Питер Абрахамс - Во власти ночи
— А вы знаете, почему его разыскивает полиция?
— Ты тоже замешан в этой дурацкой политике?
— Да. Теперь, когда он не в состоянии приносить никакой пользы, он должен покинуть страну. Он уже не может руководить индийской подпольной организацией сопротивления, и ее руководителем буду я.
Старик Нанда стал раздуваться, как большая лягушка. Лицо его как-то сразу обрюзгло. Он схватился за ворот, словно ему было трудно дышать, затем вскочил и с громкими воплями начал метаться по комнате, как безумный. Буря продолжалась секунд сорок пять и окончилась так же мгновенно, как и разразилась. Он снова уселся в кресло, вынул белоснежный платок и вытер уголки рта.
Даже не глядя в сторону сына, Старик Нанда мог хорошо представить себе презрительное выражение его лица — точно такое же, какое было в первый раз, когда он взорвался в его присутствии. Они ничего не понимают, думал он. С детства живут в полном достатке и не понимают, скольких трудов стоило нажить богатство. Он хотел объяснить это сыну, но не мог подобрать слова, способные убедительно выразить жестокие муки, которые он перенес в своей жизни. Вот если бы на его теле был шрам от ножа или пули, тогда бы они все увидели и поняли…
— Дуралей! — устало пробурчал Старик Нанда. — Получил образование, а дуралей! И зачем только я тратил на тебя деньги. Ведь они тебя арестуют и посадят в кутузку, они выбьют из тебя все твое образование и превратят в нищего кули. Неужели я работаю ради этого? А когда они поймают тебя — они втопчут и меня в грязь, отберут все, что у меня есть. Хоть и с образованием, а все равно дуралей! Ну почему? Ну почему я должен терпеть такое?
— Потому что вы дали мне образование, отец.
— Я надеялся, что ты будешь моим достойным преемником, а не глупцом.
— Вы правда надеялись, что я буду таким, как вы? Человеком, который боится всего и всех?
— Ты еще издеваешься! Да, я хочу, чтобы ты был таким, как я! Кем бы ты, интересно, был, если б не я? Может быть, я для тебя и недостаточно хорош, но я вывел тебя в люди! Я богатый человек, захочу — сниму трубку и позвоню самому министру.
— Вот и позвоните, — поймал его на слове Молодой Нанда. — Только не министру, а старшему инспектору Дю Плесси!
— И не подумаю. Я не хочу иметь ничего общего ни с тобой, ни с твоей дурацкой политикой!
— Извините, но вам все-таки придется позвонить, отец.
— И не подумаю… Я не желаю тебя знать. Уходи из моего кабинета! Уходи из моего дома! Оставь меня в покое! Ты мне больше не сын. Уходи!
— Будьте благоразумны, отец. И уделите мне минуту внимания. Давуд и наш друг-африканец, которого полиция ищет столь усердно, сейчас у нас в доме. Три дня назад, когда начались массовые облавы, ая перевез их сюда из убежища, где они до этого прятались. Иначе они были бы схвачены, и смерть Сэмми Найду потеряла бы всякий смысл.
— О нет! — жалобно проговорил Старик Нанда. — Все, что угодно, только не это! — Он зажмурил глаза и начал раскачиваться из стороны в сторону, издавая тихие стоны, вырывавшиеся, казалось, из самой глубины его груди.
— Простите, — сказал Молодой Нанда, смягчаясь. — У меня не было другого выхода. Ваш дом — самое безопасное место. Это один из немногих домов, принадлежащих индийцам, который вне подозрения и который даже не обыскивали. К тому же он на европейской территории.
Несмотря на свое отчаяние, Старик понял, что сын в самом деле сочувствует ему, а это бывало так редко…
— И ты смеешь навлекать опасность на свою мать, на сестер, на меня?
— Моим друзьям грозил неминуемый арест, отец.
— Да плевать мне на них! Не хватало еще, чтобы я за них беспокоился!
— Но я за них беспокоюсь, отец, и вам тоже советую беспокоиться, потому что, если их арестуют, вам тоже не сдобровать!
— Я скажу, что ничего не знал. Если надо, под присягой. У меня есть влиятельные друзья, которым я оказывал различные услуги.
— Они вам не поверят, отец!
— Поверят!
— Вы так на них полагаетесь?
— А почему бы и нет? Я доказал им, что я их друг. Давал им деньги. Преподносил подарки. Заявлял о своем несогласии с вашей идиотской политикой. Вот увидишь, они мне поверят!
— Нет, отец. Я постараюсь, чтобы не поверили. Если моих друзей арестуют по вашей вине, я представлю доказательства, что вы втайне поддерживали и финансировали наше движение и что ваше дружественное отношение к ним и подарки — всего лишь маскировка.
— Нет! Ты этого не сделаешь!
