Болеслав Прус - Обращенный
Красноречивый адвокат умолк и погрузился в разглядывание документов. Судя по всему, доводы ею иссякли.
Дело пана Лукаша приняло такой грустный оборот, что это растрогало даже прокурора.
- Обвиняемый, - обратился он к Лукашу, - не вспомните ли вы сами хотя бы один добрый поступок в своей жизни, совершенный вами бескорыстно?
- Господа судьи! - с глубоким поклоном ответил Лукаш. - Я приказал покрыть асфальтом тротуар перед домом...
- И уже за две недели до этого повысили квартирную плату, - прервал его прокурор.
- Я отстроил уборную!..
- Да, но вас принудила к этому полиция.
Лукаш задумался.
- Я женился, - сказал он, наконец.
Но прокурор только махнул рукой и строго спросил:
- Это все, что вы можете сказать?
- Господа судьи! - в страхе закричал Лукаш. - Я совершил в своей жизни много бескорыстных поступков, но от старости у меня пропала память.
Вдруг адвокат вскочил, словно его осенило.
- Господа судьи, - воскликнул он, - обвиняемый прав! Он, несомненно, мог бы найти в своей жизни не один прекрасный, благородный и бескорыстный поступок, но что делать, если ему изменила память? Поэтому я прошу и даже требую, чтобы суд, приняв во внимание возраст и испуг обвиняемого, не ограничивался заслушанными здесь показаниями, а подверг моего подзащитного испытаниям, которые представят во всем блеске его высокие достоинства.
Предложение было принято, и суд стал совещаться относительно рода испытаний.
Между тем пан Лукаш, оглянувшись, увидел позади какую-то фигуру. По всей вероятности, это был судебный пристав, но лицом он удивительно напоминал тайного советника, который на земле прославился громким процессом, будучи обвинен в воровстве, мошенничестве и незаконном присвоении чинов.
- Если не ошибаюсь, я имею честь быть с вами знакомым, - сказал Лукаш, протягивая руку приставу.
У пристава сверкнули глаза, он уже хотел взять Лукаша за руку, как вдруг Криспин оттолкнул его и, обращаясь к приятелю, крикнул:
- Оставь его, Лукаш! Это же черт!.. Хорош бы ты был, если бы он тебя схватил.
Пан Лукаш сильно смутился, затем стал внимательно разглядывать этого субъекта и, наконец, шепнул адвокату:
- А ведь до чего люди любят преувеличивать! Сколько раз я слышал, что у черта огромные рога, точно у старого козла, а у этого рожки маленькие, как у теленка! И даже не рожки, а едва заметные шишечки...
В эту минуту адвоката подозвали к судейскому столу. Председатель что-то шепнул ему на ухо, а Криспин громко спросил Лукаша:
- Скажите, не приходилось ли вам в своей жизни делать пожертвования с благотворительной целью?
Лукаш заколебался.
- Я не помню твердо, - сказал он, - мне ведь уже семьдесят лет.
- А не хотели бы вы сейчас что-нибудь пожертвовать на благотворительные дела? - спросил адвокат и многозначительно подмигнул Лукашу.
Пану Лукашу совсем этого не хотелось, но, заметив знаки, которые делал ему Криспин, он согласился.
Ему подали перо и бумагу.
- Напишите объявление, как если б вы его давали в газету "Курьер", предложил Криспин.
Пан Лукаш сел, подумал, написал и отдал бумагу.
Прокурор прочитал вслух:
- "Лукаш X. - домовладелец, проживающий на улице... номер... жертвует с благотворительной целью три (3) рубля серебром. Там же продаются инструменты для каменщиков и сдаются квартиры по умеренным ценам".
Услышав это, судьи остолбенели, адвокат закусил губу, а черт так и покатился со смеху.
- Обвиняемый, - крикнул прокурор, - что вы тут написали? Это реклама для вашего дома, а не объявление о пожертвовании. С благотворительной целью жертвуют бескорыстно и не устраивают заодно свои имущественные дела.
После этого назидания пану Лукашу дали другой лист бумаги. Дрожа от страха, несчастный присел к столу и написал:
"Неизвестный вносит в пользу бедных пятнадцать копеек".
Но тотчас же зачеркнул слово "пятнадцать" и написал: "пять".
Ознакомившись с новым объявлением, судьи покачали головами, однако решили, что с такого, как Лукаш, хватит и этого пожертвования, лишь бы оно было бескорыстным.
Но вдруг вмешался черт:
- Скажите, пан Лукаш, с какой целью вы пожертвовали на бедных эти пять копеек?
- Для спасения моей грешной души, сударь, - ответил Лукаш.
Черт снова расхохотался, председатель суда стукнул кулаком по столу, а адвокат стал рвать на себе волосы.
- Старый осел! - крикнул он Лукашу. - Ты же слышал, что пожертвование должно быть бескорыстным. Значит, не ради сообщения о сдаче квартиры и даже не во имя спасения души!.. Но ты, видать, до того жаден, что даже пяти копеек не пожертвуешь на бедных, не требуя за это награды, да еще такой, как спасение души!..
