Эрих Кестнер - Трое в снегу
-- Зря стараетесь! -- сказал Хагедорн.
У двери он столкнулся с продавщицей из цветочного магазина. Она принесла подарки, которые он купил часа два назад.
-- Я немного опоздала, -- сказала она.
-- Истинная правда, -- подтвердил он.
-- Зато букет стал еще пышнее, -- заверила она. Он раздраженно засмеялся.
-- Оставьте этот веник себе на память! Воткните его в петлицу.
Изумленная, она сделала книксен и поспешно удалилась.
И вот Фриц стоял со старинной оловянной кружкой, ящичком сигар и оригинальными серьгами в "Брукбойрене", один-одинешенек.
-- Можно хотя бы попросить вас, -- обратился к нему директор, -- не рассказывать в ваших кругах о весьма досадном происшествии?
-- На карту поставлена репутация нашего отеля, -- добавил швейцар.
-- В моих кругах? -- удивился Хагедорн. И затем рассмеялся. -- Ах да! Я должен вам кое-что объяснить! Вы принимаете меня за миллионера, так ведь? С этим, признаться, дело гиблое. От моих кругов "Брукбойрен" застрахован пожизненно. До вчерашнего дня я был безработным. Не ожидали? Кто-то вас одурачил. Прощайте, господа!
Дверь за ним закрылась.
-- Он не миллионер? -- хрипло спросил директор. -- Везет же человеку, Польтер! Значит, девушка нас обманула? Слава Богу! Мы остались в дураках? Убиться можно!
Швейцар покачал головой. Потом вдруг хлопнул себя по лбу. У него был такой вид, словно он готовился сразиться с быком.
-- Какой ужас! Какой ужас! -- крикнул он. -- Самое лучшее для нас --повеситься!
-- Согласен, -- сказал директор, все еще витая в облаках. -- Но ради чего? Несколько постояльцев уехали досрочно. Ну и что? Какая-то девушка прошлась на наш счет. Это я перенесу.
-- Эта история нас погубит, -- сказал швейцар.-- Мы оказались полными идиотами!
-- Ну, ну, -- отмахнулся Карл Отважный, -- вы несправедливы ко мне.
Дядюшка Польтер наставительно поднял указательный палец.
-- Да, Хагедорн не был миллионером. Но девушка не соврала. Переодетый миллионер здесь был! О ужас! Нам конец!
-- У меня голова идет кругом! -- занервничал директор. -- Выражайтесь наконец яснее!
-- Переодетого миллионера мы выгнали час назад, -- сказал швейцар замогильным голосом. -- Его звали Шульце!
Директор молчал. Швейцар угасал на глазах.
-- И этого человека я заставил подметать каток! И с рюкзаком послал в деревню, потому что у рассыльной ребенок заболел корью! А Гелтаи велел ему лезть на стремянку! О-о!
-- Убиться можно, -- пробормотал Кюне. -- Я должен прилечь, не то меня хватит удар.
Во второй половине дня лежачего директора побеспокоил бой.
-- Поклон от господина швейцара, -- сказал мальчик. -- Велено сообщить вам, что госпожа Каспариус уезжает вечерним поездом.
Директор издал стон, словно раненая дичь.
-- Она больше никогда не приедет в Брукбойрен, -- велел сказать швейцар. -- Да, и еще: господин Ленц из Кельна тоже уезжает.
Директор, застонав, повернулся на бок и со скрежетом закусил подушку.
Глава девятнадцатая
РАЗНЫЕ ШУЛЬЦЕ
В Мюнхене у Хагедорна оставалось целых шесть часов до поезда на Берлин. Свой фибровый чемодан он сдал на хранение. Затем, перейдя площадь Штахус, пошел по Ка-уфингерштрассе, свернул налево и сделал стойку перед Театинеркирхе. С этого он начинал каждое свое посещение Мюнхена. Он полюбил этот церковный фасад еще со времен студенчества. Сегодня же он глядел на него как баран на новые ворота. Он беспрерывно думал о Хильде. Об Эдуарде, разумеется, тоже. Образ церкви не проникал в него дальше сетчатки глаз.
Засунув руки в карманы потрепанного пальто, он вернулся в город и прежде, чем успел опомниться, очутился в одном из городских почтамтов, где сел за стол и начал листать адресную книгу Берлина. Он изучал колонки с фамилией "Шульце". Рядом лежали блокнот с карандашом.
Специалист по рекламе Эдуард Шульце не значился. Может, Эдуард зарегистрировался "коммерсантом"? Хагедорн записал соответствующие адреса. Что касается Хильдегард, то дело обстояло еще труднее. Как зовут по имени, ради всех святых, его будущего тестя? И кто он по профессии? Нельзя же бегать ко всем живущим в Берлине Шульце и спрашивать: "Есть ли у вас, во-первых, дочь и не она ли, во-вторых, моя невеста?" На это жизни не хватит!
Потом Хагедорн пошел в кино на комедию. Каждый раз, смеясь, он сердился на себя. К счастью, в картине было немного смешных мест. Иначе у молодого человека непременно начался бы внутренний разлад.
После кино он съел в пивной жареные сардельки с капустой. Затем вернулся на вокзал и сидел, потягивая баварское пиво, в зале ожидания. Он размышлял о будущих рекламных баталиях, но ни одна смелая идея не приходила ему в голову. Он все время думал о Хильде. А если он ее не найдет? И вдруг она не даст о себе знать? Что тогда?
В поезде пассажиров было немного. Фриц сидел в купе один. До Ландсгута он шагал взад-вперед по купе как в клетке. Потом улегся и сразу уснул. Снились ему всякие диковины. В последнем сне действие происходило в адресном столе.
На дверях были прикреплены таблички в алфавитном порядке, со всевозможными фамилиями. У двери с табличкой "Шнабель-Шютце" Хагедорн остановился, постучал и вошел. За перегородкой сидел снеговик Казимир в полицейском шлеме. У него был очень строгий вид. Поглаживая усы, он поинтересовался:
-- Что вам угодно?
-- Скажите, Шульце у вас? -- спросил Фриц.
-- Все Шульце у нас, -- сказал Казимир.
-- Почему так во множественном числе? -- спросил Фриц.
-- Распоряжение Президиума полиции, -- резко ответил Казимир.
-- Извините, -- сказал Фриц. -- Я ищу фройляйн Хильдегард Шульце. Когда она смеется, у нее на щеке появляется ямочка. Не две, как у других девушек, а одна. И в зрачках у нее золотые искорки.
Казимир тщательно порылся в картотечных ящиках и кивнул посетителю:
-- Есть такая. Раньше она жила на радиомачте. Потом выписалась и переехала в Альпы.
-- Но сейчас она снова в Берлине, -- утверждал Фриц.
-- Радиомачте об этом ничего не известно, -- сказал снеговик, -- она, кажется, вообще не числится. Может, ее сдали. Незаметно следуйте за мной!
Они спустились в подвал. Здесь длинными рядами стояло много шкафов. Казимир отпирал их один за другим. В каждом шкафу были четыре секции. А в каждой секции стоял человек. Это были люди, нигде не прописанные, а также те, кто начисто забыл, где они жили раньше. И наконец, дети, которые не знали, как их зовут.
-- Ну и ну, -- испуганно сказал Хагедорн. Взрослые в секциях стояли и разозленные, и задумчивые. Дети плакали. Грустное было зрелище. В одной секции стоял ученый, между прочим историк; он считал себя забытым зонтиком и потребовал от Казимира, чтобы его наконец закрыли. Расставив ноги и разведя руки, он повторял:
-- Ведь дождь кончился, кончился!
Фриц захлопнул дверцу. Они заглянули почти во все шкафы. Однако Хильдегард нигде не обнаружили, Фриц вдруг приставил ладонь к уху:
-- В последнем шкафу плачет женщина!
Снеговик отпер дверцу. В крайнем углу спиной к ним стояла юная девушка и громко плакала.
Хагедорн испустил радостный крик. Потом растроганно сказал:
-- Господин Снегошлем, это она.
-- Она стоит спиной, -- проворчал Казимир. -- Я не вижу ямочки.
-- Хильда! -- крикнул Фриц. -- Посмотри на нас, пожалуйста! Иначе тебе придется остаться здесь.
Хильда обернулась. Хорошенькое личико было заревано.
-- Не вижу никакой ямочки, -- сказала снеговик. -- Запираю шкаф.
-- Хильдочка! -- крикнул Фриц. -- Улыбнись! Дядя не верит, что у тебя есть ямочка. Станцуй ему умирающего лебедя! Встаньте, драгоценная графиня! Завтра заложим твое кольцо и две тысячи марок прокатаем на американских горках. Ну, смейся! Смейся!
Все было напрасно. Хильда его не узнавала. Она не улыбалась и не смеялась. Стояла в углу и плакала. Казимир вставил ключ в замок дверцы. Фриц вцепился в его руку. Снеговик другой рукой схватил молодого человека за чуб и тряхнул его.
-- Перестаньте! -- яростно крикнул Хагедорн.
-- Ну, ну, ну, -- сказал кто-то.
-- Очнитесь!
Перед ним стоял кондуктор.
-- Прошу билеты!
За окном светало.
Утром в квартиру фрау Хагедорн на Моммзенштрассе позвонили. Старая дама открыла дверь. У порога стоял Карлуша, ученик мясника Кухенбуха.
-- Здравствуй, -- сказала она. -- Мой сын опять звонит по телефону?
Карлуша покачал головой.
-- Мастер передает вам привет, а сегодня сюрприз будет побольше, чем позавчера. И вы, пожалуйста, не пугайтесь. К вам придет гость.
-- Гость? -- переспросила дама. -- Гостей не пугаются! Так кто придет?
С лестницы послышалось: "Ку-ку! Ку-ку!" Матушка Хагедорн, всплеснув руками, вышла на лестничную площадку и посмотрела за угол. Этажом ниже на ступеньках сидел ее сын и махал ей рукой.
-- Ну, знаете, дальше ехать некуда! -- сказала она. -- Что тебе надо в Берлине, озорник ты этакий! Тебе же полагается быть в Брукбойрене! Вставай-ка, Фриц! Ступеньки слишком холодные.
