Валери Уиндзор - Лгунья
Я закрыла чемодан и крепко затянула веревку. Подумала, может, написать записку, но ручка, которую я нашла в сумке Крис, не писала. Я как раз трясла её, когда в дверь постучали.
- Мари-Кристин, - это был дядя Ксавьер.
- Входите, - автоматически сказала я.
Он стоял в дверях в рваном синем комбинезоне и полосатой рубашке.
- Тебе звонят.
Я сначала не поняла. Страшно растерялась. Идиотка, подумала, что это Тони. А кто еще? Мне никогда не приходило в голову, что Крис могут позвонить по телефону. Почему-то я посчитала, что она живет в эдаком удобном вакууме. И что внутри этих стен - очередное заблуждение - я волшебным образом оказалась недосягаема для реального мира.
- Какой-то Мэл, - сказал дядя Ксавьер.
- Мэл? - переспросила я. У меня пересохло во тру.
- Говорит, что он твой друг.
- Да, - сказала я. - Да. Скажите ему... - голова у меня работала быстро, - скажите, что я больна. Скажите, что не могу ни с кем говорить.
Дядя Ксавьер смотрел на меня очень пристально.
- Это от него ты убегаешь? - спросил он. - Это то самый человек, о котором ты говорила?
- Да, - я вцепилась в это объяснение, так кстати подвернувшееся. - И я совершенно не хочу с ним разговаривать. Ну, пожалуйста!
Дядя Ксавьер нахмурился.
- Я с ним разберусь, - сказал он.
Я ходила из угла в угол, грызя ногти. Спустя десять минут он вернулся.
- Он тебе не подходит, - провозгласил он. - У него водянистый голос. Кто он такой? Мне не понравилось, как он разговаривал. И что ты делаешь с чемоданом?
- Ничего, - поспешно сказала я.
- Ты должна лежать. Как голова, болит?
- Нет, - сказала я. - Мне уже лучше.
- Хорошо, - сказал он, - потому что я хочу пригласить тебя куда-нибудь поужинать. Но если у тебя нет настроения...
Я сразу сказала "да", не дав ему закончить. Да, сказала я, у меня очень даже есть настроение. Голова совсем прошла, сказала я. Она и вправду прошла. Прошла, как только дядя Ксавьер избавил меня от проблемы с Мэлом. Да, сказала я, ужин, прекрасная идея. В конце концов, говорила я себе, не столь важно, сейчас я уйду или утром, правда? Подумаешь, ещё одна ночь. А может, и убегать не стоит, раз дядя Ксавьер убедил Мэла, что я недостаточно здорова, чтобы с ним увидеться. В любом случае, нет необходимости выносить решение немедленно. Сейчас главное - решить, что надеть вечером. На это я потратила дикое количество времени. Примерила изумрудно-зеленое платье Крис. На нем оказались разрезы по бокам. Не слишком ли оно молодежное для тридцатишестилетней женщины, которая всегда была толстушкой? Вдруг я буду смешно в нем смотреться... В конце концов, я себе сказала: ну и пусть смешно, какого черта. Вполне подходящий наряд для стройной девушки тридцати двух лет. На нем я и остановила свой выбор. Косметикой пользоваться я до сих пор не решалась, зато вымыла голову и сделала прическу, и щедро побрызгалась духами Крис.
- Да ты просто красавица, - сказал дядя Ксавьер, когда я спустилась в холл.
Я расхохоталась.
Он оскорбился:
- Зачем смеешься? Не любишь комплементов? Ты что же, из тех женщин, которые не умеют принимать комплементы?
- Предпочитаю правду, - сказала я.
Он дулся всю дорогу, пока мы шли к машине. Но его обиженное молчание совсем не напоминало молчание Тони, которое всегда приводило меня в ужас, дядя Ксавьер обижался не страшно. В этом молчании не было обиды ребенка, который полностью от тебя зависит, это был шутливый, мимолетный гнев, который легко вспыхнет и так же легко пройдет, как только ему захочется сказать мне что-нибудь еще. Я поняла, что в его глазах, по причинам, не имеющим ничего общего с абсолютной правдой, зато имеющим много общего с тем фактом, что когда-то он любил маму Крис, я действительно была красавицей, и спорить с этим было бессмысленно.
- Куда мы едем? - спросила я.
В Отель де Фалэс в Сен Жульен, сказал он, там отлично кормят. Никаких тебе вычурных парижских выкрутас, сказал он. Настоящая еда.
Мы сели за столик у окна с видом на рыночную площадь. В одном конце полутемного, старомодного обеденного зала стоял тяжелый дубовый стол, уставленный бутылками с вином. По стенам были развешаны охотничьи трофеи. С моего места открывался вид из окна на столики, выставленные на тротуар, на площадь, утопающую в тени деревьев, и за ней огни автобусной станции.
- Итак, - сказал дядя Ксавьер, надевая очки со стеклами в форме полумесяцев, чтобы прочитать меню, - скажи мне, кто ты есть на самом деле.
В тревоге я подняла на него глаза. Думала, он смотрит на меня осуждающе поверх очков, но он водил пальцем по списку основных блюд. Это явно было для него главнее, чем его специфический вопрос.
