Маурин Ли - Бедная Марта
— Мне не хочется оставлять ее дома одну в таком настроении, — озабоченно заявила мать.
— Я в полном порядке, — храбро отмахнулась Кейт. — И настроение у меня самое обыкновенное.
Когда родители уехали, она упала в кресло и дала волю слезам. Спустя некоторое время девушка выпрямилась, вытерла глаза и решила, что она совершенно никчемная особа, безвольная и бесхарактерная. Половину человечества составляли мужчины. Так что крайне глупо с ее стороны так убиваться из-за одного представителя сильного пола, когда кругом их целые миллионы, причем многие гораздо симпатичнее и умнее Клайва Декстера. Он просто оказался первым интересным субъектом, попавшимся ей на пути, и вряд ли он станет последним. По крайней мере, она надеялась на это.
По какой-то непонятной причине Кейт вдруг ужасно захотелось поговорить с Мартой, но не могла же она заявиться к ней в воскресенье, когда у той почти наверняка собралась вся ее семья, за исключением Джо, разумеется.
Вечером родители Кейт вернулись домой. По словам матери, они чудесно провели время. Отец заявил, что у него состоялся «чрезвычайно интересный разговор с этим твоим молодым человеком». Кейт не стала спрашивать, вспоминал ли о ней Клайв, и отправилась спать в дурном расположении духа, злясь на себя ничуть не меньше, чем утром, когда только открыла глаза.
В это самое воскресенье в доме в Кингз-корт собралось четверо детей Марты. Перед самым ужином в дверь постучала Джойс и первым делом поинтересовалась, дома ли отец.
— Он уже ушел в бар, — сообщил сестре Джорджи, открывший ей дверь.
— В таком случае мы войдем. Я привела с собой Эдварда. Он знает о том, что случилось с нашим отцом, но я не хочу, чтобы они столкнулись лицом к лицу. По крайней мере, в театре он в кои-то веки выглядел почти респектабельно, да еще и был трезв.
Джорджи не понял, что имеет в виду сестра. Что такого необычного происходит с их отцом? У него была куча приятелей, отцы которых первую половину дня валялись в кровати, а вторую половину проводили в барах, влача жалкое существование. Кое-кто из них напивался намного сильнее их отца, а потом принимался смертным боем избивать жену и детей, тогда как его отец и пальцем никого не тронул.
— Франк тоже пришел, — сообщил он.
Джойс недовольно скривилась. Джорджи не понял, что означала ее гримаса. Он страшно гордился Франком, хотя Джо любил больше. Вокруг Франка всегда увивались девчонки. Иногда какая-нибудь девушка останавливала их с Лили на улице и интересовалась:
— Эй, малыши, чем занимается ваш брат Франк?
Поскольку ни Джорджи, ни Лили не имели ни малейшего представления, чем занимается Франк, то просто выдумывали невесть что. В их интерпретации Франк становился то пиратом, то доктором, то учился ездить верхом, то отбывал во Францию, чтобы стать французом, — это была идея Лили, — то покупал большой универмаг на Ганновер-стрит, в котором работала Джойс, то нанимался в цирк канатоходцем. Обычно девчонки уходили, пораженные до глубины души.
Сегодня Франк вырядился в пальто из верблюжьей шерсти с меховым воротником. Он заявил матери, что оно было куплено на рынке Пэдди за полкроны.
Пока Франк снимал пальто, Джорджи стоял рядом и гладил его рукав. Бедный верблюд, думал он.
Джойс предложила устроить небольшое торжество, когда Джо вернется домой.
— Например, вечеринку, хотя это необязательно должна быть настоящая вечеринка, — неестественно напряженным голосом проговорила она. В последнее время Джойс отчаянно старалась избавиться от ливерпульского акцента. — Я хочу сказать, — продолжала она, обводя комнату презрительным взглядом, — не можем же мы пригласить гостей на вечеринку сюда.
Идея о том, чтобы устроить вечеринку у них дома, даже не приходила Марте в голову.
— Нашему Джо очень понравился ужин с картофелем и рыбой, — осторожно сказала она.
— Мне тоже, — задумчиво протянула Джойс. — Так что мы снова можем пойти в театр, а после него где-нибудь поужинать, как в прошлый раз.
— А кто будет за все это платить, родная? — поинтересовалась Марта. — Не могу сказать, что у меня денег куры не клюют. — Она никому не говорила об этом, но уже потихоньку начала копить деньги, чтобы отпраздновать возвращение Джо. К настоящему моменту ей удалось собрать двенадцать шиллингов и шесть пенсов, чего явно недостаточно для торжества, которое задумала Джойс.
