Мор Йокаи - Венгерский набоб
Вот какая беспардонная компания окружала барина Янчи. Всем им ужасно хотелось прослыть _самородками_, для чего измышлялись несуразности неслыханные и невиданные. Вот самые еще невинные из них: хвосты отстричь по самую репицу у чьих-нибудь лошадей; новехонький экипаж только что не в щепы изрубить; дом поджечь в самый разгар веселья; в костюме для купанья средь бела дня, когда всего люднее, по улице пройтись; свининой правоверного еврея накормить - и тому подобные гениальные выдумки, кои во время оно почитались куда какими забавными да остроумными.
По прибытии господ смугляне-музыканты трижды грянули туш, после чего распорядители отмерили дистанцию, поставив у конца ее нашего знакомца Андраша Варью с красным флагом, а в начале выстроив в порядке жребия всех наездников, так что зрители благородного звания с полным удобством могли наблюдать заезды из своих экипажей.
Беговая дорожка была в тысячу шагов.
Барин Янчи уже трость поднял с золотым набалдашником - знак подать пушкарю: состязания открывались тремя залпами. Но тут из пушты показался бешено летящий всадник. Щелкая в воздухе кнутом, осадил он перед заседателями коня и, приподняв шляпу, коротко сообщил: тоже, мол, хочу счастья попытать, добыть королевский венок.
- Кто я и что я? Не спрашивайте: обскачут - все одно не останусь, обскачу - все одно не уйду!
Таков был его ответ распорядителям.
Никто не знал удальца. Лет двадцати шести, красивый, черноглазый, докрасна загорелый, усики лихо подкручены кверху, кудри до плеч и задорная улыбка на губах. Росту небольшого, но ладный, проворный. Одет по-простонародному, но до щепетильности чисто: на широкой белой рубахе ни пятнышка, и шляпу с длинным пучком ковыля носит с небрежной грацией, что твой кавалер.
И уж где бы там ни добыл себе конька, животное замечательное: чистокровный эрдейский скакун, долгогривый и хвост до земли. На месте не устоит, пританцовывает все, на дыбы подняться норовит.
Приезжему тоже дали жребий тянуть, после чего он смешался с остальными.
Пока у него с заседателями шли переговоры, барские лошадники с пристрастием разглядывали его коня. До наездника им что за дело, но скакун их заинтересовал.
Наконец знак подан. При первом залпе лошади забеспокоились, при втором затихли, навострив уши, - лишь одна-две понеопытней копытами стали рыть землю. Третий залп прогремел, и все ринулись друг за дружкой.
Пятеро-шестеро сразу же вынеслись вперед, - это самые нетерпеливые, кто с места пустил шпоры в ход, но потом поотстал; среди них и новоприбывший.
Король, уперев руку в бок и опустив плеть, скакал пока где-то в середине.
Но шагов через триста он вдруг дал коню шпоры, гикнул, вытянув плеть, и в три скачка обошел соперников.
Тут враз все загомонили, захлопали кнутами, прильнув к шеям своих рысаков. Фалды затрепались, покатились сорванные ветром шляпы. На середине дистанции каждый еще думает первым прийти. Чья-то лошадь упала вместе с седоком, остальные промчались мимо.
Из экипажей хорошо видно было короля, летевшего с несколькими всадниками впереди. Длинные цветочные пряди развевались за его головой. Одного за другим обгонял он, щелкая при этом каждый раз ременным кнутом и бросая задорно отставшему:
- А ну, поднажми!
На последней четверти пути все уже заметно от него поотстали, кроме одного: новичка.
Мартон и его примеривается обойти, у Мартоновой лошади мах пошире, да у того она прытче - как ветер летит. Всего шагов двести еще. Незнакомый парень с самоуверенной улыбкой оглядывается на соперника. "Держись!" подбадривают из экипажей. Его? Или Мартона? Поощрение с равным правом можно к обоим отнести. Барин Янчи, привстав, наблюдает за увлекательным состязанием.
- Ну, сейчас обойдет! Э, нет. Пришпорил и тот. Ух, стеганул; как ураган полетел. Ах, чтоб его, лошадь какая! И сидит как на вей, шельмец. Ну, Марци [уменьшительное от Мартон], прощайся теперь с троицыной своей короной! Последние сто шагов... Баста! Больше уж не догнать.
Так и вышло. Неизвестный на целую секунду раньше был у цели и остановился у флага. Мартон же, подскакав, тотчас выхватил древко из рук Варью.
- Не думай, что победил! - торжествующе крикнул он незнакомцу. - Закон такой: кто первый знамя схватил, тот и король, а оно вот, у меня!
- Да? - сказал парень с легким сердцем. - А я и не знал. Ну, ничего, умнее буду во втором заезде.
- Как бы не так, - возразил Мартон. - Уж не вообразил ли ты, что я тебя опять вперед пущу? Как же, дожидайся! И так-то лошадь только мою благодари: рубахи твоей надутой испугалась да шарахнулась, а то сидеть бы тебе без обедни. Ну, пошел, попробуем по второму разу, посмотрим, чья возьмет.