— Посмотрим!
— Но ты же мой сын! Я твой отец! Ты не можешь поступить так со мной, со своей матерью и с сестрами.
— Смогу и поступлю, если понадобится!
— Какой же ты после этого мне сын!
— Я должен бороться, потому что я человек, я должен постараться искупить грехи своего отца.
— Кровь не вода…
— Кровь — это только кровь, не более.
В голосе Молодого Нанды уже не слышалось прежней симпатии.
— Пожалуйста, не говори так со мной. Я старый человек. И мне трудно сносить озлобление сына.
— О боже! Ну что вы тянете время! Поймите же: ваш единственный шанс уцелеть и сохранить свое богатство состоит в том, чтобы помочь нам. Конечно, рано или поздно, как бы вы ни изворачивались, они отберут у вас все. Но до тех пор, пока это не случится, вы не признаете, что я прав. С помощью вашего ума, действуя где подкупом, где смиренной мольбой, вы умудрялись преодолевать все препятствия, и у вас сложилось ложное представление, будто вы сможете выдержать шторм.
— Ты презираешь своего отца.
— Нет. Но я не уважаю его убеждений и образа жизни.
Старика ослепила вспышка неистового гнева.
— Что ты понимаешь? Ты никогда не подыхал с голоду, тебя никогда не пинали, не били, и никто не обзывал тебя «проклятым кули». Я избавил тебя от всех этих унижений.
— Знаю. Вот почему я никогда не смогу презирать вас. В отличие от меня, у вас не было никакой защиты в этих джунглях. Я это понимаю. Но мы — люди и должны бороться за то, чтобы быть людьми, а не дикими зверями.
— Ив этом мире людей сын шантажирует своего отца?
— Этого требуют интересы борьбы за то, чтобы превратить мир зверей в мир людей.
— А своих чернокожих приятелей, которые беспощадно убивают индийцев, ты тоже причисляешь к миру людей? И ставишь на карту все, что у нас есть, ради них?
— Ради нас самих, отец! Ради нас самих! Вы достаточно умны, чтобы понять это.
— Да, я не дурак. А вот ты простофиля, который верит в сказки с хорошим концом. Несмотря на все свои благородные чувства, ты потерпишь неудачу.
— Ну и что ж? Лучше потерпеть неудачу, чем сидеть сложа руки.
— Что может быть хуже, чем лишиться всего, что у тебя есть?
— Думаю, что вы сами можете ответить на этот вопрос, отец. Вы закрываете глаза на правду, но в глубине души знаете ответ.
— Да поможет нам бог, если черные окажутся у власти.
— Да поможет нам бог, если мы не прекратим это бесполезное препирательство. Вчера вечером полиция задержала единственного человека, которому известно, кто скрывается у нас в доме.
Старик Нанда спрыгнул со своего большого кресла, и Молодой Нанда принялся его успокаивать. В конце концов его усилия увенчались успехом: крики и ругательства стихли, буря миновала.
Но понадобилось еще десять минут, чтобы — при помощи увеличенной дозы брэнди— Старик Нанда обрел самообладание и смог позвонить.
Он набрал личный номер старшего инспектора Дю Плесси и услышал долгие гудки.
— Его там нет, — выждав несколько минут, сказал Старик Нанда.
— Нет, он там, — настаивал Молодой Нанда. — Я знаю. Постарайтесь дозвониться до него, пока они не вытянули признания из юного Наяккара.
— Я не могу звонить по общему телефону, а Дю Плесси нет на месте.
— И все-таки придется позвонить.
— Ведь это экстренный случай, — произнес Старик, обращаясь скорее к себе самому, чем к сыну. И он набрал общий номер управления уголовного розыска.
Дело оказалось нелегким: телефонистка не спешила соединять его со старшим инспектором и учинила ему форменный допрос, прежде чем выполнила его просьбу.
— Извините, что я вас беспокою, господин старший инспектор, — я знаю, что вы сейчас очень заняты, но я должен с вами поговорить. Во-первых, получила ли миссис Дю Плесси отрез, который я ей послал? Ткань очень дорогая, и я хотел удостовериться…
— Позвоните мне домой вечером, — отрезал Дю Плесси.
— К сожалению, я не могу ждать до вечера. А ваш личный телефон не отвечает.
— Через пять минут я должен вернуться в свой кабинет: срочный телефонный разговор. Может быть, позднее…
— Понятно, — сказал Старик Нанда.
— Ну, вот и хорошо, — сказал Дю Плесси. — Спасибо, что не забываете меня, старина. Я бы с удовольствием потолковал с вами, если бы не был сейчас занят по горло. — Повесив трубку, он добавил, обращаясь к окружающим — Вы только представьте себе, мне предлагают сыграть в гольф, нечего сказать, удачно выбрали время!.. На чем мы остановились?..
