Брэм Стокер - Проклятие мумии, или Камень Семи Звезд
Сам не понимаю, как мне удалось сдержать себя, когда я осознал, что наконец близок к успеху. Однако я был хорошо знаком с тонкостями торговли по-восточному, так что торговец, в котором перемешалась кровь евреев, арабов и португальцев, встретил достойного соперника. Прежде чем что-то купить, я потребовал показать мне весь товар, и среди разного барахла он одну за другой выставил семь разных ламп. Каждая из них имела особую отметку и форму символа богини Хатор. Наверное, я лишил своего темнокожего друга его обычной невозмутимости, поскольку, скрывая, что меня интересует на самом деле, я скупил у него почти весь магазин. В конце он почти рыдал: говорил, что я пустил его по миру, потому что ему теперь нечем торговать. Он бы стал рвать на себе волосы, если бы узнал, какую цену я готов был заплатить за некоторые из его товаров, как раз те, которые он, возможно, ценил меньше всего.
Большую часть этих товаров я продал по сходной цене по пути домой. Я не решился просто отдать их или даже сделать вид, что потерял их, ибо это могло вызвать подозрения. Мой груз теперь имел слишком большую ценность, чтобы рисковать. Я двигался с максимально возможной в тех краях скоростью и в Лондон вернулся, имея при себе только лампы, некоторые ценные вещицы и всякую мелочь, которую собрал за время своих путешествий.
Теперь, мистер Росс, вы знаете все, что знаю я. И я оставляю на ваше усмотрение, что из этого стоит рассказать мисс Трелони.
Как только он это произнес, за нашими спинами раздался чистый молодой голос:
– Вы говорите мисс Трелони? Она здесь!
От неожиданности мы одновременно повернулись, потом молча переглянулись. В дверях стояла мисс Трелони. Мы не знали, сколько она здесь пробыла и что успела услышать.
Глава XIII
Пробуждение
Поначалу слова, которых не ожидаешь, повергают в смятение того, кто их услышал, но когда шок проходит, а мысли слушателя возвращаются на свои места, он вновь обретает возможность здраво судить о том, как эти слова были сказаны и что говорящий хотел сказать. Так же произошло и с нами. Придя в себя, я уже не сомневался в искренности Маргарет, когда она задала следующий вопрос:
– О чем это вы, мужчины, так долго разговаривали, мистер Росс? Наверное, мистер Корбек описывал вам свои приключения в поисках ламп. Надеюсь, когда-нибудь вы и мне расскажете о них, мистер Корбек, но не раньше, чем моему бедному отцу станет лучше. Я уверена, он и сам захочет про все это мне рассказать или же захочет присутствовать, когда будет рассказывать кто-нибудь другой. – Она внимательно посмотрела на нас, переводя взгляд с одного на другого. – Ах, вот о чем вы говорили, когда я вошла? Хорошо, я подожду. Надеюсь, мне не придется ждать слишком долго. Знаете, то, что состояние моего отца не улучшается так долго, просто убивает меня. Пару минут назад я подумала, что мои нервы больше этого не выдержат, и решила прогуляться по парку. Я уверена, это пойдет мне на пользу. Я бы хотела, чтобы вы, мистер Росс, если вы не против, побыли с отцом, пока меня не будет. Тогда я не буду волноваться.
Я с готовностью поднялся, обрадованный тем, что бедная девушка хоть на полчаса выйдет на прогулку. Она выглядела ужасно уставшей и измученной, а вид ее бледных щек причинял мне неимоверную боль. Я отправился в комнату больного и уселся на свое обычное место. Дежурила миссис Грант, и мы не считали необходимым одновременное дежурство двоих в комнате, так что она воспользовалась случаем и занялась некоторыми делами по дому. Жалюзи были подняты, но, поскольку окна выходили на север, солнечный свет не был слишком ярким.
Я долго сидел и размышлял обо всем, что мне поведал мистер Корбек, пытаясь соотнести его рассказ с теми странными событиями, которые произошли с тех пор, как я оказался в этом доме. Порой меня начинали охватывать сомнения. Я не знал, могу ли я доверять кому-либо или чему-либо, даже своим собственным пяти чувствам. Предупреждение детектива продолжало преследовать меня. Он считал мистера Корбека умным лжецом и доверенным лицом мисс Трелони. Маргарет! Вот что возвращало мне уверенность! Такое предположение само по себе избавляло меня от всех моих сомнений – они испарились за одну секунду. Каждый раз, когда ее образ, ее имя, самая незначительная мысль о ней приходили мне в голову, все теряло налет неопределенности и становилось реальностью. Я готов был отдать жизнь за то, чтобы сохранить веру в нее!
От своих размышлений, которые довольно скоро начали превращаться в сон влюбленного, я был оторван самым неожиданным образом. С кровати послышался глубокий, сильный, властный голос. Первый же звук прозвучал для меня как гром среди ясного неба. Больной был в сознании и говорил!
– Кто вы такой? Что вы здесь делаете?
