Иван Клима - Рассказы
Дома я писал до поздней ночи. На одинокую кровать я уложил не себя, а ее, вернее, незнакомую студентку. Неизлечимо больная, она уже много месяцев не поднималась с кровати. Родители поставили кровать так, чтобы девушка в окно могла видеть ветви могучей липы. Сквозь ветви просвечивало небо, ясными днями в красноватое марево закатывалось солнце. У девушки был возлюбленный, тоже студент, но в последние недели он почти не учился, а сидел возле больной и говорил долгими часами, дабы развеять густеющий сумрак ее мыслей. Он рассказывал ей, что пережил за день, кого встретил, раскручивал целые киносюжеты, передавал случайно услышанные разговоры, а потом и вовсе начинал сочинять всякие истории, причем с такими подробностями, что не только она, но и он сам перестал различать, где явь, а где выдумка. А однажды сказал ей, что, возвращаясь вечером от нее домой, видел ангела. Ангел взмывал перед его окнами и излучал яркое сияние.
Не усомнившись в рассказанном, она лишь добавила, что ангел потому навестил его, что он нежен с ней; юноша обрадовался - какое благо, когда умирающий верит в небесные создания! И теперь он часто стал рассказывать ей о встречах с ангелом, описывал его внешность, его способность появляться в самое нежданное время. Ангел никогда не разговаривал с ним, но внушал ему добрые мысли и наполнял блаженством. Она слушала юношу внимательно, иной раз ей казалось, что она тоже видит ангела, видит, как он возносится над ее кроватью или над головой любимого, и в эту минуту чувствовала необыкновенное облегчение.
Поскольку болезнь, съедавшая позвоночник, причиняла ей все большие муки, она стала еще сильнее тосковать по ангелу. И теперь он приходил к ней всегда, как только ее покидал возлюбленный, расстилал перед ней нежное облако света, в котором вихрем кружились цветные блики и складывались в непрерывную череду образов: невиданные пейзажи, переливчатые морские волны, отраженные в озерах павлиньи перья, горные пики, снежные барханы или пугливые глаза зверей. Облако источало такой покой, что исчезали все страдания и ощущалось лишь безмятежное течение времени.
Состояние девушки ухудшалось, врач оставлял ей надежду всего на несколько дней и в своем саквояжике всегда имел наготове ампулу с морфием - на тот случай, если боли станут непереносимыми. Но к его удивлению, девушка, казалось, не страдала.
Однажды - дело было под вечер, среди ветвей еще провисал солнечный диск девушка проснулась с тревожным чувством одиночества. Ее юный друг минуту назад ушел, уступив свое место неземному утешителю. Но в пространстве между окном и опустевшим стулом никого не было, и она тщетно всматривалась во все углы. И вдруг увидала Ее. Звездные очи, устремленные из пустоты в пустоту, пронизали девушку леденящим холодом. Она тихо застонала в надежде увидеть своего ангела-хранителя и - о чудо! - в этот миг действительно увидела его в окне. Нежное, доброе, утешное создание кивнуло головой так выразительно, что девушка, словно бы ведомая чужой силой, поднялась с кровати и неверным шагом приблизилась к окну. Ангел раскрыл навстречу ей объятия и чуть отпрянул. Он теперь не стоял в окне, а висел между небом и землей, трепеща прозрачными переливчатыми крыльями и устремив на нее золотистый взгляд. Этот взгляд снимал с нее всю тяжесть, она почувствовала себя такой не по-земному легкой, что, казалось, могла бы вознестись. И правда, подойдя к окну, она развела руки, поднялась на узкий карниз и, чуть оттолкнувшись, воспарила вслед за ангелом навстречу вечности, хотя тело ее упадало на землю.
Я был удивлен собственным сочинением. До сих пор я писал о вещах и людях реальных или уподобленных реальности, но что значила эта история? Бессмысленна ли она или содержит некое послание? Или ее мне внушила она?
Ответа я не нашел, но утром успел переписать текст и в конверте бросить в ее почтовый ящик.
День я провел под крылом своего ангела. Я слушал на факультете лекции, ко мне обращались, я даже отвечал, потом бродил по городу, садился в трамвай и выходил из него, но ничего вокруг не замечал. Только к вечеру мир стал таким, каким я привык его воспринимать: полным событий, борьбы, больших задач и движений, миром боли, страстей и войн, миром, масштаб которого не постигнет ни одна человеческая мысль, хотя постоянно стремится к этому. И я, вместо того чтобы попытаться разглядеть хотя бы его очертания, описал бредовый мираж и еще дал его читать человеку, который мне дорог. Как теперь показаться ей на глаза?
Я ждал ее около получаса. Наконец она пришла. Бледная, глаза опухшие.
