Мастер Страшного суда. Иуда «Тайной вечери» - Лео Перуц

– Вон отсюда, разбойник, и не смей мне больше показываться на глаза!

Мессир Салимбени повернулся и пошел вниз по лестнице, но мастер с ружьем в руке побежал следом за ним, и я еще долго слышал на улице его брань.

Спустя немного дней, накануне праздника Симона и Иуды, мессир Донато Салимбени пришел еще раз. И он сказал с таким видом, словно между ним и мастером ничего не произошло:

– Настал день, которого ты ждешь, Джовансимоне, и я готов.

Мастер поднял глаза от своей работы. Узнав мессира Салимбени, он опять прогневался и воскликнул:

– Что нужно вам еще? Разве я не выгнал вас из своего дома?

– Сегодня ты будешь мне рад, – сказал врач, – я пришел исполнить то, о чем мы говорили, и время для этого как раз подходящее.

– Ступайте с богом, ступайте, – сказал сердито мастер. – Вы оскорбили меня бранным словом. И я вам этого не прощу.

– К тому, кто ни в чем не виновен, мои слова не относились, – ответил ему мессир Салимбени, а затем обратился ко мне и воскликнул: – Встань, Помпео, теперь не время бездельничать. Ступай и принеси мне то-то и то-то.

И он назвал мне травы и зелья, которые нужны были для его курева, и сказал, сколько надо взять каждого. Среди трав были некоторые, названия которых были мне незнакомы, другие же можно было собрать на каждом лугу. И к ним бутылка крепкой водки.

Когда я вернулся из москательной лавки, оба они во всем поладили друг с другом. И мессир Салимбени взял у меня из рук травы и коренья и сказал мастеру: вот это называется так-то, а это так-то. Потом он приготовил курево.

Когда оно было готово, мы вышли из мастерской. И в то время как мы сходили по лестнице, мастер дал увидеть мессиру Салимбени, что под плащом у него спрятаны кинжал и шпага.

– Мессир Салимбени! – сказал он. – Хотя бы вы были самим дьяволом, не думайте, что я вас боюсь.

Мы прошли по улице Киара и по мосту Рифреди на ту сторону реки – мимо сукновальни и мимо часовенки, где стоят старые мраморные саркофаги. Ночь была светлая и лунная. И наконец после часа ходьбы мы взошли на холм, отвесно спускающийся к каменоломне. Ныне на этом месте стоит дом, но в ту пору там днем паслись козы.

Там остановился мессир Салимбени и приказал мне собрать хворосту и желудей и разложить костер. И обратился к моему мастеру со словами:

– Джовансимоне, вот это место, и час настал. Еще раз говорю тебе: обдумай свой шаг! Ибо силен и уверен в себе должен быть тот, кто хочет отважиться на такое предприятие.

– Ладно, ладно, – сказал мастер. – Не нужно лишних слов, начинайте.

Тогда мессир Салимбени со многими ужимками и телодвижениями очертил круг, средоточием которого был костер, и, сделав это, вышел из круга.

Густое облако дыма поднялось над огнем и окутало мастера, и на мгновение он исчез в дыму. Когда же облако рассеялось, мессир Салимбени снова подбросил курево в пламя. Потом спросил:

– Что видишь ты теперь, Джовансимоне?

– Я вижу, – сказал мастер, – поля и реку, и городские башни, и ночное небо, больше ничего. Теперь я вижу зайца, скачущего по лугам, и, о чудо, он оседлан и взнуздан.

– Это поистине странное видение, – сказал мессир Салимбени. – Но ты сегодня еще не то увидишь, думается мне.

– Это не заяц, а козел! – воскликнул мастер. – Это не козел, а заморское животное, названия которого я не знаю, и оно прыгает, словно взбесилось. Теперь оно исчезло.

Вдруг мастер начал отвешивать поклоны.

– Смотри-ка! – воскликнул он. – Мой сосед, золотых дел мастер, умерший в прошлом году. Он не видит меня. Горе вам, мастер Кастольдо, у вас все лицо в нарывах и в желваках.

– Джовансимоне, что видишь ты теперь? – спросил врач.

– Я вижу, – ответил мастер, – зубчатые утесы, и ущелья, и провалы, и каменные гроты. И вижу скалу, совсем черную, свободно парящую в воздухе и не падающую, а это большое чудо, и трудно поверить ему.

– Это долина Иосафата[10]! – воскликнул мессир Салимбени. – А черная скала, парящая в воздухе, это вечный Божий престол. И знай, Джовансимоне: появление скалы служит мне знаком, что тебе еще в эту ночь суждено увидеть столь великие вещи, каких никто не видел до тебя.

– Мы не одни, – сказал мастер, и голос его понизился до боязливого шепота. – Я вижу людей, поющих и ликующих. Их много.

– Не много, нет, их мало, тех, кому дано вместе с ангелами Божьими петь хвалу дню Страшного суда, – тихим голосом сказал мессир Салимбени.

– А теперь я вижу тысячи, многие тысячи, несметный сонм рыцарей, и сенаторов, и богато одетых женщин. Они заламывают руки и плачут, и громкое стенание поднимается над толпой.

– Они скорбят о том, что было и больше не может быть. Они плачут, оттого что осуждены на мрак и навеки лишены лицезрения Бога.

– Страшное огненное знамение стоит в небе! – вскричал мастер. – И светится оно краскою, какой я не видел еще никогда. Горе мне! Это краска нездешнего мира, и глаза мои не переносят ее.

– То пурпурная краска трубного гласа! – воскликнул мессир Салимбени. – Этим пурпуром окрашено солнце в последний день творения.

– Чей голос в бурном вихре позвал меня по имени? – крикнул мастер, задрожав всем телом. И вдруг у него вырвался рев, как у зверя, пронизавший ночную тишину и не обрывавшийся. – Горе мне! – завопил он. – Они здесь, они тянутся ко мне, духи преисподней, появляются со всех сторон, и воздух наполнился ими.

И, гонимый отчаянием, он попытался бежать, но незримые демоны настигли его, и он свалился на землю и отбивался от них во все стороны. Вопя, со страшно исказившимся лицом, он встал, и опять побежал, и опять свалился, и это было столь плачевное зрелище, что мне казалось, я умру от страха.

– Помогите ему, мессир Салимбени! – воскликнул я в отчаянии, но врач кардинала-легата покачал головой.

– Поздно, – сказал он. – Мастер погиб, ибо призраки ночи получили власть над ним.

– Пощадите его, мессир Салимбени, пощадите! – взмолился я.

Тогда духи преисподней схватили мастера и повлекли за собою, и он отбивался и кричал. И мессир Салимбени подошел к нему; там, где холм опускается к каменоломне, преградил он ему дорогу.

– Убийца, не боящийся всемогущего Бога! – крикнул он. – Встань и признайся в своем злодеянии!

– Пощады! – вскричал мастер, и упал на колени, и закрыл руками лицо.

Тогда мессир Салимбени поднял кулак и так поразил его в лоб, что мастер замертво грохнулся наземь.

Ныне я знаю, что это был не жестокий, а милосердный поступок и что этим ударом мессир Салимбени вырвал из власти призраков мастера Джовансимоне.

Мы перенесли оглушенного в свою мастерскую, и там лежал он до вечернего благовеста, не подавая признаков