Джеймс Олдридж - Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра

— Михаил будет держать вас за руку и покажет, где это находится, — крикнула Нина.

Руперт взглянул на ее встревоженное лицо, улыбнулся ей и перебросил тело за борт. Михаил последовал за ним, сделал ему знак головой, и они нырнули.

Еще до того, как они окунулись в теплое, спокойное море, Руперт увидел, что вода мутная, но его все же удивило, когда уже в нескольких метрах от поверхности он ничего не смог различить. Он опустился еще на метр и очутился в кромешной тьме. На мгновение он растерялся.

Дружеская рука нашла его руку и потянула вниз. Он задержал дыхание, но тут же вспомнил, что так нельзя, и стал дышать ровнее, а в это время Михаил тянул его все дальше и дальше в глубину. Наконец, русский сунул его руку глубоко в тину — наслоения целого тысячелетия легли плотным покровом на крыши старого кирпичного города.

Рука его уперлась во что-то твердое.

Русский продолжал его подталкивать, и, хотя Руперт чувствовал себя в темноте неуверенно, он храбро двинулся вперед и скоро нащупал какой-то свод, отдельные кирпичи, ровные плоскости — очевидно, крыши.

Руперт был романтиком: положив руки на эти кирпичи в черной илистой глубине, он почувствовал биение пульса утраченного и неведомого, но все еще живого мира.

— Изумительно! — вырвалось у него сквозь загубник, и немного воды попало в рот; он ее проглотил.

Русский толкал его все дальше, и они очутились на куполообразной крыше. Руперт потерял над собой всякую власть и все щупал и щупал кирпичи, словно хотел удержать в руках потонувший город. Некоторое время спустя он почувствовал, что рука Михаила тянет и подталкивает его вверх.

Они вынырнули на поверхность, подплыли к лодке и забрались в нее, мокрые и неуклюжие.

Лицо Нины просияло от облегчения.

— Наконец-то!

— Это просто удивительно! — воскликнул он. — Даже лучше, чем я воображал.

— А он говорил, что вы ничего не увидите.

— Нет, нет, так даже лучше. Город погребен под тысячелетним слоем ила.

Пчеловод спросил, почему он считает, что это лучше.

— Когда-нибудь вы сумеете удалить этот ил и, вероятно, найдете весь город целым и невредимым. Ил его сохраняет.

Нина перевела, и Михаил кивнул.

— Да, когда-нибудь мы это непременно сделаем, — сказал он. — Но для этого придется осушить часть бухты, а тут рядом находятся санатории, где отдыхают тысячи людей.

Он спросил Руперта, не хватит ли на сегодня нырять.

— Ни в коем случае. А есть тут что-нибудь еще?

— Говорят, что там подальше — другая часть города. Старые водолазы утверждают, будто находили там амфоры, но мне ничего пока не попадалось.

— Давайте посмотрим, — предложил Руперт по-русски.

— Не надо! Пожалуйста, не надо, — стала упрашивать пчеловода Нина. — Хватит!

— Оставьте, Нина. Не портите мне удовольствия, — сказал Руперт. — Нечего беспокоиться. Пошли, Михаил.

Михаил запустил мотор, и лодка отплыла еще на сотню метров в море.

Руперт надел маску; Михаил объяснил, что здесь глубоко — почти максимальная глубина для ныряния с кислородным прибором — и что, следовательно, надо чаще пользоваться краном. Если Руперт почувствует головокружение, нужно немедленно подниматься на поверхность.

Нина снова осталась сидеть под своим зонтиком и нервничать, а они, перемахнув через борт, скрылись под водой. Руперт, работая ногами, начал погружаться. Он опустился уже довольно глубоко, но дна все не было. Он стал дышать чаще, снова заработал ногами и продолжал медленно опускаться все ниже и ниже, пока вдруг не почувствовал чьи-то липкие объятия и не понял, что лежит на мягком илистом дне. Толстый слой ила окутал его всего, он ощущал всем телом противную слизь.

На этот раз Руперт потерял в темноте Михаила. Он принялся вслепую ощупывать дно в поисках твердых предметов. Ему казалось, что он плавает в киселе. Он нашел обломок кирпича, сунул его в трусы и продолжал свои поиски.

Инстинкт исследователя взял верх над осторожностью, и Руперт позабыл обо всем. Воздух у него во рту приобрел неприятный привкус, но он не обратил на это внимания. О беде он догадался лишь в ту минуту, когда неожиданно почувствовал головокружение. Нащупав кислородный кран, он отвернул его, но ощущение дурноты усиливалось, и он оттолкнулся ото дна, чтобы всплыть на поверхность. Он работал ногами изо всех сил, думая, что поднимается, но снова очутился на дне и понял, что описал круг. В темноте не было никакой возможности определить направление. Теперь его так мутило, что хотелось сорвать маску, и он удержался от этого только огромным усилием воли.

