Игры зверей - Юкио Мисима
Вдалеке над шоссе поднималось желтое облако, затем послышался низкий рокот мотора. За клубами пыли с трудом различался проезжавший автобус. Закатное небо постепенно выцветало, солнце уже скрылось за мысом, из-за чего он выглядел черным пятном.
Юко заботливо вела Иппэя под локоть, а ее левая кисть время от времени касалась правой руки Кодзи. Касание было то мягким, то грубым и довольно болезненным. В конце концов пальцы Юко отыскали в сгущавшемся полумраке его руку, слегка пожали и отпустили.
Кодзи взглянул на нее, но Юко смотрела вперед, и в профиль ее лицо выглядело жестким и напряженным, как будто она старательно давила в себе свои желания. Ее пальцы то и дело сжимались и разжимались, точно сведенные судорогой.
– Я вот о чем все время думаю, – заговорил Кодзи. – А может, я живу только ради него?
– Ради него? В смысле – ради Иппэя? – переспросила Юко, пытаясь уклониться от ответа, но Кодзи, конечно же, Иппэя и подразумевал.
– Да, – подтвердил он хриплым, прерывистым голосом.
Опустив голову, Кодзи смотрел, как три пары ног медленно, подстраиваясь под шаги Иппэя, словно в какой-то церемониальной процессии, ступают по белой дорожке, которая только начала погружаться в темноту.
– За это время многое произошло. Но сейчас мне кажется, что я вел себя и жил именно так, как хотелось ему. Наверное, так будет продолжаться и впредь.
Кодзи изо всех сил напускал на себя безразличный вид, но Юко немедленно распознала фальшь, чем потрясла его до глубины души. Ее плечи слегка вздрогнули. Юко быстро окинула его лицо острым взглядом, словно очерчивая контур напряженного подбородка, и, конечно, сразу уловила за сдержанным тоном Кодзи мрачное и подавленное состояние, в котором он пребывал.
А Кодзи распознал в проницательности Юко признак любви и в душе возликовал. Будь это не так, разве связала бы их в одно мгновение тонкая, словно паутина, нить, едва заметная в угасающем свете?
* * *
Казалось, слова Кодзи обнажили сущность, похожую на отблеск темного металла, и заставили Юко дрогнуть. Но должно быть, молчаливое взаимопонимание возникло между ними еще задолго до того, как он заговорил. Они все шли, приноравливаясь к походке Иппэя, и Юко, опустив длинные ресницы, закрыла глаза. А когда открыла снова, в них тлели горячие угли заката.
И Кодзи понял, что она изменилась, стала другой. Та пустая и двуличная Юко, какой она была до сих пор, исчезла и превратилась в яркую женщину, наполненную неиссякаемой силой.
– Да, ты прав, – сказала она. – Ты должен идти этим путем, Кодзи-тян. И я тоже. И с этой дороги свернуть нельзя.
* * *
Дорога до порта, куда они наконец добрались, измотала всех, и прежде всего Иппэя. Солнце село, и только на верхушках зарослей карликового бамбука по краям залива еще играли отблески угасающего заката. Маяк отбрасывал яркую веерообразную полосу света неопределимой протяженности: она захватывала и порт, и мыс на противоположном берегу, каждые две секунды сияющие вспышки выхватывали из темноты четкие силуэты стоявших на якорях судов и топливных цистерн.
Иппэй привалился к бочке с машинным маслом, сполз вниз и полулежа развалился на земле. Юко присела рядом, Кодзи остался стоять поодаль. Овеваемые прохладным вечерним ветерком, все трое не отрываясь смотрели на темный пейзаж на другом берегу.
– Мы ведь там еще не были, да? Давайте как-нибудь попросим Тэйдзиро отвезти нас туда на лодке. Надо будет пофотографироваться. Лучше всего в середине дня, хотя может быть жарковато, – сказала Юко.
Эпилог
Меня всегда интересовало традиционное искусство проведения торжественных церемоний – настолько, что, когда в университете мой интерес поддержал профессор Мацуяма, я выбрал темой диссертации «Исследование церемониальных славословий и их авторов».
Окончив университет, я устроился учителем в школу, а во время отпуска посетил альма-матер и получил от профессора Мацуямы несколько советов по сбору данных для моей работы. Поездка за материалом для исследований – ни с чем не сравнимое удовольствие. Надо сказать, что ученый-этнолог получает истинное наслаждение не от сидения в кабинете, а именно от таких поездок.
В шестидесятых годах я именно с такой целью провел одно лето на полуострове Идзу и изъездил его вдоль и поперек.
Здешние края – настоящее хранилище всевозможных фольклорных материалов, которые вобрали в себя множество обычаев. Эти обычаи укоренялись и передавались из уст в уста, так что удивительные фольклорные открытия могут поджидать исследователя в самых неожиданных местах. Куда бы вы ни направлялись на Идзу, повсюду распространена вера в Досодзин – «каменных богов», защищающих путешественников от зла. Эти боги-хранители, как правило, представляют собой объемные каменные фигуры и должны также оберегать землю от вторжения чужаков. Есть еще забавный обряд, когда дети бросают каменную статую в море, чтобы подразнить богов и отомстить им за плохой улов.
Удивительно, но на Идзу сохранилось множество вариаций санбасо[28], что делает этот регион подходящим местом для изучения традиций торжественного танца и песнопения и того, насколько хорошо они сохранились среди жителей прибрежных деревень.
Меня заинтересовал обычай в деревне Кури, что в западной части Идзу, согласно которому во время церемонии спуска судна на воду молодую жену и младшую дочь его владельца сбрасывают с борта в море (по одной теории, это отголосок человеческих жертвоприношений), а также песня, исполняемая по поводу такого события. По знакомству я отправился в Кури, где как раз должны были спускать на воду лодку, провел там несколько дней, своими глазами увидел этот редкий обычай и послушал интересовавшую меня песню в исполнении местных стариков. К сожалению, нынешняя песня сильно изменилась и почти не напоминала древний оригинал, поэтому удовлетворения я не получил.
В Кури я сел на автобус и направился на север вдоль моря. Следующей остановкой на моем пути была рыбацкая деревушка Иро. Здесь у меня не было знакомых, которые могли бы помочь, поэтому я объяснил хозяину гостевого дома, зачем приехал, и спросил, есть ли здесь старики, которые сохранили традиции исполнения старинных народных песен. Хозяин сказал, что сам таких не знает, однако дружен с настоятелем местного храма Тайсэндзи, Какудзином, который тоже интересуется старинными песнями, и лучше всего встретиться с ним. Я устал с дороги и провел вечер в своей комнате, приводя в порядок собранные материалы.
Был разгар лета, и следующий день выдался жарким. Я позавтракал, надел позаимствованные в гостевом доме гэта и неторопливо зашагал по префектурному шоссе. Повернул направо, миновал почту, затем свернул налево и прошел через старые главные ворота храма Тайсэндзи, относившегося к школе Риндзай. На его