Я пожала плечами:
- Не знаю.
- Эта твоя работа, которая так важна для тебя... В чем она заключается? - спросил он и сам же ответил: - А ни в чем. Перекачивание гипотетических денег из одной страны в другую и обратно. Играть с деньгами чужих людей. Она тебя устраивает, эта работа? Она приносит тебе богатство? Или счастье?
Пока я раздумывала над ответом, дядя Ксавьер снова спас меня из трудного положения, ответив за меня:
- Нет, - сказал он. - Нет, не думаю. Этот образ жизни не для тебя. Ты же совсем не такая.
Меня поразила его проницательность.
- Нет, такая, - сказала я.
- Нет, не такая, - возразил он. - Не такая.
Он не дал мне возможности поспорить, спросив, что мы будем есть.
- Ты мидии любишь? Серж! - позвал он хозяина ресторана. - Серж, это моя племянница Мари-Кристин. - Он с таким непосредственным восторгом представлял меня своему другу Сержу (а потом и жене Сержа, и матери жены, и официантке, и помощнику шеф-повара), что я начала понимать, почему мать Крис полюбила его. Женщины, должно быть, постоянно в него влюблялись. Искусственный свет придавал его седоватым волосам бронзовый отлив. Суровое барсучье лицо лучилось от нескрываемого удовольствия. В своей лучшей белой рубашке и вельветовых брюках он напоминал стареющего греческого героя, который ошибся веком, или какого-нибудь "морского волка", который как раз веком не ошибся.
- Вообще-то говоря, - сказал он, когда Серж (его жена, официантка, помощник шеф-повара и мать жены) приняли у нас заказ, и мы обменялись всеми необходимыми для такого события фразами, - поскольку уж мы заговорили о твоей работе, я буду чрезвычайно признателен, если ты кинешь профессиональный взгляд на некоторые наши вложения. Закладные, доверительная собственность... и тому подобное.
Я промолчала.
- Я не могу обсуждать это с Матильдой. Она имеет дело с повседневными счетами, и здесь ей нет равных, но она слишком проницательна. Не хочу, чтобы она знала, насколько плохи наши дела.
- А дела плохи? - спросила я.
- Я же фермер, Мари-Кристин. Вот и все, что я знаю. Ферма. Скот. Я не эксперт по финансам, как ты.
Я слабо улыбнулась и поерзала на сиденье.
- Тебе неудобно? - заботливо спросил он.
- Нормально, - увильнула я.
Крайне неубедительно и, скорее всего, в неверных выражениях, я объяснила ему, что работаю в очень специфической и абстрактной области товаров широкого потребления. Я совсем не тот, кто мог бы посоветовать что-то дельное, сказала я. Он терпеливо улыбался. И явно считал, что я излишне скромничаю.
- Деньги есть деньги, - сказал он. И был прав, хотя я считала, что мой ограниченный бухгалтерский опыт вряд ли сильно ему пригодится. К счастью, подали еду, и дядя Ксавьер забыл о вложениях.
- Люблю смотреть, как женщина ест, - сказал он, наблюдая, как я вгрызаюсь в половинку дыни. И налил мне вина. - Ты слишком худенькая. Забудь о работе. И об этом слабаке, от которого ты бежишь. Ни то, ни другое не принесет тебе счастья. Ты должна остаться здесь. Это твой дом.
Я покачала головой.
- Не мой, - мягко сказала я. - К сожалению, не мой. Я должна буду скоро уехать.
- Зачем? - спросил он. - Куда? К чему такая спешка? Надо хотя бы поправиться, окрепнуть. - И тут его поразила догадка. - У тебя была назначена какая-то встреча? Куда ты ехала, когда случилась авария?
Я сделала вид, что у меня полный рот, чтобы дать себе время подумать. Я жевала этот воображаемый кусок дыни с такой энергией, словно это жесткий хрящ.
- Не знаю, - честно сказала я. - Просто убегала.
- От этого мужика?
- Да.
- А почему не поехала сразу к нам? - спросил он.
Подумав немного, я сказала:
- Ну я же не могла, правильно? Я не была уверена... Была не до конца уверена, что меня встретят с распростертыми объятиями.
Он страшно удивился.
- Ты в этом сомневалась? Как ты могла?
- Ну... - запинаясь, промямлила я, - после всех этих лет...
Повисла долгая тишина. Дядя Ксавьер увлеченно читал этикетку на бутылке вина. Наконец он сказал:
- После смерти твоего отца... был большой скандал, - он поднял на меня глаза. - Понимаешь? Большой семейный скандал. Когда твой отец узнал... голос его прервался. - Он великолепно водил машину, твой отец. На дороге не было других машин. Понимаешь, о чем я? Это не был несчастный случай. - Он налил мне ещё бокал вина. - Твоей маме было очень горько, очень больно. Она вернулась в Англию. Это я был во всем виноват. Она ожидала от меня большего, чем я мог дать ей. У меня уже была жена. Хорошая жена. Но прошлое, Мари-Кристин, вся эта путаница, которую мы сделали из своего прошлого... не имеет к тебе никакого отношения. Ты тут ни при чем.