Руперт опять оттолкнулся ото дна и отчаянно заработал ногами; до поверхности было не близко, а ему с каждой секундой становилось хуже, он чувствовал, что теряет сознание.

Сидя под своим белым зонтиком, Нина увидела, как он с бессильно упавшей на плечо головой показался из воды, и сразу поняла, что ему плохо. Она окликнула его, но он снова погрузился под воду. Она стала звать Михаила, который уже раз всплывал и снова нырнул в поисках Руперта, но Михаил больше не показывался.

Тогда она прыгнула за борт. Сделав несколько взмахов, она подплыла туда, где исчез Руперт, и в тот момент, когда он вновь показался на поверхности, схватила его за волосы и громко закричала, зовя на помощь Михаила.

— Есть, — услышала она голос рядом с собой, — я его держу.

Пчеловод сорвал с Руперта маску, подтянул его к лодке и довольно бесцеремонно в нее взвалил. Руперт лежал на дне. прерывисто дыша, сперва без сознания, затем постепенно приходя в чувство, и боролся с тошнотой; подняв глаза, он увидел склонившуюся над ним Нику. С нее ручьями текла вода.

— Руперт… — звала она его.

Он окончательно очнулся, медленно сел и, взглянув на их испуганные лица, сразу понял, что произошло.

— Простите, пожалуйста… — пробормотал он едва слышно.

Нина его приподняла, а Михаил снял кислородный прибор.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она. — Что с вами случилось?

— Теперь уже все в порядке. Наверно, потерял сознание. Кажется, позабыл пустить кислород…

— Вы не открыли как следует кран, — подтвердил Михаил. — Его надо отвернуть до отказа.

Руперт поднялся и посмотрел на Нину Водопьянову. Она еще не успокоилась; одежда на ней была мокрая, пряди волос прилипли к щекам, но лицо и шея горели, обожженные жарким солнцем. Она смотрела на него широко открытыми глазами и, когда взгляды их встретились, глубоко вздохнула и отвернулась.

— Надо поскорее отвезти вас на берег, — сказала она.

— Да я в полном порядке, — заверил он ее, садясь и уже совершенно приходя в себя. — Передайте Михаилу мои извинения за то, что произошло. Это я во всем виноват.

Пчеловод был тоже взволнован, но ни на минуту не потерял самообладания; Руперт понял, какой это надежный человек.

— Я подплыву к противоположному берегу бухты, — сказал Михаил, — и мы посмотрим развалины турецкой крепости. Там же и высадимся; по крайней мере, кругом не будет зевак.

— Но ведь мы же отплыли вон откуда, — удивилась Нина.

— Не важно, — возразил Михаил, — пристать лучше там.

Она поняла. Теперь они все трое отлично понимали друг друга. Зачем людям знать о том, что случилось? Михаил завел мотор. Они проплыли мимо четырех подводных лодок, и Руперт, окинув их взглядом специалиста, спросил себя, способен ли он напрячь внимание и определить их тоннаж, мощность и вооружение. Он быстро взглянул на Нину Водопьянову, словно она могла разгадать его мысли.

Она приглаживала мокрые волосы.

— Как вы себя чувствуете? — спросил теперь он.

Она молча пожала плечами и, поморщившись, поглядела на свое мокрое платье.

Руперт знал, чем ей обязан, и испытывал к ней теплое чувство. Какая ирония судьбы, думал он, — Нина Водопьянова в несколько секунд отплатила ему за то, что он делал для ее мужа долгие шесть месяцев. Он понимал, что мог утонуть, если бы она вовремя не схватила его за волосы. Ему захотелось выразить ей свою благодарность, но он вдруг заметил, как сквозь мокрое платье просвечивает ее тело.

Он отвел глаза и ничего не сказал.

Руперт позвонил по телефону в Лондон из дома отдыха Главсевморпути. Дом отдыха стоял на самом пляже, в нем жили мужчины и женщины, похожие на лапландцев, а также русские летчики, геологи, гласиологи, метеорологи — их профессию можно было определить с первого взгляда; во всяком случае, после первого же разговора. Все они наперебой выражали свое восхищение его походом по льду с больным Алексеем.

— Как здоровье Тэсс? — орал он в телефон на весь дом отдыха.

— Ей лучше, — сообщил невнятный голос Джо. — Мэриан говорит то же самое, что и русские врачи. Вероятно, это инфекция в толстой кишке. Она считает, что нет ничего серьезного.