Меченная - Ани Чоинг
Учитель даже подумать не мог о том, чтобы не уделить хоть немного времени людям, которые пришли его повидать. С его скромностью может сравниться только его доброта. До сих пор нам было разрешено организовывать посещения, но теперь мы вынуждены подчиниться указам врачей. Даже если с виду учитель остался прежним, мы должны уважать научные данные. Нужно изменить распорядок дня наставника, чтобы он меньше уставал.
— Может, пустим людей на крышу и они будут смотреть на него в окно?
Идея пришла ко мне в голову внезапно — наверное, выбралась на поверхность из мутных глубин усталого мозга. В комнате для медитаций, где живет учитель, есть большое окно, из которого открывается вид на долину, а также на террасу. Солнце встает как раз напротив кровати Тулку Ургьен Ринпоче. Это уникальное место, оно просто омывается светом. Солнечные лучи отражаются от золотых ворсинок ковра и ритуальных предметов. Я очень люблю эту комнату, но она больше шести человек не вмещает. А через окно посетители смогут хотя бы посмотреть на учителя, раз уж нельзя к нему прикоснуться.
— Ты действительно думаешь, что буддисты, съехавшиеся со всего света, обрадуются, если их заставят лезть на крышу?
Андреас, конечно, прав, но у нас нет выбора.
Мы обсудили этот вариант с сыновьями Тулку Ургьен Ринпоче, и они согласились. Сам процесс выглядит достаточно оригинально, поскольку снаружи окно похоже на витрину. А учитель несколько раз в день поднимается с кровати и встает прямо напротив него, чтобы показаться своим верным последователям. Странное зрелище, у многих оно вызывает беспокойство, но зато все довольны. Я наблюдаю это издалека, и меня не оставляет чувство смутной тревоги. А еще я испытываю гордость; конечно, мне следовало бы укротить свое высокомерие, но все-таки мне невероятно повезло, ведь я могу находиться рядом с наставником каждую секунду, — и поэтому я бесконечно ценю всякий отведенный мне миг.
Сегодня, оглядываясь на те события, я понимаю, что тогда люди готовились к смерти Тулку Ургьен Ринпоче. Каждый старался по-своему привыкнуть к мысли о том, что скоро учителя не станет; все подготавливали себя к встрече со смертью, чтобы она причинила им как можно меньше вреда. Но не я. Не я. Я старательно делала вид, что ничего не происходит, будто все в порядке и нет причин для беспокойства. Именно поэтому смерть Тулку Ургьен Ринпоче сильно меня потрясла и буквально расколола мою жизнь.
11
Одна
В ту ночь мне приснился сон, который я не забуду до конца своих дней. Даже сегодня воспоминания настолько четкие, что каждый раз, когда я говорю о том сне, я словно заново его переживаю. Я дома, у родителей, в комнате для молитв, где стоит моя кровать. Время — около пяти утра, я сплю. И мне снится, будто я лечу. Стою на вершине горы и вдруг понимаю, что могу превратиться во что угодно по собственному желанию. Немного поколебавшись, я выбираю Гаруду — птицу из индуистской и буддийской мифологии. Это получеловек-полугриф, чье имя с санскрита переводится как «Крылатая песнь». Я поворачиваю голову, чтобы рассмотреть крылья за спиной — те самые крылья, о которых я так мечтала, когда медитировала подростком в Наги Гомпа. И вот я их обрела. Крылья великолепны: мягкие, белые, перышки трепещут на ветру, — и они готовы нести меня в небо. Крылья сияют и внушают мне чувство невероятной силы — ни разу в жизни я не испытывала ничего подобного. И вот я уже лечу над Бутаном, подо мной сверкают огоньки — окна жилых домов. Я слышу, как крылья с легким шумом разрезают ветер. Взмываю вверх и бросаюсь вниз, пролетаю над людьми, которые показывают на меня пальцем и что-то говорят, — я не различаю слов и не понимаю, испуганы люди или восхищены. Я чувствую себя сильной и бесконечно счастливой. И просыпаюсь от радости: сердце бьется так сильно, что вот-вот взорвется. Открываю один глаз и с минуту пытаюсь понять, где же я. Но реальность быстро возвращает меня на землю. Я дома, а рядом с моей кроватью разрывается телефон. Я поднимаю трубку и слышу бесцветный голос Тсокни Ринпоче, сына учителя:
— Он покинул нас. Думаю, тебе лучше приехать как можно скорее.
В моем сердце пустота. Мертвая телефонная трубка покоится у меня в руке, а я сижу на кровати и смотрю в пустоту. Бесконечно долго. Я не знаю, что делать, в голове не осталось ни одной мысли. Звонок в дверь выводит меня из оцепенения. Мама в ночной рубашке тихо входит в мою комнату. В монастыре Боднатха меня ждет Чоклинг Ринпоче, другой сын наставника; с ним я поеду в Наги Гомпа. Через двадцать минут я сижу в джипе; монах везет нас к учителю. Все молчат. Я вспоминаю о своей последней встрече с Тулку Ургьен Ринпоче. Он сидел на кровати и выглядел более бодро, чем обычно, ему даже удалось поесть. Спросил, когда я закончу шапочку, которую обещала ему связать. Мы тогда смеялись, а я подумала, что он победил болезнь. Что он обязательно выздоровеет.
Через два часа я вхожу в его комнату, кланяюсь по старинному обычаю и смотрю на учителя: он сидит в той самой позе, в которой я его заставала тысячи раз: ноги скрещены, руки на коленях, ладони повернуты к небу, глаза прикрыты. Я приближаюсь к нему и едва уловимо наклоняю голову — мы всегда так приветствовали друг друга. Но на этот раз он не ответит на мой молчаливый привет, не прикоснется лом к моему лбу. Он ушел. Умер в шестьдесят шесть лет, тринадцатого февраля 1996 года. Но моя ладонь по старой привычке, почти инстинктивно, ложится на его руку. Она теплая! Учитель не умер, они ошиблись. Меня окатывает волна ярости, порожденная безумной надеждой. Они солгали мне: учитель жив! Я поворачиваюсь к Чоклингу Ринпоче — тот смотрит на меня со сдержанной нежностью.
— Да, я знаю, Чоинг… Это thukdam: он все еще медитирует. Тише…
Тибетские буддисты считают, что великие учителя способны поддерживать жизнь в умершем теле при помощи силы духа. Их легкие могут перестать наполняться кислородом, а сердце — биться, но благодаря внутренней энергии тело продолжает жить. Для меня это все слишком странно и неожиданно. Я бросаю взгляд на монахов, сидящих в углу, — они без стеснения плачут. Но почему, ведь учитель не умер? Я ничего не понимаю, не знаю, что делать, как себя вести, голова гудит, будто ее зажали