— Эдвард заплатит, как, кстати, и в прошлый раз, — важно заявила Джойс. Эдвард скромно изучал носки своих ботинок и молчал. — Эдварду очень понравился наш Джо, — продолжала Джойс, — и поэтому он хочет сделать для него что-нибудь хорошее.
Франк, от всей души презиравший Эдварда, с сарказмом заметил, что вносит в общий котел два фунта, на что Эдвард тут же ответил предложением внести пять.
Марта сердито заявила, что здесь не аукцион. Джо наверняка обрадуется предложению Джойс, а Франк с Эдвардом могут заплатить половину нужной суммы каждый. Она надеялась, что на этот раз в театре больше не будет мужчин, переодетых в женщин. При воспоминании об этом ее всякий раз начинало мутить.
Марта поинтересовалась у Джойс и Эдварда, останутся ли они на ужин, на что Джойс, снисходительно поморщившись, ответила:
— Нет, спасибо, мам, — таким тоном, как будто им предложили отведать блюдо из дохлой кошки. Франк извинился и сказал, что вернется чуть позже.
— Меня ждет ужин в другом месте, — туманно пояснил он.
— А я рада, что мы остались одни, — заявила Марта после того, как старшие дети ушли. — Уж слишком они важничают.
— А что у нас на ужин, мам? — спросила Лили.
— Тушеное мясо с клецками, — отозвалась Марта.
— Обожаю клецки, — заявил Джорджи, с довольным видом потирая животик. — Джо тоже их очень любит. Интересно, а в армии дают клецки?
— Спросишь об этом у Джо, когда он вернется домой, — ласково ответила Марта.
Сегодня утром, перед тем, как уехать из Сент-Омера, Альби приготовил овощное рагу и оставил его в духовке. Это означало, что на кухне пришлось развести огонь, так что в комнате было тепло и уютно. К их возвращению рагу будет готово, и они съедят его с тушеной говядиной.
Тем временем Джо и Альби возвращались из Лооса. Они молча крутили педали; желания разговаривать у них не было. Зрелище, свидетелями которого они стали нынче утром, повергло мальчишек в шок, и они даже не знали, что сказать друг другу.
Разумеется, Джо уже приходилось слышать звуки взрывов, треск ружейной перестрелки, стрекот пулеметного огня, но он никогда всерьез не задумывался о последствиях этих ужасных звуков, как не думал и о том, что они могут привести к тяжелым ранениям и даже смерти. Скорее всего, он просто не хотел думать об этом; он слышал звуки, но мозг его намеренно отказывался воспринимать их.
Но сегодня утром Джо столкнулся с жестокой реальностью лицом к лицу. Еще на окраине Лооса они поняли, что бой приближается, хотя, когда они прикатили в городок, наступило временное затишье. Десятки раненых лежали прямо на земле, ожидая, когда санитарные машины отвезут их в госпитали. Кое у кого из солдат сквозь марлевые повязки проступила кровь; очевидно, санитары подобрали раненых на поле боя и там же оказали первую помощь. Кое-кто был укрыт одеялом с головой, уже не живой человек, а лишь бренное тело, которое душа покинула, улетев на небеса. Джо надеялся, что Господь примет их с улыбкой, распростертыми объятиями и благословением.
Сегодня раздавались звуки, которых Джо не слышал раньше. Люди стонали, охали, плакали, разговаривали сами с собой. Они выкрикивали чьи-то имена: Джин, Паулина, Эстер, Минни…
— Это ты, голубка моя?
— Где ты, мама?
— Моя нога уже почти не болит, Святая Дева Мария.
— Ты здесь, папа?
Передав полученные по рации распоряжения, Джо захотел остаться и помочь раненым. Он мог бы отвечать, по мере сил и возможностей, на их вопросы, гладить их по головам и поить в ответ на их отчаянные мольбы. Он даже рискнул обратиться к офицеру, который, похоже, был здесь главным:
— Я могу помочь чем-нибудь, сэр?
— Возвращайся лучше в Сент-Омер, сынок, — ответил тот. — Тебя вообще не следовало посылать сюда. До меня доходили слухи, что таких несмышленых мальчишек, как ты, на этой неделе должны отправить в Англию, верно?
— Да, это правда, сэр. Но когда именно, я не знаю.
— Словом, проваливайте отсюда оба, и поживее. Кыш!
Джо было неприятно услышать слово «кыш»; оно совсем не подходило к таким невеселым обстоятельствам. Тем не менее они подчинились и уехали, чему были очень рады, и пожалели о том, что им вообще довелось оказаться в столь мрачном месте.
— Сегодня утром мы бы пошли на мессу в храм Креста Господня, а потом бы уже гуляли по набережной, если бы не эта проклятая армия, — вырвалось у Альби. Он все-таки рискнул нарушить долгое молчание.
