Ширли Джексон - Зуб

Ширли Джексон

Зуб

Автобус уже ждал. Он тяжко пыхтел на обочине перед маленьким автовокзалом, его громадный сине-серебристый корпус поблескивал в лунном свете. На автобус мало кто обращал внимание, в это позднее время на тротуаре совсем не было прохожих: сеанс в единственном на весь городок кинотеатре закончился час назад, и все зрители успели съесть в драгсторе свое мороженое и разойтись по домам; теперь драгстор был закрыт — еще одна темная дверь на длинной полуночной улице. В городке горели только уличные фонари, люстра в ночной закусочной, да еще лампа в последней кассе автовокзала — там сидела девушка, уже в плаще и шляпке, она только и ждала, когда отправится автобус в Нью-Йорк, чтобы уйти домой и лечь спать.

На тротуаре рядом с открытой дверью автобуса стояла Клара Спенсер. Она нервно сжимала руку своего мужа:

— Я чувствую себя так странно, — говорила она.

— У тебя все в порядке? — спрашивал супруг. — Тебе не кажется, что мне надо поехать с тобой?

— Нет, конечно нет, — отвечала она. — Все будет хорошо.

Ей было трудно говорить из-за распухшей челюсти, она прижимала к лицу носовой платок, и крепко держалась за мужа.

— А ты уверен, что у тебя все будет хорошо? — спросила она. — Я вернусь, самое позднее, завтра ночью. Если что, я позвоню.

— Все будет отлично, — искренне заверил он. — К завтрашнему дню все это пройдет. Скажи зубному, если что не так, я сразу же приеду.

— Я чувствую себя так странно, — повторила она. — На душе легко, а голова как будто кружится.

— Это из-за наркоза, — сказал он. — Все этот кодеин и виски на пустой желудок.

Она нервно хихикнула:

— Я даже причесаться не могу. Хорошо, что уже темно.

— Постарайся поспать в автобусе, — сказал он. — Ты же взяла снотворную таблетку?

— Да.

Они дожидались, пока водитель допьет свой кофе у стойки в закусочной; им было видно сквозь стекло витрины, как он сидит за прилавком и не торопится.

— Я чувствую себя так странно, — снова повторила она.

— Клара, ты знаешь, — он старался, чтобы голос его звучал весомо, словно, если он будет говорить более серьезно, его слова прозвучат убедительней, а по сему и утешительней, — ты знаешь, я рад, что ты едешь в Нью-Йорк, где тобой займется Циммерман. Я бы никогда не простил себе, если у тебя там что-то серьезное, а я отпустил тебя к здешнему мяснику.

— У меня просто болит зуб, — сказала Клара с беспокойством. — В зубной боли нет ничего серьезного.

— Кто знает, — ответил он, — может начаться абсцесс или что еще, я уверен, ему придется его вырывать.

— Об этом даже не говори, — с содроганием ответила она.

— Ладно, но на вид он смотрится довольно скверно, — заметил он рассудительно, как и прежде. — И лицо у тебя вон как распухло, и вообще. Ты только не волнуйся.

— Я и не волнуюсь. Мне только кажется, что я вся сплошной этот зуб. И ничего больше.

Водитель автобуса встал со стула и пошел расплатиться. Клара шагнула к автобусу, и муж ей сказал:

— Не спеши, у тебя еще много времени.

— Просто я чувствую себя странно, — сказала она.

— Послушай. Этот зуб беспокоил тебя время от времени, годами, с тех пор как я тебя знаю, шесть или семь раз у тебя были проблемы с этим зубом. Пора что-то делать. Даже в медовый месяц у тебя болел этот зуб, — закончил он с упреком.

— Разве? Ты знаешь, — начала она, и рассмеялась, — я так торопилась, что даже не оделась, как следует. На мне старые чулки, и я просто побросала все подряд в сумочку.

— Ты уверена, что тебе хватит этих денег? — спросил он.

— Почти двадцать пять долларов, — сказал Клара. — А завтра я уже буду дома.

— Будет нужно еще — пошлешь телеграмму.

В дверях закусочной появился водитель.

— Не волнуйся, — повторил он.

— Послушай, — внезапно сказала она. — А ты уверен, что ты справишься один? Утром придет миссис Ланг и приготовит завтрак, а Джонни может не ходить в школу, если все это слишком сложно.

— Я знаю.

— Миссис Ланг, — говорила она, загибая пальцы. — Я позвонила миссис Ланг, список продуктов я оставила, он в кухне на столе. Ланг накормит тебя обедом. Около четырех придет человек из химчистки, меня не будет, но ты отдашь ему твой коричневый костюм. Ты можешь забыть, но обязательно достань все из карманов.

— Шли телеграмму, если будут нужны деньги, — сказал он. — Или звони. Завтра я весь день буду дома, так что можешь звонить домой.

