Обычный день - Ширли Джексон
– Хорошо, – с глубоким вздохом протянул Джо, когда они уселись. – Приятно ненадолго выйти из конторы.
– Пожалуй, я не так уж и голоден, – произнес мистер Андерсон, изучая меню.
– Опять чечевичный суп, – заметил Джо Филд.
– Послушай, Джо, – вдруг сказал мистер Андерсон, – ты когда-нибудь замечаешь, что постоянно повторяешь одно и то же?
– Конечно, – согласился Джо. – Я ведь постоянно делаю одно и то же.
– Ты когда-нибудь ходил по кругу?
– Конечно, – кивнул Джо. – Я хожу по кругу. И всегда об этом мечтал.
– Сегодня утром жена сказала мне, что всякий раз, позавтракав, я говорю: «Опять забыл чертову зажигалку наверху».
– Как это?
– Каждое утро после завтрака я говорю одно и то же, – беспомощно признался мистер Андерсон. – Каждое утро по дороге на станцию я говорю «здесь хоть когда-нибудь загорается зеленый?» и «успею купить газету», и еще всякие мелочи.
– Чечевичный суп, – продиктовал Джо официантке, – и испанский омлет. И кофе.
– Пожалуй, я поеду домой, – решил мистер Андерсон.
Перед тем, как сесть в поезд, он позвонил жене, и она встретила его на вокзале. Усаживаясь в машину, мистер Андерсон предупредил:
– Сейчас я совсем не хочу разговаривать.
– Что-то не так в конторе? – поинтересовалась жена.
– Все в порядке, – ответил мистер Андерсон.
– Ты не заболел? – Она повернулась и посмотрела на него. – Ты какой-то взбудораженный, тебя лихорадит.
– Меня лихорадит, – подтвердил мистер Андерсон. – Ты слишком резко здесь повернула.
Миссис Андерсон слегка вздрогнула, а мистер Андерсон плотно сжал губы, сложил руки и уставился прямо перед собой. Через минуту он сказал:
– Ты устала, Клара. Бегаешь по кругу. Тебе надо съездить в отпуск, развеяться.
– Я тут подумала, – задумчиво произнесла миссис Андерсон, – о том, как люди разговаривают. И мне пришло в голову, что, наверное, и надо повторять одно и то же, ведь тогда можно жить вместе, ни о чем не думая. – Она помолчала. – А встревожилась я так потому, что если бы люди не повторяли одно и то же, то совсем перестали бы разговаривать друг с другом.
– Поезжай в тихое местечко, – с жаром предложил мистер Андерсон. – Полежи на солнце, отдохни, поиграй в теннис.
– Мы не можем себе этого позволить, – возразила миссис Андерсон.
Она остановила машину перед домом, и мистер Андерсон устало вылез. Он прошел за женой по дорожке к парадной двери, переступил порог, повесил пальто и шляпу, вошел в гостиную и со вздохом сел. Жена захлопнула дверь.
– Жить с человеком, который вообще не разговаривает, не по мне, – произнесла она изменившимся голосом. – Даже то, что ты говоришь, лучше, чем ничего.
– Я плохо себя чувствую, – выдавил мистер Андерсон.
– Когда я сказала, что мы не можем позволить себе уехать, ты не ответил: «Жизнь слишком коротка, чтобы тревожиться обо всем», – ответила миссис Андерсон.
Мистер Андерсон вздохнул.
– Жизнь слишком коротка, чтобы тревожиться обо всем, – произнес он.
– Слишком поздно, – покачала головой миссис Андерсон. – А когда ты сошел с поезда, то не спросил, не пора ли менять моторное масло.
Она чуть не плакала.
– Я же говорил: у меня болит голова, – повторил мистер Андерсон. – И пожалуйста, убери нож.
– Сегодня утром, когда ты ушел, – повышая голос до вопля, продолжила миссис Андерсон, – я сидела и ждала, так долго ждала, а ты уехал на своем чертовом поезде без единого слова – только и бросил мне «до свидания».
– Клара, возьми себя в руки, – резко проговорил мистер Андерсон.
И это были его последние слова в жизни.
Приходите на ярмарку
После долгих серьезных раздумий мисс Хелен Спенсер решила, что на ярмарку не пойдет.
– Понятно, – рассудительно заметила она, одиноко попивая за ужином чай, – понятно, что им нужны деньги. Никто не скажет, что я не жертвую на благотворительность. Никто, – сообщила она кошке, которая долго смотрела на хозяйку и вдруг быстро коснулась мордой передней лапки. – Дело не в деньгах, я не жадная. – Кошка головы не подняла, и Хелен обратилась к чайнику: – Какой мне смысл туда идти? Буду стоять с краю, говорить всем «добрый вечер», смеяться, когда все смеются, куплю себе мороженое и, может быть, воздушный шар, и буду притворяться, что прекрасно провожу время, и, конечно, стану улыбаться миссис Миллер. – Она опустила глаза под пристальным взглядом заварочного чайника. – И доктору Атертону, – добавила она, – конечно. – Отвернувшись, Хелен быстро сделала несколько глотков.
– В любом случае, – продолжала она, обращаясь к африканской фиалке на подоконнике, – кто заметит, пришла я или нет? Он будет играть в дротики с миссис Миллер, и все станут развлекаться и танцевать на лужайке, так зачем мне идти? Я не играю в дротики. – Задумавшись на минуту, она печально улыбнулась сахарнице и заметила: – Правда, меня никто никогда не спрашивал.
Она вздохнула и, возможно, сахарница, чайник и фиалка вздохнули вместе с ней, ведь они должны были прекрасно знать, что Хелен Спенсер очень одинока и порой очень несчастна – она страдает, как все одинокие люди, которые жаждут общения и не могут легко и непринужденно вступить в группу единомышленников. Хелен Спенсер была очаровательной женщиной, ее заботам поручили пятый класс местной школы; она родилась и выросла в этом городке, и люди, знавшие ее всю жизнь, часто говорили друг другу: «Очаровательная женщина, надо бы пригласить ее на чай». В результате Хелен редко куда-нибудь ходила, а с того момента, как на деревьях в округе начали появляться первые плакаты («Сельская ярмарка, 25 июля, 7 вечера. Приходите все!»), она знала, что не пойдет. Каждый день Хелен следовала привычным маршрутом от дома до школы, на почту, в библиотеку и домой, ужинать наедине с едва ощутимой тоской в глубине души и, возможно, жалостью к себе.
Сейчас, в половине седьмого вечера, когда на ярмарке, с первыми далекими переливами смеха, доносившимися с широкой лужайки позади здания суда, где устанавливали киоски, проверяли лампочки, а разноцветные флаги трепетали на легком ветерке, Хелен молча сидела над чашкой кофе, делая вид, что не замечает перед собой нетронутого ужина. Она подумала: «Сделаю маникюр, вымою голову, лягу в постель и почитаю журнал. Я всегда смогу сказать, что простыла… если кто-нибудь спросит. И только если кто-нибудь спросит».
Заметив приближение жалости к себе, Хелен яростно тряхнула головой и произнесла:
«Вот еще глупости!»
Встала, намереваясь убрать нетронутый ужин в холодильник («Я непременно после проголодаюсь», – подумала она), и сказала кошке, которая по пути на кухню скользнула у хозяйки между лодыжек:
– Я накажу себя за жалость. Если зазвонит телефон… – Хелен помедлила с тарелкой в руке, оглядываясь через плечо на телефон, который вызывающе молчал. – Если зазвонит телефон, я отсчитаю семь