Судьи поднялись со своих мест. В их грозных и грустных взорах Лукаш прочел страшный приговор.
- Пристав! Проводите обвиняемого в последний круг ада! - приказал председатель.
Но черт лишь махнул рукой.
- А зачем нам такой постоялец, - сказал он, - который собственную душу ценит в пятак?
- Что же нам с ним делать? - спросил прокурор.
- Что вам будет угодно, - ответил черт, презрительно пожимая плечами.
- Я предлагаю подвергнуть обвиняемого еще одному испытанию, - выступил адвокат.
Он подошел к председателю и о чем-то тихо переговорил с ним.
Председатель, посоветовавшись с судьями, снова обратился к Лукашу:
- Обвиняемый! С нами остаться вы не можете, черт от вас тоже отказывается, так низко вы сами оценили свою душу. Поэтому мы решили подвергнуть вас последнему испытанию: пусть душа ваша вселится в старую туфлю, которую вы на днях выбросили в мусорный ящик... Dixi*.
______________
* Буквально: "Я сказал" - латинское выражение, которым ораторы обычно заканчивали речь.
Рассуждения председателя о душе пан Лукаш выслушал безучастно, но упоминание о туфле его заинтересовало.
В эту минуту черт легонько подтолкнул его к окну; старик посмотрел через решетку, и - о, чудо!.. - он увидел свой двор, окна своей квартиры (по которой кто-то расхаживал), наконец, кучу мусора и на вершине ее свою туфлю.
- Мда, - буркнул Лукаш, - а, пожалуй, поспешил я ее выбросить!.. Да уж очень дорого стоила починка...
Во двор вошла жалкая, оборванная нищенка. Она сильно хромала, припадая на ногу, обмотанную грязной тряпкой.
Она посмотрела на окна, очевидно собираясь попросить милостыню. Но в окнах никого не было, и нищенка направилась к мусорному ящику, надеясь хоть там что-нибудь найти. Вдруг она заметила туфлю Лукаша.
Вначале этот опорок показался ей уж очень плохим. Но лучше тут ничего не было, да и боль в ноге ее донимала, и женщина подняла туфлю.
Пан Лукаш зорко следил за каждым движением нищенки. Когда же увидел, что та берет туфлю и собирается уйти с ней со двора, он крикнул:
- Эй, эй! Баба, это моя туфля!
Нищенка обернулась и ответила:
- Да уж вашей-то милости на что такая рвань?
- Рвань не рвань, а все-таки она моя. А даром ничего брать не полагается: это похоже на кражу. Не хочешь греха на себя взять, так... помолись за упокой души Лукаша.
- Слушаюсь, ваша милость, - согласилась нищенка и забормотала молитву.
"Однако эта туфля еще имеет большую ценность", - подумал Лукаш.
Затем он сказал уже вслух:
- Вот что, баба: раз уж я подарил тебе такую обувь, ты хоть погляди, кто это там расхаживает у меня в квартире...
- Слушаюсь, ваша милость! - ответила нищенка и пошла наверх, с трудом ковыляя.
Через несколько минут она вернулась и сообщила:
- Кто там ходит, не знаю: не стали мне дверь отпирать!..
Старуха уже собиралась уходить, но пан Лукаш все не отпускал ее.
- Мать, а мать! - крикнул он. - За такую хорошую туфлю ты бы хоть позвала мне дворника.
- А где он? - спросила нищенка.
- Должно быть, на улице, где заливают тротуар.
- Нет его там, я уже смотрела.
- Верно, пошел за водой к колонне Зыгмунта. Ну, туфлю взяла, так сходи за ним.
- Что? За такую рвань бежать к Зыгмунту? - спросила нищенка.
- Конечно! - ответил пан Лукаш. - Не даром же!
Старуха, несмотря на свое убожество, вышла из себя:
- Ах ты скряга! - крикнула она. - Да провались ты в пекло вместе со своей рванью! - И нищенка с такой силой швырнула туфлю, что, влетев в окно, она со свистом пронеслась над головой Лукаша и упала на судейский стол, покрытый зеленым сукном.
Пан Лукаш оглянулся.
За ним стоял суд в полном составе, а желчный прокурор, увидев туфлю на столе, воскликнул:
- Вот вам corpus delicti - вещественное доказательство беспредельной жадности этого негодяя Лукаша. - Затем, обернувшись к адвокату и стоявшему за ним черту, добавил: - Делайте с обвиняемым, что хотите. А нам судить его и выносить ему приговор уже просто неприлично!
Судьи сняли с себя мундиры, надели штатскую одежду, в которой их схоронили, и ушли, даже не взглянув на Лукаша. Только умерший от апоплексического удара судья, всегда отличавшийся вспыльчивым нравом, едва переступив порог, презрительно плюнул.
