслушивал ее повествования о былых временах, говорил с нею о своем дядюшке и даже окончательно условился насчет памятника на его могиле. Однажды, неизвестно как и почему, в их разговор неожиданно вплелось имя панны Изабеллы; Вокульский был захвачен врасплох и не мог скрыть своего волнения - он изменился в лице, голос его задрожал.
Старушка приставила к глазам лорнет и, вглядевшись в Вокульского, спросила:
- Показалось мне или в самом деле панна Ленцкая тебе не безразлична?
- Я почти не знаю ее... Говорил с нею всего один раз в жизни, смущенно оправдывался Вокульский.
Председательша глубоко задумалась и, покачав головой, шепнула:
- Ага...
Вокульский попрощался, но это "ага" запало ему в память. Во всяком случае, он был уверен, что председательша не настроена к нему враждебно. И вот не прошло и недели после этого разговора, как он узнал, что председательша едет кататься в парк с графиней и панной Изабеллой. Неужели она узнала, что дамы его там встречают? Может быть, она хочет их ближе познакомить?
Вокульский взглянул на часы: было три часа дня.
"Итак, завтра, - подумал он, - через... двадцать четыре часа... Нет, меньше... Через сколько же?.."
Но сколько пройдет часов от трех до часу следующего дня, он не мог сосчитать. Его охватило беспокойство, он не стал обедать; фантазия его рвалась вперед, но трезвый рассудок ее сдерживал.
"Увидим, что будет завтра. А вдруг польет дождь или какая-нибудь из дам захворает?"
Он выбежал на улицу и, бесцельно блуждая, повторял:
"Ну, увидим, что будет завтра... А может быть, они пройдут мимо!.. В конце концов панна Изабелла - красивая девушка, допустим даже необыкновенно красивая, но все же она обыкновенная девушка, а не сверхъестественное существо. Тысячи не менее красивых разгуливают по свету, и я не собираюсь цепляться руками и зубами за одну юбку. Она оттолкнет меня? Хорошо!.. С тем большей охотой я упаду в объятия другой".
Вечером он отправился в театр, но ушел после первого акта. Снова слонялся по городу, но куда бы ни шел, его всюду преследовала мысль о завтрашней прогулке и смутное предчувствие, что завтра ему удастся приблизиться к панне Изабелле.
Прошла ночь, за ней и утро. В двенадцать часов он велел запрягать. Написал записку в магазин, что придет позже, изорвал пару перчаток. Наконец появился слуга.
"Экипаж подан", - подумал Вокульский и потянулся за шляпой.
- Князь! - доложил слуга.
У Вокульского потемнело в глазах.
- Проси.
Вошел князь.
- Здравствуйте, пан Вокульский, - воскликнул он. - Вы собираетесь ехать? Наверное, на склады или на вокзал. Только из этого ничего не выйдет. Я арестую вас и заберу к себе. И буду даже столь неучтив, что попрошусь к вам в экипаж, потому что своего не взял. Однако я уверен, вы мне все простите за великолепные новости.
- Не изволите ли присесть, князь?
- На минуточку. Вообразите, - продолжал князь, садясь, - я до тех пор приставал к нашей братии господам... правильно ли я выразился?.. до тех пор донимал их, пока наконец несколько человек не согласились прийти ко мне и выслушать ваш проект относительно компании. Итак, я немедленно забираю вас, вернее - забираюсь вместе с вами ко мне домой.
Вокульский выслушал это с чувством человека, которого изо всех сил швырнули грудью оземь.
Его замешательство не ускользнуло от внимания князя; он усмехнулся, приписав это радости по поводу его визита и приглашения. Ему и в голову не могло прийти, что для Вокульского прогулка в Лазенки была важнее всех князей и торговых компаний.
- Итак, мы готовы? - спросил князь, вставая с кресла.
Еще секунда - и Вокульский сказал бы, что не поедет, что не хочет и слышать ни о каких компаниях. Но в это мгновение у него мелькнула мысль.