— Миссис Ланг позаботится о малыше, — сказала она.

— Или можно телеграммой, — повторил он.

Водитель перешел улицу и встал у входа в автобус.

— О'кей? — спросил водитель.

— Гуд бай, — сказала Клара мужу.

— Завтра ты будешь в полном порядке, — сказал ей супруг. — Это всего лишь больной зуб.

— Я-то в порядке, — ответила Клара. — Ты только не переживай.

Она встала на ступеньку, потом остановилась. Водитель ждал за ее спиной.

— Молочнику оставишь записку, что нам нужны яйца, — сказала она, повернувшись к мужу.

— Оставлю. Гуд бай.

— Гуд бай, — сказала Клара.

Она вошла внутрь автобуса, и водитель за ее спиной уселся на сиденье. Автобус был почти пустой, и она выбрала себе место сзади у окна, за которым ее ожидал муж.

— Гуд бай, — сказала она из-за стекла. — Береги себя.

Автобус покачнулся, заурчал и двинулся вперед. Клара повернула голову, чтобы еще раз помахать на прощание, и потом легла на мягкую спинку массивного сиденья. Боже правый, думала она, что делается! Снаружи скользила мимо знакомая улица, она казалась такой чужой и темной взгляду единственной местной, которую в эту ночь увозит автобус из родного города. Это не похоже на первую поездку в Нью-Йорк, сердито думала Клара. Это все виски, кодеин, снотворное и зубная боль. Она торопливо проверила в сумочке, на месте ли таблетки. Они стояли на буфете в столовой, рядом с аспирином и стаканом воды, покидая дом, как лунатик, она прихватила и кодеин, потому что теперь таблетки были в сумочке, вместе с деньгами (двадцать с чем-то долларов), пудреницей, гребешком и помадой. По запаху помады она определила, что взяла старую, почти использованную, а не новую, ту, что потемней, и стоит два пятьдесят. На чулке спустилась петля, а на большом пальце была дырка, дома она их не замечала, потому что ходила в старых удобных башмаках, зато теперь вдруг они стал так неприятно заметны, когда она надела лучшие выходные туфли. Ладно, уж новые чулки я в Нью-Йорке смогу купить. Завтра, после того, как приведу в порядок зуб, когда все будет нормально. Она осторожно потрогала зуб языком, и тут же ее поразила мгновенная острая боль.

Автобус остановился на красный свет, и водитель вылез из-за руля и подошел к ней:

— Забыл взять у вас билет, — сказал он.

— Кажется, я тоже немного растерялась в последнюю минуту, — ответила она. Она нашла билет в кармане плаща и отдала его водителю. — Когда мы будем в Нью-Йорке?

— В пять пятнадцать, — ответил водитель. — Полно времени, чтобы позавтракать. Обратный билет не брали?

— Обратно я поезду поездом, — ответила она, не понимая, зачем ему все это рассказывать, разве потому, что в такой поздний час люди, запертые вместе в такой странной тюрьме, как автобус, должны быть общительней и дружелюбней, чем в другое время и в других местах.

— А я поеду назад автобусом, — сказал водитель, и оба рассмеялись, хотя ей смеяться было больно из-за зуба.

Когда он вернулся на свое место далеко впереди, она спокойно прилегла на сиденье. Она заметила, что снотворное уже действует, боль пульсировала где-то на расстоянии, теперь к ней примешивался шум мотора и биение ее сердца, которое она слышала громче и громче сквозь ночь. Она откинула голову, подняла ноги, скромно прикрыв их юбкой, и провалилась в сон, так и не попрощавшись с городом.

Один раз она раскрыла глаза, почти бесшумно они все еще двигались сквозь темноту. Зубная боль пульсировала равномерно, и она приложила щеку к прохладной спинке сиденья с покорностью усталого человека.

Салон автобуса освещал только узкий ряд лампочек вдоль потолка, другого света не было. Далеко впереди себя она могла разглядеть и других пассажиров, водителя, крохотного как фигурка в телескопе. Он сидел за рулем прямо, и явно не дремал. Она снова погрузилась в фантастический сон.

Позднее она проснулась, потому что автобус стоял. То, что они больше не движутся безмолвно в темноте, обернулось настолько явным шоком, что пробуждение ее оглушило, и боль вернулась только через минуту. Люди двигались вдоль прохода, а водитель оглянулся и объявил: «Пятнадцать минут».

Она поднялась и вышла следом со всеми, но глаза ее были все еще полны сна, и ноги не знали, куда идти. Они остановились возле ночного ресторана, чьи огни одиноко светили на пустую дорогу. Внутри было тепло и шумно, много людей. Она увидела место с краю от прилавка и присела там, не заметив, что снова заснула, когда кто-то подсел к ней и коснулся руки. Когда она огляделась, словно бы в тумане, он спросил: