Джойс Кэри - Психолог
- А зачем же ты за меня вышла?
Он сам поразился - он был потрясен своим ответом. Вот уж пальцем в небо, абсолютно не на тему. Неужели же ион начал мыслить, как блоха? Неужели он теперь утратит естественный человеческий разум? И он поскорее добавил:
- Ну ладно, ничего.
- Ничего?! Ну нет уж. Теперь мне это и самой интересно.
На это Роберт ничего не сказал. Он не знал, что на это сказать.
- Ты жалеешь, что на мне женился, - сказала она.
- Ах, нет, ну что ты, миленькая.
- Нет, ты жалеешь. И думаешь - я тоже жалею. Но ты сильно ошибаешься. Я очень даже рада, что я за тебя вышла. Ты такой смешной.
Они вернулись в родной дом Д., попросту именуемый Мызой, и почувствовали облегчение. Обоим после медового месяца хотелось перемен, хоть каких-то перемен. Д. обрадовался своим свиньям и коровам и особенно своей птице. Психология у птицы куда проще, чем у молодых жен. А Этта сразу принялась за работу, решила все в доме переделать и пригласила строителей, водопроводчиков, электриков, проектировщиков и обойщиков. Шесть недель она была весела, счастлива, прелестна; это стоило по тысяче фунтов в неделю. В тот день, когда приехала ее сестра Нора и позавидовала новым ванным, Этта была до того мила, что Роберт совершенно утешился. Он говорил себе, что все хорошо, сложности, всегда отравляющие медовый месяц, позади и наконец начался брак, настоящий брак.
Но уже на другой день Этта стала сетовать на дикую скуку жизни в глуши и отправилась на три недели погостить к Норе. Вернулась она, только когда Норе понадобилась ее комната для гостя-первометодиста - то есть когда Нора сочла, что пора уже ей отправляться к мужу.
Дом отделали, она его ненавидела. Но говорила, что переделывать не стоит - здесь никто не отличит мавританских обоев от обоев стиля ампир. Ее спальня была такой кошмар, что ей уже было не до смеха.
И вот ни с того ни с чего на Мызе стали появляться юнцы. Роберт очень удивлялся, все удивлялись, кроме Этты. Прежде на Мызе юнцов и не видывали, даже работники тут были в годах. В этой глуши забыли даже о существовании юнцов. И вот они стали появляться, да не по одному, не по двое, а толпами, табунами. Как те бабочки мужского пола, описанные Фабром, которые чуют женских особей своего вида в герметически закрытых ящиках, запертых в сейфе где-то за сотни миль. И эти особи мужского пола принадлежали в точности к одному с Эттой виду. Сразу им даже трудно было дать четкое определение. Но если бы вы поглядели, как они разговаривают - всем лицом, да что лицом, - коленками, локтями, шеями, спинами, задами даже, - если бы вы понаблюдали, как они сидят, вытянув нос на метр впереди колен, как они пересекают комнату, будто выходят на бурные аплодисменты, как они, смеясь, запрокидывают голову, как они пожирают шоколадные эклеры, будто это изголодавшиеся гиены рвут падаль, и, главное, как они смотрят на Этту, вы бы сразу сказали: "Этта в мужском варианте".
Сначала явились пятеро молодых летчиков из учебного лагеря за сто пятьдесят миль. Роберт как-то вернулся с охоты, с одним покупателем, и обнаружил эти юные создания, сплошь в голубом, увивающиеся в холле вокруг Этты. Когда он вошел, она махала на них платком и говорила: "Убирайтесь вон, противные". Но тон вовсе не был угрожающим, да и платочек был от силы десять квадратных сантиметров.
Пожалуй, больше всего в этой сцене Роберта возмутила вульгарность, а не сам факт, что пятеро летчиков вдруг будто с неба свалились. Он даже себе не представлял, что Этта может выглядеть такой потаскушкой и говорить "убирайтесь" таким зазывным голосом. Особенно же он огорчился, когда покупатель С. (один из крупнейших его покупателей, но ужасно вульгарный тип), хоть и за пятьдесят, и жирней самого жирного йоркширского белого из его свинарника, расхохотался и стал обращаться с Эттой как с потаскушкой.
Для оптового торговца всегда очень неприятно, если покупатель позволяет себе вольности с его женой. Вопреки общепринятому мнению циников такое разрешается покупателю разве что среди примитивных, неразвитых племен. В Европе же существует как бы неписаный закон, как бы jus gentium [международное право (лат.)], и даже крупнейшие покупатели, которым закупить аэропланов на двадцать миллионов фунтов - это раз плюнуть, и те соблюдают этот закон - что никто не обязан впутывать сюда жен. Покупатели и жены торговцев могут, пожалуйста, разбираться между собой сами. Короче говоря, даже у поставщика-миллионера жена как бы независимый партнер. Она сама за себя решает. Может, как преданная соратница, употребить все свое влияние в нужный момент, а может остаться в стороне и ограничиться кокетством, лестью, уменьшительными именами, полумраком в комнате и задушевными разговорами - это уж ее личное дело.