Тем временем и отставшие подъехали, и всем Мартон на сто ладов объяснил, почему чужак его опередил. Напоследок вышло даже, что и не опередил: разве вот на столечко.
Незнакомец предоставил им толковать что угодно, а сам легким, беспечным шагом пошел себе обратно к исходной линии.
Это спокойствие, эта великодушная уступчивость, так отличавшаяся от напористой самоуверенности Мартона, окончательно расположили к нему зрителей, и в чистой публике принялись с живостью заключать пари, предлагая десять против одного, что незнакомец победит во всех заездах.
Мортиры снова зарядили, наездники выстроились опять и после третьего залпа рванулись вперед. Теперь уже двое, оба героя дня, с самого начала отделились от гущи всадников и к середине заезда на локоть уже опередили ближайших преследователей. Ноздря в ноздрю мчались они к флагу.
Но ни один не мог никак обойти другого. Шагов лишь за пятьдесят до цели незнакомец щелкнул вдруг резко кнутом, и испуганный конь его в три яростных прыжка опередил Мартонова на целую голову. Это расстояние так до самого конца и сохранилось между ними, хотя король уже и рукояткой плети наколачивал взмыленного коня.
Незнакомец первым доскакал до флага и на сей раз так крепко ухватился за древко, что самого почтенного Андраша Варью стащил с лошади.
Вне себя, Мартон плетью стеганул по отнятому у него трофею, выдрав из алой его ткани целый лоскут. Тщетная злость! Заседатели подошли, стащили венок с головы дрожащего от ярости короля и возложили на победителя.
- Не нужно мне шляпы! - хрипло огрызнулся побежденный, которому предложили обычный его головной убор. - Все равно отыграю венок!
- Отдых им дать! - послышалось из экипажей.
- На что нам отдых, - возразил Мартон строптиво, - ни я, ни конь не устали, хоть дух вон, а побежим; верно, Раро?
Конь, точно догадываясь, о чем разговор, выгнул шею, копытом роя землю. Судьи повели наездников назад на линию.
Многие, видя, что с этими двумя не сравняться, выехали из рядов и присоединились к зрителям, так что на поле осталось едва шестеро.
Тем занимательней обещал быть заезд: меньше всадников - и внимание сосредоточенней.
Еще загодя новый претендент слез с лошади, срезал у кладбищенского рва гибкий ивовый прут и, ободрав с него листья, а кнут повесив на шею, опять вскочил в седло.
До сих пор он ни разу еще не ударил коня.
И теперь, заслышав свист лозы, благородное животное так и вскинулось, ожесточенно грызя удила, подымаясь на дыбы, вертясь и переступая на месте задними ногами. Стали уже за седока опасаться: не потому, что конь его сбросит, о том и речи быть не могло, а что опоздает. Второй уже выстрел, остальные и поводья опустили, изготовились, а его лошадь все порывается на дыбы, роет копытами землю.
Но чуть грохнул третий, незнакомец с размаху хлестнул ее вдруг прутом и бросил удила.
Вихрем сорвался с места обожженный лозою конь, понесся дико, неудержимо. Только обезумелая от страха лошадь мчится так, унося беспомощного седока. Никто не мог не то что ее настигнуть, даже приблизиться, сам Мартон уже к середине поотстал на много локтей. Зрители замерли, дивясь то ли дерзости всадника, то ли бешеному бегу его коня. И вдруг длинная цветочная гирлянда на всем скаку распустилась и свалилась наземь с головы удальца. Подковы вослед летящих вмиг ее растоптали.
Сам он не заметил падения венка, пока до цели не доскакал, где изо всех сил пришлось одергивать, ссаживать одичалого коня. Цели-то достиг, но венец свой потерял.
- Какой же он король без короны? - раздались голоса. - Сам виноват, нельзя было терять!
Но кто же тогда все-таки король? Венка уже никто не поминал, он валялся, втоптанный в пыль.
- Несправедливо это! - кричали одни, тогда как другие предлагали новый заезд.
- Я на все готов! - объявил неизвестный.
- Ты, братец, постой, - глухо, охрипнувшим от сдерживаемой ярости годовом сказал Мартон, - вот мы решим сейчас, кто уж точно малый не промах. В поле ты меня обскакал, что ж: лошадь у тебя лучше, признаю: это и дурак сумеет, был бы конь хороший. Но давай поглядим теперь, каков ты, когда себя надо показать. Видишь, сколько народу тут, а всего угощения два бычка, этого мало. Идем, третьего добудем, коли ты такой удалец. Далеко не надо ходить: вот тут в камышах отбившийся от стада бык сидит. Две недели всю округу разоряет: людей убивает, стада разгоняет, копны раскидывает, телеги опрокидывает по дорогам, рабочих всех с поля посогнал: сколько есть их в городе, пастухов, батраков, не могли его изловить. Пошли вдвоем на него: кто сюда пригонит, тот и король.
