Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

- Даже тебе? - улыбнулась начальница. - А что, панна Говард наверху?

- Да. У нее сейчас Эля и пан Казимеж, они беседуют об очень умных вещах.

- Наверно, о независимости женщин?

- Нет, о том, что женщины должны сами зарабатывать себе на жизнь, что они не должны быть слишком чувствительными и во всем должны походить на мужчин: быть такими же умными, такими же смелыми... Погодите, кажется, сюда идет панна Говард.

- Зайди ко мне, Мадзя, после шести, я дам тебе работу, - смеясь сказала пани Ляттер.

Девушка исчезла в дверях, ведущих в приемную, а в это время распахнулась внутренняя дверь, и на пороге появилась высокая дама в черном платье. Лицо у нее было продолговатое, все какое-то розовое, волосы белесые, точь-в-точь такого цвета, как воды Вислы в разливе, грудь как доска, держалась дама как аршин проглотила. Надменно кивнув начальнице головой, панна Говард спросила контральто:

- Вы хотели меня видеть, сударыня? - Она произнесла эти слова так, точно хотела сказать: "Кому надо меня видеть, тот мог бы и сам ко мне прийти".

Пани Ляттер усадила учительницу на диван, сама села в кресло и, сжимая длинные руки панны Говард, задушевно сказала:

- Я хотела поговорить с вами, панна Клара. Но прежде всего, прошу вас, не думайте, что я хочу вас обидеть...

- Я и мысли такой не допускаю, чтобы кто-нибудь имел право обидеть меня, - проговорила панна Говард, высвободив свои руки, которые в эту минуту стали влажными и холодными.

- Я очень ценю ваши способности, панна Клара... - продолжала пани Ляттер, глядя в белесые глаза учительницы, у которой на лбу обозначилась морщина. - Я восхищаюсь вашими познаниями, вашей работой, добросовестностью.

Розовое лицо панны Говард начало хмуриться.

- Я ценю ваш характер, знаю, какие жертвы вы приносите ради общего блага...

Лицо панны Говард еще больше нахмурилось.

- Я с удовольствием читаю ваши замечательные статьи...

Словно целый сноп солнечных лучей озарил в эту минуту лицо панны Клары, разорвав тучу, чреватую громом.

- Я не во всем с вами согласна, - продолжала пани Ляттер, - но много размышляю над вашими статьями...

Лицо панны Говард совсем прояснилось.

- Бороться с предрассудками трудно, - сияя, ответила учительница, - но я считаю своей величайшей победой, если читатели хотя бы только задумываются над моими статьями.

- Значит, мы понимаем друг друга, панна Клара?

- Безусловно.

- А теперь позвольте мне сделать вам одно замечание, - сказала начальница.

- Пожалуйста...

- Так вот, панна Клара, ради того дела, которому вы себя посвятили, будьте осторожнее в разговорах с ученицами, особенно не очень развитыми, и... с их матерями.

- Вы полагаете, что мне грозит какая-то опасность? - воскликнула панна Говард густым контральто. - Я ко всему готова!

- Я понимаю, но не готовы же вы к тому, что кто-то станет извращать ваши мысли. У меня только что была особа, с которой вы наверху беседовали о независимости женщин.

- Уж не пивоварка ли Коркович? Провинциальная гусыня! - с пренебрежением прервала начальницу панна Говард.

- Видите ли, в вашем положении вы можете относиться к ней с пренебрежением, а я вынуждена с нею считаться. Знаете, как она использовала беседу о независимости женщин? Она желает, чтобы ее девочки учились рисовать пастелью и играть на цитре, а главное, чтобы они поскорее вышли замуж.

Панна Говард подскочила на диване.

- Я таких мыслей ей не внушала! - воскликнула она. - В статье о воспитании наших женщин я решительно протестую против обязательного обучения наших девушек игре на фортепьяно, рисованию, даже танцам, если у них нет к этому способностей или склонности. А в статье о призвании женщины я заклеймила тех кукол, которые мечтают только о том, чтобы сделать партию. Я с этой дамой вовсе не говорила о том, какими должны быть женщины, а только о том, как они воспитываются в Англии. Там женщина получает такое же образование, как и мужчина: она учится латыни, гимнастике, верховой езде. Там женщина ходит одна по улице, совершает путешествия. Там женщина свободна, и ее уважают.

- Вы знаете Англию? - спросила вдруг пани Ляттер.

- Я много читала об этой стране.

- А мне пришлось там побывать, - прервала ее пани Ляттер, - и, уверяю вас, воспитание англичанок представляется нам совсем не таким, как оно есть на самом деле. Поверите ли, девочек там, например, иногда секут розгами!

- Но они ездят верхом.