Как бы мы ни представляли, каким будет пробуждение мистера Трелони, я абсолютно уверен, что никто из нас не ожидал, что он придет в себя так быстро и будет в таком прекрасном душевном состоянии. Я был так удивлен, что ответил на его вопрос почти механически:
– Моя фамилия Росс! Я дежурю у вас.
Какое-то время его лицо выражало удивление, но потом я заметил, как его привычка самостоятельно судить о людях взяла верх.
– Дежурите у меня? Что вы имеете в виду? А зачем это вам надо здесь дежурить? – Тут его взгляд упал на свою забинтованную руку. После этого тон его стал менее агрессивным, а голос более доброжелательным, как у человека, которому приходится мириться с обстоятельствами. – Вы врач?
Отвечая на его вопрос, я едва сдерживал улыбку: давало о себе знать чувство облегчения после столь долгих опасений за его жизнь.
– Нет, сэр!
– Тогда что же вы здесь делаете? Если вы не врач, то кто же вы? – его голос вновь приобрел грозные нотки.
Человеческая мысль быстра. Вся схема аргументации, на которой должен был основываться мой ответ, промелькнула у меня в голове, прежде чем слова слетели с уст. Маргарет! Мне нужно подумать о Маргарет! Это ее отец, и ему пока еще ничего не известно ни обо мне, ни даже о самом моем существовании. Он наверняка захочет узнать, даже будет требовать объяснений, почему именно я выбран в качестве друга его дочери, когда с ним случилась беда. Отцы всегда несколько ревнивы к выбору своих дочерей. Наши отношения с Маргарет пока еще оставались тайной, поэтому мне нельзя было говорить ничего такого, что могло бы поставить ее в неловкое положение.
– Я адвокат. Однако здесь я в другом качестве, как друг вашей дочери. Вероятно, она, подумав, что вас убили, решила обратиться ко мне в первую очередь, поскольку я юрист. Впоследствии она была столь добра, что стала относиться ко мне как к другу и позволила мне, в соответствии с высказанными вами пожеланиями, остаться дежурить в вашей комнате.
Мистер Трелони явно был человеком острой мысли и не склонен к многословности. Пока я говорил, он внимательно рассматривал меня, как будто мог читать мои мысли. Но, к моему счастью, он не стал далее углубляться в эту тему и сделал вид, что принял мои слова на веру. Наверняка на это у него имелись свои причины, о которых я мог догадываться. Его глаза блеснули, а рот непроизвольно искривился, но это была не судорога раздражения, а знак того, что мое объяснение его удовлетворило. У него в голове складывалась своя схема аргументации. Неожиданно он произнес:
– Так она подумала, что меня убили! Это случилось прошлой ночью?
– Нет! Четыре дня назад.
Казалось, он был удивлен. Сперва, начав говорить, он сидел в кровати, но сейчас сделал движение, будто собирался встать. Однако усилием воли сдержал себя. Откидываясь на подушки, он тихо попросил:
– Расскажите мне все, что произошло! Все, что вам известно! Подробно, ничего не пропуская! Подождите, сначала закройте дверь! Прежде чем разговаривать с другими, я точно хочу знать, как обстоят дела.
От его последних слов у меня екнуло сердце. «С другими»! Значит, принимая меня в качестве рассказчика, он делал для меня исключение. Учитывая мое отношение к его дочери, я обрадовался. Ликуя в душе, я направился к двери и тихо повернул ключ. Когда я вернулся, он уже снова сидел на кровати. Он сказал:
– Начинайте!
И я изложил ему все, что произошло с момента моего приезда в этот дом, даже мельчайшие детали, которые всплыли у меня в памяти. Разумеется, я умолчал о своих чувствах к Маргарет и рассказывал только о тех событиях, которые были связаны непосредственно с ним. Что касается мистера Корбека, то я просто упомянул, что он привез лампы, поиском которых занимался, а затем рассказал об их пропаже и о том, как их снова нашли в доме.
Он слушал меня с таким самообладанием, которое в данных обстоятельствах мне казалось едва ли не чудом. Он умел оставаться невозмутимым, лишь иногда его глаза загорались огнем, а сильные пальцы поврежденной руки сжимали одеяло, отчего по нему шли длинные складки. Сильнее всего это проявилось, когда я рассказывал о возвращении Корбека и о том, как лампы были найдены в будуаре. Иногда он вступал в разговор, но произносил лишь несколько слов, как будто в эмоциональном порыве. Загадочные события, больше всего озадачившие нас, казалось, не вызвали у него особого интереса – создалось такое впечатление, что он уже знал о них заранее. Сильнее всего на него подействовал мой рассказ о том, как Доу поднял стрельбу в комнате. Его недовольное шипение «Тупой осел!» и быстрый взгляд в другой конец комнаты на поврежденный шкаф показали всю меру его раздражения. Когда я поведал ему о мучительных тревогах его дочери, о том, какую заботу, безграничную преданность и любовь проявила она, он, похоже, был тронут. Он прошептал как будто удивленно:
