Эйлин Гудж - Две сестры
— Ну-ка, ну-ка, а в чем это более тяжком тебя обвиняли? — заинтересовался Олли.
— Ну, ты же знаешь, что если учеников исключают из школы, то, как правило, за то, что они списывали во время экзамена или сдали вместо своей чужую работу? А меня выгнали за то, что я трахалась с одним мальчиком в подсобке на большой перемене. — Она сделала паузу, чтобы понаблюдать за его реакцией, но на лице его не дрогнул ни один мускул, так что он и впрямь мог оказаться не такой уж невинной овечкой. — Нам бы все сошло с рук, если бы уборщица не открыла дверь подсобки как раз в ту самую минуту, когда мимо проходил директор школы. Как видишь, я знаю, что это такое — быть пойманным с поличным.
Она рассчитывала, что Олли смутится и покраснеет, но он лишь весело рассмеялся.
— Это ерунда, — заявил он. — На первом курсе меня с приятелями застукали, когда мы вломились в чужой дом.
— Серьезно? — Керри-Энн не могла представить себе, что Олли мог быть замешанным в уголовщине.
— Собственно, это была всего лишь хижина в лесу неподалеку от Бонни-Дун. Она выглядела так, словно ею уже давно никто не пользовался, потому что окна были заколочены. Как бы то ни было, мы сочли ее самым подходящим местом для вечеринки. Если не считать того, что гостями на этой вечеринке оказались мы и пара напуганных до полусмерти пижонов с пистолетами. Выяснилось, что хижина заколочена потому, что они использовали ее как подпольную лабораторию по производству метамфетамина. Хоть в этом нам повезло, потому как, сама понимаешь, вызывать копов они не собирались.
— Значит, вы тоже не стали сообщать в полицию?
— Нам не пришлось этого делать, потому что кто-то нас опередил и заложил их.
— Вот это да! — Она с изумлением всматривалась в его лицо. — Никогда бы не подумала, что у тебя такое темное прошлое.
— Это почему еще? Наверное, потому, что у меня внешность пай-мальчика?
— Собственно, нет, не поэтому.
— Ну, и какой же я на самом деле, по-твоему? — Олли одарил ее странным, непонятным взглядом, остановившись на красный свет.
Прямо перед ними затормозил белый пикап, тащивший прицеп для перевозки лошадей. Сквозь забранное решеткой окно она видела круп коня и то, как он лениво и размеренно помахивает хвостом.
— Я думаю, ты очень милый, — ответила она.
— Милый… — с отвращением повторил он. — Это худшее, что можно сказать о парне. А следующими фразами будут: «Давай останемся друзьями» и «Это не ты, а я во всем виновата».
Керри-Энн расхохоталась.
— Можешь мне поверить, это комплимент. — Она не могла сказать большего, дабы не внушать ему беспочвенных надежд.
А что в этом плохого?
Керри-Энн постаралась отогнать от себя эту мысль. Закрыв глаза, она стала думать о Белле. Будет ли дочь рада ее видеть? В последний раз, когда они разговаривали по телефону, она была очень сдержанна и застенчива. Но, вспомнив, как Белла буквально светилась от счастья, когда она приходила к ней, и как она цеплялась за нее, не желая отпускать, когда время посещения заканчивалось, Керри-Энн почувствовала, что снедавшее ее беспокойство немного поутихло. Она предвкушала, как расскажет дочке о том, что у нее теперь есть новый дом, работа, тетя и… Керри-Энн пока не знала, как представить ей мисс Хони, но она что-нибудь непременно придумает, а это означало, что, когда Белла наконец вернется домой, это будет настоящий дом.
Керри-Энн не открывала глаз, наслаждаясь редкими мгновениями внутреннего покоя. Она унеслась мыслями далеко-далеко, отстраненно ощущая, как ласково скользят по лицу солнечные лучи, как негромко и уже знакомо ворчит мотор «виллиса» и как в открытое окно стал наплывать запах свежескошенной травы, когда они выехали из промышленного района Кинг-Сити в пригород. Грубые и настойчивые мысли, которые обыкновенно не давали ей возможности сполна насладиться такими благословенными мгновениями, отступили на этот раз в самые дальние уголки сознания.
Должно быть, она все-гаки задремала, потому что, вновь открыв глаза, обнаружила, что машина въезжает на парковочную стоянку перед знакомым оштукатуренным зданием, частной клиникой Джорджа Бартольда, стоматолога, где каждое второе воскресенье и проходили встречи Керри-Энн с дочерью под бдительным наблюдением миссис Сильвестр.
— Увидимся через пару часов, — напутствовал ее Олли, когда она вылезала из джипа.
Керри-Энн приостановилась и обернулась, растерянно глядя на него. Как только что выяснилось, она даже не задумалась над тем, чем он будет заниматься большую часть дня в этом месте, где у него не было совершенно никаких дел.
— Ничего, что тебе придется немного побыть одному? — спросила она. — Здесь неподалеку, на Хайленд-авеню, есть торговый центр со стереокинотеатром «Киноплекс» — можешь посмотреть какой-нибудь фильм. Или, не знаю, пройдись по магазинам, что ли.
— Ничего, — заверил он ее. — Я подожду тебя здесь. Чтобы, если понадобится, ты знала, где меня искать.
Керри-Энн была тронута. Когда в последний раз парень ждал ее, столь явно проявляя заботу о ней? Разве что в те давние дни, когда они с Иеремией были вместе. Она быстро отвернулась, чтобы Олли не заметил благодарных слез, набежавших на глаза.
— Лучше не надо, — сказала она. — Пойди прогуляйся. Тебе надоест торчать здесь столько времени.
— Я все предусмотрел. — Он продемонстрировал ей iPod[50], который извлек из кармана своих рабочих брюк. — Кроме того, у меня есть что почитать. — С этими словами он лихо вытащил из-под своего сиденья целую стопку журналов «Кулинария и вина», «Приятного аппетита», «Поварское искусство в иллюстрациях».
Она бросила, смеясь:
— В таком случае расслабься и получай удовольствие.
Керри-Энн нажала на кнопку звонка. Когда она перешагнула порог, в лицо ей ударила волна ледяного воздуха — в стоматологической клинике доктора Бартольда кондиционер всегда работал на полную мощность, словно он и его коллеги стремились заморозить пациентов еще до того, как те получат анестезию. Керри-Энн подумала, что прямо сейчас и ей бы не помешал укол обезболивающего. Несмотря на холод, она вспотела, а сердце билось в такт стуку ее каблуков по выложенному плиткой полу, когда она направлялась мимо пустых операционных в комнату дневного ухода за детьми, благоразумно и предусмотрительно оборудованную для нужд пациентов и сотрудников стоматологической клиники.
Из открытой двери в конце коридора до нее долетали голоса — женский и детский. Как всегда, миссис Сильвестр и Белла прибыли сюда раньше нее. Керри-Энн почувствовала, что ее охватывает возбуждение. Вот уже несколько недель она не видела своей маленькой дочурки — в прошлое воскресенье ей пришлось отменить визит сюда из-за отсутствия средства передвижения — и так соскучилась по ней, что испытывала буквально физическую боль в сердце. Улыбаясь, она вошла в дверь.
Белла сидела за одним из низеньких столиков и что-то рисовала фломастерами на листе бумаги, а миссис Сильвестр стояла рядом, с восхищением качая головой. Они обе посмотрели на Керри-Энн, миссис Сильвестр — с приветливой улыбкой, а Белла — с выражением неприкрытого восторга, который, впрочем, быстро сменился застенчивостью.
Керри-Энн с трудом сдержалась, чтобы не кинуться к Белле и не сжать ее в объятиях. Она знала, что слишком бурное выражение чувств может испугать Беллу или даже заставит ее расплакаться. Их отношения стали настолько хрупкими, что ей приходилось взвешивать каждое свое слово и каждый жест. И причина была не только в том, что у Беллы началась новая жизнь с Бартольдами, — ее доверие к Керри-Энн пошатнулось. Мамочка, которая должна была заботиться о ней, подвела ее, обманула ее ожидания. Керри-Энн, как могла, постаралась объяснить дочери, что она «заболела» и что этого больше никогда не случится, и хотя Белла вроде бы приняла ее объяснения, девочке хотелось знать, почему они не могут быть вместе теперь, когда мамочке «стало лучше». Она была слишком мала, чтобы понять, почему мамочка не может сделать так, чтобы всем было хорошо, так что опять Керри-Энн была виновата. Мысль об этом, подобно занозе, сидела у нее в сердце, когда она шла через всю комнату к дочери.
Она присела на корточки рядом с Беллой, чтобы глаза их оказались на одном уровне, и в который уже раз умилилась тому чуду в виде этой малышки, которое сотворили они с Иеремией. С каждым годом Белла все больше и больше походила на своего отца. У нее была его кожа цвета растопленной карамели и вьющиеся черные волосы, его худощавая фигура и длинные тонкие пальцы, которые обретали текучую гибкость, когда он играл на гитаре. Синие глаза и форма губ — только это Белла унаследовала от Керри-Энн.
— Привет, маленькая. Что тут у тебя получилось?
Белла, стесняясь, показала ей рисунок. Похоже, она нарисовала нечто вроде большого аквариума, в котором резвились самые разные морские твари, включая осьминога.
