Маурин Ли - Бедная Марта
— Рад слышать, мисс Келлауэй. В таком случае, позвольте заметить, что вы сегодня просто очаровательны. Кроме того, раз уж мы с вами заключили мир, не кажется ли вам, что нам пора называть друг друга просто Клайв и Кейт? В конце концов, я зову ваших родителей по имени, так почему для дочери я должен делать исключение? Если память мне не изменяет, я уже предлагал вам это раньше.
— Действительно, почему бы и нет, мистер Декс… Клайв, — с притворной скромностью согласилась она. — Да, вы и впрямь говорили об этом некоторое время назад.
Ее по-прежнему не покидало чувство, будто он насмехается над нею.
В «Ротонде» состоялась премьера «Тетки Чарли». Через две недели пьесу сняли с репертуара, а Джо все не было. Марта не находила себе места от беспокойства, но понимала, что ей остается только молиться о том, чтобы он как можно скорее вернулся домой.
Однажды в субботу после обеда она повела Лили и Джорджи в кафе на Центральном вокзале, чтобы угостить их кофе с пирожными и посмотреть, что из этого получится. Лили кофе понравился, а Джорджи долго плевался и заявил, что никогда больше не станет пить такую гадость. Затем они зашли на рынок Сент-Джон, где Марта купила Джорджи альбом для рисования, детский маникюрный набор для Лили, которая пожелала иметь такие же красивые ногти, как у Джойс, и словарь для себя.
Джойс сообщила матери, что они с Эдвардом подумывают о том, чтобы на Рождество объявить о своей помолвке, а Франк ночевал дома уже целую неделю. Он не объяснил, что произошло, а Марта не стала спрашивать.
Случилось нечто невероятное. Она даже не подозревала о том, что Карло известно, где находится ее фабрика «Паруса и мешки Акермана». Но, должно быть, он знал об этом, потому что однажды утром в начале октября появился на пороге, осторожно отворив дверь и столь же бережно прикрыв ее за собой. Марта не знала, сколько времени он простоял там, пока Жакетта не подняла голову и не заметила его.
— Да? — сказала она в свойственной ей властной манере.
Марта обернулась и увидела, что она обращается к Карло. Тот держал что-то в руке. Оранжевый конверт. Марта знала, что означает оранжевый конверт. Ошеломленная, не чувствуя под собой ног, она встала из-за стола, подошла к мужу, и он грубо сунул ей конверт, как будто он жег ему руки. Она взяла его, вынула оттуда листок бумаги и уставилась на него. Но шрифт был ей незнаком, и она ничего не могла разобрать.
— Что это? — спросила она, заранее зная ответ, но желая, чтобы муж произнес эти слова вслух. — Что здесь написано?
Его глаза, боже, его глаза! Когда-то живые и лукавые, сейчас они походили на глаза трупа. И смотрели они не на нее, а куда-то мимо. В них не было ничего, никаких чувств. Совершенно ничего.
— Здесь написано, что наш Джо мертв. — Руки Карло бессильно висели вдоль тела, как будто у него не было сил поднять их, и ее вдруг поразил его итальянский акцент. —
Здесь написано: «Пропал без вести и предположительно погиб».
Этой долгой темной ночью Марта не сомкнула глаз. Она не стала рассказывать Лили и Джорджи о смерти брата, потому что не могла заставить себя произнести три простых слова. Наш Джо мертв. Она не верила тому, что в извещении было написано «пропал без вести». Все знали, что если солдат пропал без вести, значит, он погиб.
Наш Джо мертв. Эти слова встали перед ее глазами большими, тяжелыми буквами. Наш Джо мертв. Она представила себе, что они начертаны золотом на надгробной плите белого мрамора или выжжены кровью в ее сердце.
Наш Джо мертв.
Двое ее младших детей мирно спали на полу по обе стороны от нее, не подозревая о страшной боли, которая рвала на куски душу их матери и которая оказалась настолько невыносимой, что ей пришлось впиться зубами в костяшки пальцев, чтобы не закричать в голос.
Поздно ночью вернулся Карло, тихонько пробрался в постель и затрясся всем телом от сдавленных рыданий.
Несмотря на холодность и равнодушие последних десяти лет их семейной жизни, Марта обняла мужа и принялась утешать его, приговаривая:
— Тише, тише! Успокойся, — как если бы он был ребенком, упавшим и ободравшим коленку.
К ее изумлению и негодованию, он вдруг возжелал заняться с нею любовью, причем исполнил супружеский долг в отчужденной и равнодушной манере, без малейшего следа не то что страсти, а даже привязанности, как если бы она была случайной женщиной, с которой он решил скоротать ночь. Когда все закончилось, он отвернулся и негромко захрапел, оставив Марту терзаться болью, еще более сильной, чем та, которую она испытывала раньше.
