Фонтаны под дождем - Юкио Мисима
На самом деле его лицо вовсе не было уродливым. Его пресловутая непривлекательная внешность объяснялась главным образом неправильными пропорциями тела и несообразно высоким тембром голоса. Но его мягкий, округлый рот сохранял юношескую свежесть, удивительную для шестидесятилетнего мужчины. О, если бы только он перестал упрямиться и позволил женским рукам позаботиться об одежде – какой щеголеватый, опрятный профессор явился бы тогда миру!
Тут шестое чувство, рожденное многолетним опытом, подсказало ей, что надо перевести взгляд на пейзаж за окном и сделать беззаботное лицо. Профессор открыл глаза. Казалось, он даже не догадывался, что еще мгновение назад был объектом столь пристального изучения.
Водопад Нати уже две тысячи лет почитался священным и обрел свой божественный статус Опоана-мути-но ками, или, иначе, Окунинуси-но ками – «Бога, владыки великой страны», – с тех самых пор, как ему поклонялся император Дзимму. Восемьдесят три раза правители Японии, начиная с императора Уды, совершали сюда паломничества. А император Кадзан[41] провел ритуал очищения, простояв под водопадом тысячу дней.
Это место стало духовным центром для последователей учения Сюгэндо[42], после того как Эн-но Гёдзя, основатель этой школы, сделал стояние под холодными струями одним из видов аскетического послушания. Водопад назвали «Бодхисаттвой Летящей воды», а маленькое святилище, стоящее неподалеку, – «Храмом Летящей воды».
– Чтобы восхищаться этим водопадом, необязательно что-то знать о нем заранее, – сказал профессор, даже не повернувшись к Цунэко. Он говорил монотонным, усыпляющим тоном, которым обычно читал лекции в университете. – Но разумеется, знания помогают оценить его по достоинству. Думаю, тебе стоит узнать об истоках поклонения трем храмам Кумано и традиции паломничества к ним… Первоначально храмы Кумано были посвящены Окунинуси-но ками, поэтому, как можно догадаться, они напрямую связаны с народом Идзумо[43]. Несмотря на удаленность, все три храма были широко известны уже в период, описанный в «Анналах Японии»[44]. Из-за таинственного вида заросших густыми лесами туманных гор, где находятся святилища, возникла и распространилась вера в то, что в храмах расположен вход в мир мертвых. Позднее это древнее верование в потусторонний мир переплелось с другим, более новым, заимствованным верованием в «Чистую Землю бодхисаттвы Каннон»[45]. Таким образом появилось особое религиозное течение, связанное с Кумано… Вначале три храма были независимы друг от друга, но с годами легенды и предания о них сливались воедино, и в конце концов их главные божества образовали триединство. Ритуальные императорские церемонии проходили здесь еще в период Нара. При этом буддийские обряды часто проводились перед синтоистскими богами, то есть формально в «присутствии» этих богов. Сутра Кэгон, иначе называемая сутра Аватамсака[46], гласит, что Фудараку – «Чистая Земля бодхисаттвы Каннон» – находится «на горе, лежащей к югу». Считалось, что речь идет о южном побережье, поэтому весь прибрежный район, включая водопад Нати, стал ассоциироваться с заповедным раем. Со всех концов Японии сюда потянулись паломники в надежде обрести счастье и достичь процветания.
«Значит, – подумала Цунэко, – побережье с водопадом Нати, которое открылось нам с катера, и есть „Чистая Земля“. Какая странная случайность, что я увидела „Рай Каннон“ в первое же утро этого невероятного путешествия».
Профессор продолжал свою лекцию:
– Отождествление синтоистских богов с буддийскими в конечном счете привело к отождествлению водопада с бодхисаттвой Каннон; в народе он считался воплощением бодхисаттвы. Однако позднее, в период Хэйан, это изменилось, и основным божеством главного храма провозгласили Будду Амиду[47]. В свете этого верования водопад стал восприниматься как «Чистая Земля». Философская концепция того же времени о перерождении Будды Амиды в раю, подкрепленная растущей верой в «конец Закона», привела к созданию очень строгих аскетических практик, таких как трехгодичное послушание императора-монаха Кадзана… Со временем управление храмами перешло в руки буддистов, повсеместно появились странствующие отшельники ямабуси, или горные монахи, затем возникла школа эзотерического буддизма Сюгэндо, в которой служение синтоистским божествам сочеталось с аскетическим буддийским самосозерцанием в заповедных горных местах.
Профессор читал лекцию дальше, но Цунэко пропускала мимо ушей все, что, как ей казалось, не пригодится потом для стихотворения.
Было что-то странное в упорстве, с каким профессор, несомненно выросший здесь, в Кумано, избегает – что тоже несомненно – своей родины. Возможно, причина крылась в том, о чем Фудзимия только что упомянул: тесная связь между этой землей и вечной ночью мира мертвых, мрачно нависающей над Кумано темно-зеленой потусторонней тенью, столь пугающей и столь желанной. Но после долгих лет он все-таки отправился в это путешествие. В конце концов, характер профессора вполне соответствовал тому, что можно ожидать от человека, рожденного в этом населенном духами зачарованном крае. Хотя… его яростное противостояние миру живых, быть может, проистекало из разлуки с чем-то прекрасным, что осталось в «Чистой Земле», утопающей в густой зелени, и теперь он стремился обрести это вновь.
Пока Цунэко развлекала себя такими размышлениями, машина остановилась около ворот-тории[48] перед входом в святилище Нати Тайся[49]. Они вышли из прохладного автомобиля, на секунду замерли под натиском мощной волны жаркого воздуха и направились к храму, вниз по каменной лестнице, на которой тут и там, как обжигающий снег, лежали пятна солнечного света, пробившегося сквозь кроны высоких криптомерий.
Теперь они видели водопад Нати прямо перед собой. Священный золотой жезл, установленный на скале, сиял в облаке водяных брызг. Время от времени золотое изваяние, отважно стоящее перед лицом водопада, пропадало из виду в клубах дыма от благовоний.
Завидев профессора, настоятель поспешил навстречу, поприветствовал его с искренним уважением и проводил их к бассейну, куда падал водопад, – обычным посетителям вход сюда был запрещен из-за опасности обвала. Огромный черный замок на красной лакированной калитке ограды заржавел и поначалу не желал открываться; оказавшись внутри, они ступили на петлявшую в опасной близости от скал тропинку, которая привела их к цели.
Неловко примостившись подальше от грохочущих струй, на плоском камне, где на лицо ей падали приятные мелкие брызги, Цунэко посмотрела вверх на водопад – такой близкий, что, казалось, он низвергается прямо ей на грудь. Теперь он представлялся ей не нимфой, но огромным и свирепым божеством мужского пола.
Поток непрерывно бросал белую пену на каменную скалу, настолько гладкую, что она напоминала металлическое зеркало. Над гребнем водопада летнее облако выгнуло дугой ослепительную бровь, одинокая сухая криптомерия тянула острые
