Море в поэзии Серебряного века - Коллектив авторов

Уединился в нем, влекомый

Томленьем сладостным. Светло

В моих трех комнатах, тепло,

И пахнет славной старой трубкой,

И так легко- легко – смолой,

И я приют спокойный мой

Себе рисую верхней рубкой

На адмиральском корабле

В пути к неведомой земле.

И вот пишу я эти строки,

Ведя их пушкинской строфой.

Они просты и неглубоки,

Но я пресыщен глубиной.

Хочу о том, что повседневно,

Сказать волнующе- напевно,

О тихой молвить красоте,

Что поразвеяна везде,

О том, что полюбил я землю,

Уютный домик, вечера,

Мечту о прошлом, что игра —

Окончена и я не внемлю

Фанфарам запредельных сфер

И воплям сказочных химер.

1916

«Невесомый балкон, как мембрана, над морем повис…»

Невесомый балкон, как мембрана, над морем повис;

За спиною маяк распрямился, как будто с разбегу;

Черный бархат прибоя уводит внимание вниз,

Черный веер норд-веста уносит его же на Вегу.

В парусиновой блузе свежо на полночном ветру;

Губы солоны; патлы стрекочут и плещутся в уши;

Мы с подружкой моей продолжаем немую игру, —

В черных безднах пространства навеки заблудшие души.

Хорошо и тревожно. А тут, за спиною, маяк,

И в огромной пластине хрустального ультрамарина

Сгустком пламени синего ровно пылает очаг:

Мирный свет морякам посылает огня сердцевина.

Мы же в безднах затеряны, поглощены темнотой;

Этой черной вселенной ни якоря нет, ни границы;

Только зону луча прорезают бакланы порой, —

Буревестники счастья, громадные Синие Птицы.

1948

Шершеневич Вадим Габриэлевич

(1893–1942)

Поэт, переводчик, один из основателей и главных теоретиков имажинизма. В его первых поэтических сборниках ощущается сильнейшее влияние мэтров символизма – Бальмонта, Брюсова, Блока. Для творчества Шершеневича характерно нагнетание городских метафор, тематика трагической чувственной любви, эпатаж, основанный на эстетизации безобразного, богоборческих мотивах и бурлескных образах.

Из цикла «Осенний трилистник»

А. М. Б.

Мертвая чайка

Ты видала ль умершую чайку на морском пожелтевшем песке?

Ее волны тревожат, и взор ее тихий неизменно покоен в тоске.

Ее бросил прибой на песок золотистый и играет разбитым крылом,

А над нею высокое небо озаряется лунным лучом.

И умершая чайка печальна и безмолвна в суровой тоске,

Ей играет прибой беспокойный на морском пожелтевшем песке.

И в движениях мертвого тела мой упорный и пристальный взор

Прочитал и печаль, и кручину, и судьбе молчаливый укор.

Бесконечное море в прибое волны, мчит на песок, не спеша…

Ты видала ль умершую чайку? Это – юного принца душа!..

1911

Ночь встала…

Ночь встала – и месяц плешивый

С ней в траурном танце плывет;

Как бального платья извивы —

Растрепанных тучек полет.

Оркестр трубящий и гулкий

Льет всплавленный гром в синеву…

Вы снова, земля, на прогулке

И снова я рядом плыву.

Как груди огромной и полной

Волненье притяжно- сильней —

Вздымаются пышные волны

Взметенных приливом морей.

Плывем мы, влюбленная пара,

Казбек – словно белый esprit…

Надо тьмущею тьмой тротуара

Созвездий горят фонари.

1916

«Скрепы последние, плотник, оканчивай…»

Скрепы последние, плотник, оканчивай,

Руби причал!

Здравствуй, вспененный, могучий, обманчивый,

Высокий вал!

Море дождем беспрерывным исколото…

Как сладок шум!

Много сложил я старинного золота

В глубокий трюм.

Знаю, что в бурю корабль накренится

В морскую пасть,

Мачты застонут, как плачется пленница,

И скрипнет снасть.

Буря сурова; блеснет с побережия

Свет маяка,

Руль мой приученный с силою свежею

Возьмет рука.

Кончится путь. Не довольно ли плаваний?

Морских забот?

В нежный приют успокоенной гавани

Корабль вой дет.

1913

Из 151. Вечный жид

(Трагедия великолепного отчаяния)

В городе, богатом стуком и мучью,

Где в улицах серьги фонарей висят,

Где залив моря, точно грудь проститучья,

Вываливается из корсета камнистых громад,

И на этих грудях прыщами желтеет пена,

А утесы жмут морскую ладонь,

И витрины глотают пастью бессменной,

Как в цирке факиры, рекламный огонь,

Где город перебросил на ленте бульваров суму,

Незримую даже и мне – поэту,

Там видал я его, застывшего ни к чему,

Считавшего минуты, как нищий монеты.

Он привычным лицом улыбнулся мне,

Сознался навыклым тоном в обидах,

И вот я беспомощен и снова весне

Отдаю свой мечтательный пламенный выдох!

Эренбург Илья Григорьевич

(1891–1967)

Писатель, поэт, публицист, журналист. Его первые стихи поражают удивительной эстетической переимчивостью. По его ранним книгам можно проследить смену поэтических направлений и стилей русского стихосложения начала XX века. Эренбург мгновенно откликался на то, что мы сегодня называем «вызовом времени», обострённо чувствовал надвигающиеся перемены в духовной и политической жизни России.

«Где играли тихие дельфины…»

Где играли тихие дельфины,

Далеко от зелени земли,

Нарываясь по ночам на мины,

Молча умирают корабли.

Суматошливый, большой и хрупкий,

Человек не предает мечты,—

Погибая, он спускает шлюпки,

Сбрасывает сонные плоты.

Синевой охваченный, он верит,

Что земля любимая близка,

Что ударится о светлый берег

Легкая, как жалоба, доска.

Видя моря яростную смуту,

Средь ночи, измученный волной,

Он еще в последнюю минуту

Бредит берегом и тишиной.

Список литературы о поэзии Серебряного века

Азизян, И. А. Диалог искусств Серебряного века / И. А. Азизян. – М.: Прогресс- традиция, 2001. – 400 c.

Алешина, Л. С. Образы и люди Серебряного века / Л. С. Алешина, Г.