И вот С. прямо в присутствии Роберта буквально пожирал Этту глазами и пускал слюни. Роберт не имел к нему претензий. Покупатель обязан держать себя в руках, но и от жены требуется добродетель - это уж общее правило. Жена может ударить или не ударить по рукам, но положение обязывает. Она обязана быть приличной женщиной. А если уж она выставляет себя потаскухой, то и с покупателя спрос невелик. Роберт не имел права осуждать хама С. за то, что он держался по-хамски. Но Этта совершенно выводила его из себя.
Этта же в результате так грубо и надменно обошлась с С., что тот наутро уехал и ничего не заказал. Она обозвала его свиньей, ну и попала по больному месту. Он и сам замечал сходство.
Роберт, правда, про заказ ей даже не заикнулся, но его глубоко задело непозволительное обращение с давним щедрым покупателем фирмы, который верно поддерживал его и помог выстоять кризисы, войну, японскую конкуренцию.
Ему стало гораздо легче, но он и огорчался ужасно. Будто кораблекрушение выбросило его на необитаемый остров, зато спасло от банкротства. Он буквально не знал, что ему предпринять, что и подумать. А он смолоду привык и то и другое знать определенно. Он был из тех, кто совершенно теряется в обширных землях, где до сих пор не заведено ни дорожных знаков, ни шоссе, ни мостов. Он плохо ориентировался. Ему требовались четкие, точные карты. Конечно, такой человек легко теряет направление в браке, да и просто в любви. Он руководствуется картой, компасом, а тут ни одна карта не подходит. Важные черты пейзажа просто даже не намечены. А компас вовсе кружится так, будто магнитный полюс вдруг поместился в даму и решительно не желает стоять на месте.
Куда подевалась его психология, путеводитель во всех жизненных предприятиях? У этой юной особы, кажется, вообще ее не было. Сегодня она его ласкает, сидит у него на коленях и мурлычет, как кошечка; а завтра она его не выносит и запирается у себя в спальне. Так любит она его или нет? Кто он в конце-то концов - ее милая старая Лыска, как она иногда говорила, или - как она же ему говорила - он зануда и форменное наказанье?
После визита тех летчиков и еще каких-то летчиков он стал, пожалуй, склоняться к последнему. А когда к летчикам присоединились пятнадцать-двадцать студентов сельскохозяйственного училища (за семьдесят миль), группа прилежных оксфордцев (девяносто миль), семеро курсантов на джипе (из Сандхерстского военного училища за сто десять миль), она стала выказывать такую ненависть к нему, что он просто стеснялся быть с ней в одной комнате. Бедняга даже радовался, что ее спальня теперь всегда для него заперта. Он совсем было заблудился, но в конце концов он уперся в тупик. Зато тупик - это уж что-то определенное. Тут ясно, что делать либо стой, либо поворачивай назад.
Роберт думал несколько недель и понял, что брак его пришел к концу. И желательно найти путь обратно, к безбрачию. Но, как раз когда ему уже показалось, что пора обратиться к адвокату, вечером Этта вошла к нему, моля о прощении. Говорила, что просто спятила, что вела себя отвратительно. "А все потому, что люблю тебя, миленький".
Роберт ей не очень поверил. Последние полтора месяца Этта почти не расставалась с кузеном Биллом, приехавшим в отпуск из Малайи. Правда, половину этого срока она провела в Лондоне, у одноклассницы, но друг Роберта, верней, деловой знакомый, у которого он закупил много краски, сообщил, что там же находился и Билли. А одноклассница уехала в кругосветное путешествие с мужем другой своей одноклассницы - сводной сестры жены этого красильщика. Действительно, высший круг поставщиков в Англии весьма узок, и там-то уж есть уважение к ценностям, там знают что почем. Даже миллионер может погореть, если попадет не как надо и не в какую надо газету.
Красильщик Роберта счел своим долгом - поставщика, да и просто богатого человека - сообщить ему, что Этта и Билли живут под одной крышей.
Поэтому Роберт весьма холодно отвечал, что любовь Этты проявляется довольно странно, и спросил, не собирается ли она подать на развод, ибо, если нет, он и сам может этим заняться. А она может выходить за своего Билли.
- Боб, что ты мелешь? Бред какой-то. Билли в Малайе. И я ненавижу его всегда ненавидела. Ах, Боб, я и не думала, что ты бываешь так жесток, просто жесток!