Да, она знает, что пришла с опозданием, это не в ее правилах, но до последней минуты она сомневалась, надо ли ей вообще приходить, не предает ли она Оту уже хотя бы тем, что встречается со мной? Но все равно она бы думала обо мне. Она думает обо мне с той минуты, как нашла в ящике то, что я прислал ей, она не знает, как это назвать, но для нее это что-то вроде притчи. Притчи о любви и смерти.
Мы шли боковыми улочками к Влтаве. Еще не совсем стемнело, но фонарщик с длинным шестом зажигал фонари. Мой рассказ, говорила она, вылился из моего нутра. Каждый его образ и фраза. И на ее взгляд, это, пожалуй, единственный способ, как один человек может обратиться к другому, коснуться его души.
Ее слова доставили мне удовольствие. Видимо, я тронул ее, притом больше, чем мог ожидать. Волшебная сила слов, взываю к тебе, заклинаю тебя, надели меня даром заклинать тобою!
Я сказал, что это целиком ее заслуга, что, не будь ее, я такого не написал бы. Она напоминает мне ангела. В ней есть что-то неземное и хрупкое. В тот день, когда я понапрасну ждал ее...
Ждал ее? Когда? Вчера днем? Да, она была с Отой, но не могла освободиться от ощущения, что я иду следом и жду, когда она оглянется; она рассталась с Отой, даже попросила его оставить ее одну и поспешила домой. Искала записку от меня, но нашла ее только утром! С этой минуты она не может не думать обо мне, хотя знает, что должна изгнать меня - по крайней мере из своих мыслей. Ради Оты и ради себя.
Нет, не должна, я прошу ее об этом. Мы же не делаем ничего плохого. А мне с ней так хорошо. Она даже не подозревает, что значит для меня просто идти с нею рядом и слушать ее.
Правда?
Я бы не говорил этого!
Она рада, что хоть что-то значит для меня. Пусть даже на короткое время.
Почему только на короткое?
Потому что я все равно сбегу от нее. Она чувствует.
Карловой улицей мы подошли к мосту. Фонари трогательно бросали желтоватый свет на закоптелые лики святых, и малостранские окна сияли как огни гигантского вертепа.
Ей нравится здесь?
Нравится. Ночью она здесь впервые.
Но ведь еще не ночь.
Она и вечером не выходит. Бабушка всегда хотела, чтобы она уже засветло была дома.
А зимой?
Сейчас же не зима.
Но с тех пор как умерла бабушка, она стала взрослее.
Но бабушка и сейчас этого хочет. Она боится за нее. В последние дни еще больше.
- Из-за меня?
Мы спустились по лестнице, прошли мимо пустых ларьков бывшего рынка и подошли к Совиным мельницам.
- Не из-за тебя, из-за меня.
Мы оперлись на каменную оградку над озером. Вода была низкая и тихая. На потемневшей глади резвилась стайка уточек. Пахло тлеющими каштанами.
Она сказала: - Сегодня мне приснилось, что он пришел ко мне и стал плакать. Просил, чтобы я не покидала его. А ты сидел тут же и улыбался. Я хотела сказать, чтобы ты ушел, но не могла пошевелить губами. Потом я заметила, что там сидит и бабушка. Я ждала, что она посоветует, как мне быть, но она молчала, точно не могла разжать губ. Когда проснулась, я стала просить ее прийти ко мне и шепнуть хоть одно слово: да или нет, но она молчала. Наверное, она на меня сердится.
- Или думает, что ты уже взрослая! Что должна решать сама!
- Да, - подтвердила она, - я так и поняла. Что она уже больше никогда не появится. Что я должна сама... Я решила. Потому и пришла так поздно, не хотела прийти до того, как приму решение. - Она прижалась ко мне, и я почувствовал, как ее губы жадно вобрали мои.
Я отчетливо осознавал, что испытываю почти победоносное удовлетворение. Но в то же время и какие-то отзвуки неудовольствия: ведь решила-то она без меня, даже не сочла нужным спросить моего согласия. Ощутил я и страх перед той фатальной серьезностью, с какой она вверяется мне.
В поцелуе она словно сосредоточила всю любовь, все свое страстное существо, словно в следующее мгновение собралась умереть, отдаться на произвол крыльев, которые не удержат ее, и упасть в пропасть. Вдруг она отстранилась от меня.
- Мы больше не встретимся! - Ее голос показался мне болезненно-строгим. Если бы мы снова встретились, я не вынесла бы! Прошу, пойми меня!
- Но мне казалось... - попытался я возразить.- Мы говорили, что нам хорошо вместе... Мне казалось, - меня вдруг окатила волна жалости к самому себе, что наконец я нашел близкого человека.
До нас доходил едва уловимый свет далекого фонаря, и все-таки мне удалось разглядеть слезы в ее глазах.