Но Карло не спал. Он все еще плакал, пусть и молча, про себя. Он слышал, как горько вздохнула Марта, но не мог заставить себя утешить ее. Он чувствовал себя виноватым в смерти сына. Ему следовало сделать больше, сделать самому, а не сваливать все на Марту. И теперь он знал наверняка, что это чувство вины останется с ним навсегда, до последнего дня его жизни. И избавиться от него ему не удастся.
За окнами забрезжил рассвет, и тоненькая полоска света проникла сквозь изношенные занавески, когда Марта поднялась с кровати, набросила на плечи шаль и потихоньку выскользнула из дома во двор. Здесь она упала на колени, воздела руки к небесам и страшно закричала, взывая к Господу и требуя объяснить, почему он забрал у нее сына.
Ее крики прервали заслуженный ночной отдых соседей; они вторгались в сны, превращая их в кошмары; они будили детей, которым спросонья казалось, что за ними пришел домовой, как обещали им отцы и матери, если они не будут их слушаться; они разбудили женщин во дворе, которые распознали душераздирающие крики сестры, лишившейся того, что дороже жизни.
Женщины вставали с постелей, набрасывали на себя одежду и выходили наружу, чтобы присоединиться к своей убитой горем подруге. Они опускались на колени рядом с нею, обнимая ее, пока Марта не оказалась укрыта ковром из дружеских рук.
Среди них не было женщины, на долю которой не выпала бы невосполнимая потеря, которой не пришлось бы пережить настоящую трагедию. Так было всегда, и так будет впредь. Это и называется жизнь. Для того они и пришли в этот мир — терять детей, мужей и надежду.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Марта пребывала в такой ярости, что даже много дней спустя не могла спать по ночам. Она была так зла, что все ее тело буквально клокотало от гнева. Ее преследовали кошмары: ей виделся умирающий сын. На работе она ни с кем не разговаривала, а лишь яростно строчила мешковину на швейной машинке. Мистер и Жакетта хранили молчание.
Возвращаясь домой в понедельник, после того как она получила известие о смерти Джо, Марта зашла в полицейский участок на Роуз-хилл, где сержант Гиллиган вершил суд равно над виновными и невинными, восседая за высоким столом. Он и сейчас сидел там, с важным видом перебирая бумаги.
— Убийца! — плюнула ему в лицо Марта.
Широкая физиономия полисмена покраснела.
— Послушайте, миссис, — начал он, но Марта не собиралась выслушивать слова, готовые слететь с его лживых уст. Она решила, что он покраснел оттого, что знал о смерти Джо и ожидал неприятностей от взбешенной матери погибшего мальчишки.
— Нет, это ты послушай меня, проклятая жирная свинья! — выкрикнула она. — Это ты виноват в том, что мой сын, мой Джо погиб. Ему было всего четырнадцать лет, и его бы и близко не подпустили к армии, если бы не ты. — Обвиняющим жестом она выбросила руку вперед, ткнув в него пальцем. — Убийца! — крикнула она снова. — Хорош полицейский, нечего сказать! Отправляешь на смерть несмышленых детей!
Должно быть, сержант не отличался долготерпением, потому что тут же взорвался.
— Арестуйте ее! Арестуйте эту женщину! — завизжал он, обращаясь к двум констеблям, которые оказались поблизости. Никто из них не пошевелился. Рожа сержанта побагровела, и он закашлялся, наливаясь вовсе уж нездоровым румянцем и пытаясь восстановить дыхание, которое застряло у него в горле.
— Чтоб ты подавился и издох, — пожелала ему на прощание Марта, после чего развернулась и вышла из участка.
Лили и Джорджи были в слезах, когда она вернулась домой. С того самого момента, как она рассказала им о смерти брата, они плакали навзрыд, не переставая, в отличие от своей матери, которая пребывала в такой ярости, что готова была разорвать окружающий мир на кусочки.
Она обняла детей, прижала их к себе и расцеловала.
— Интересно, придут ли сегодня Франк и Джойс? — пробормотала она.
— Джойс обещала принести картофель с рыбой, мам, — напомнила ей Лили.
— Конечно, родная. Я забыла.
Известие о гибели Джо потрясло всю семью. Карло остался дома на выходные, он даже сидел с ними в одной комнате, глядя куда-то перед собой покрасневшими глазами, в которых была невыносимая боль. Он почти все время молчал, и Марта тоже не разговаривала с ним. Она считала, что, будучи отцом Джо, он должен был сделать что-нибудь, помешать сыну уйти в армию, а не предоставлять возможность разбираться во всем ей, простой и неграмотной женщине. Но при этом Марта и себя чувствовала виноватой в том, что не сумела сделать большего. Например, она могла бы отправить Джо в Ирландию, к родственникам, где он жил бы до тех пор, пока война не закончилась. Она сдалась слишком легко, тогда как должна была сражаться за сына до последнего.