- Ездят, как и у нас, те, у кого есть лошади или деньги на лошадей.

- Значит, девочек можно обучать верховой езде и гимнастике, решительно заявила панна Говард.

- Можно, но в пансионе нельзя открывать школу верховой езды.

- Да, но можно открыть гимнастический зал, можно преподавать бухгалтерию, учить ремеслам, - нетерпеливо возразила панна Говард.

- А если родители этого не хотят, если они желают только, чтобы девочки учились рисованию или танцевали с молодыми людьми?

- Невежественные родители не могут определять программу воспитания своих детей. Для общественных реформ существуют научные учреждения.

- А если в результате реформы сократятся доходы учебных заведений? спросила пани Ляттер.

- Тогда руководительницы учебных заведений, вдохновленные сознанием своего общественного долга, должны пойти на жертвы.

Пани Ляттер потерла рукою лоб.

- Вы думаете, что любая начальница пансиона может пойти на жертвы, что любая начальница располагает средствами?

- Кто не располагает средствами, должен уступить тем, у кого они есть, - ответила панна Говард.

- Ах, вот как! - протянула пани Ляттер, снова потирая лоб. - Голова болит, дел сегодня было пропасть... Итак, панна Малиновская твердо решила открыть пансион?

- Она предпочла бы стать сотоварищем в каком-нибудь известном деле, и я уговариваю ее побеседовать с вами.

Лицо пани Ляттер покрылось ярким румянцем. У нее промелькнула мысль, что такое объединение могло бы стать для пансиона якорем спасения, но, возможно, привело бы к окончательному крушению. Сотоварища пришлось бы посвятить в финансовые дела, он имел бы право спрашивать отчета за каждый рубль, который она тратит на Казика.

- Я не буду сотоварищем панны Малиновской, - сказала пани Ляттер, опуская глаза.

- Жаль! - сухо ответила учительница.

- А вы, панна Клара, будете осторожнее в разговорах с ученицами и... их матерями?

Панна Говард поднялась с дивана.

- Только я несу ответственность за свою неосторожность, - отрезала она, - и я не подумаю отказываться от моих убеждений...

- Даже если я из-за этого потеряю пансионерок, которых мать желает поместить в более дешевый и передовой пансион? - медленно и раздельно произнесла пани Ляттер.

- Даже если мне самой придется потерять у вас службу! - также раздельно произнесла панна Говард. - Я принадлежу к числу тех, кто ради личных выгод не жертвует ни идеей, ни гражданским долгом.

- Чего же вы в конце концов хотите?

- Я хочу сделать женщину самостоятельной, хочу воспитать ее для борьбы с жизнью, хочу, наконец, свергнуть с нее бремя зависимости от мужчин, которых я презираю! - говорила учительница, и ее белесые глаза пылали холодным огнем. - Если же вы полагаете, что я у вас лишняя, что ж, я с нового года могу уйти. Вам мои взгляды приносят вред или просто вас раздражают, а меня мучит эта необходимость считаться с каждым словом, бороться с рутиной, с самой собою.

Панна Говард церемонно поклонилась и вышла, шире, чем обычно, вытягивая шаг.

- Истеричка! - прошептала пани Ляттер, снова сжимая руками лоб.

"Хочет ввести обучение бухгалтерии, ремеслам, в то время как родители желают, чтобы дочки рисовали пастелью и поскорее выходили замуж! И я ради подобных опытов должна жертвовать своими детьми?" - думала пани Ляттер.

Из дальних комнат через отворенную дверь до слуха ее долетел разговор.

- Так вот, держу пари, - говорил звучный мужской голос, - что не позже чем через месяц вы сами захотите, чтобы я целовал вам руку! Эля, будь свидетелем! Все зависит от опыта.

- А на что вы держите пари? - вмешался женский голос.

- Я не буду держать пари, - возразил другой женский голос. - Не потому, что боюсь проиграть, а потому, что не хочу выиграть.

- Так отвечают женщины нашей эпохи! - со смехом отозвался первый женский голос.

- Ах, какое ребячество! - воскликнул мужчина. - Это вовсе не новая эпоха, а старое, как мир, женское жеманство.

В кабинет вошла очень красивая пара: дочь и сын пани Ляттер. Оба блондины, оба черноглазые и чернобровые, оба похожие друг на друга. Только в ней соединились все прелести женщины, а в нем - здоровье и сила.

Пани Ляттер с восхищением смотрела на них.

- Что это за пари? - спросила она, целуя дочь.

- Да это с Мадзей, - ответила панна Элена. - Казик хочет целовать ей руки, а она не позволяет...

- Обычная увертюра. Добрый вечер, мамочка! - поздоровался сын.

- Я столько раз просила тебя, Казик...