Книги Судей - Эдвард Фредерик Бенсон
В последний год, когда я приезжал сюда, миссис Уэдж уехала в Уитби или Скарборо в двухнедельный отпуск. Помню, утром Уэджа не ожидали к завтраку: ему было приказано взять телегу и отвезти миссис Уэдж на станцию в Харрогейт, что в десяти милях от дома. Здесь крылось что-то странное, потому что тем утром я рано вышел из дома и готов был поклясться, что видел телегу, катящуюся по дороге, – Уэдж ехал куда-то в одиночестве. Как странно, подумал я, что мне сейчас это вспомнилось. И пока я размышлял, почему сохранилось такое незначительное воспоминание, на ум пришли мысли о дальнейших событиях, которые придавали смысл этим мелочам: несколько дней спустя Уэдж снова уехал, – его отправили к умирающей жене. Он вернулся вдовцом. Присматривать за воротами наняли женщину из деревни – этой пышнотелой особе, казалось, нравилось открывать ворота молодому джентльмену с удочкой…
В этот момент копания в старых воспоминаниях прекратились, потому что пришел агент; о его прибытии возвестил автомобильный гудок, донесшийся от домика из коричневого камня.
До заката у нас осталось время прогуляться к большому дому и в основных чертах обдумать, что нужно сделать по части покраски и ремонта; когда мы с агентом вернулись к домику, мне на ум снова пришли мысли об Уэдже.
– Раньше здесь жил дворецкий моего дяди, – сказал я. – Он еще жив? Он сейчас здесь?
– Мистер Уэдж умер две недели назад, – ответил агент. – Это случилось совершенно неожиданно; он ждал вашего приезда с нетерпением, потому что отлично вас помнил.
Хотя я очень хорошо помнил миссис Уэдж, я никак не мог представить ее мужа.
– Я помню его весьма смутно, – сказал я. – Как он выглядел?
Мистер Харкнисс описал мне Уэджа – конечно, таким, каким он его запомнил: старик среднего роста, седовласый, морщинистый, привыкший быстро озираться по сторонам во время разговора, – но это описание не пробудило во мне никаких воспоминаний. Естественно, седые волосы, морщины и привычка «быстро озираться» были приметами другого человека, куда старше того, кого я знал, и все равно – среди прочих ярких воспоминаний внешность Уэджа для меня не просто затерялась, но как будто исчезла вовсе.
Выяснилось также, что мистер Харкнисс отдал все необходимые распоряжения, чтобы обеспечить мне в доме все удобства. Одна женщина из деревни вместе с дочерью пришли рано утром, чтобы стряпать и прибираться. Мне приготовили удивительные простые блюда, и после ужина, когда я сидел, наблюдая, как медленно угасает свет в сумерках, мимо моего окна прошли женщина и девочка, направлявшиеся домой в деревню. Я слышал лязг ворот, когда они выходили, и понимал, что теперь остался в доме один. Счастливые люди, предпочитающие уединение (к их числу отношусь и я), редко испытывают это приятное чувство – осознание, что тебе никто не помешает. И я намеревался спокойно провести вечер за книгой, которая сопровождала меня в путешествии, и пасьянсом. Быстро темнело, и прежде чем устроиться поудобнее, я повернулся к камину, чтобы зажечь пару свечей. Возможно, огонек спички отбросил какую-то мимолетную тень, потому что, бросив взгляд в окно, я как будто увидел, будто черная фигура прошла мимо окна по садовой тропинке. То была мимолетная иллюзия, но я отчего-то снова подумал об Уэдже. И я все еще не мог вспомнить, как он выглядел.
Книга, которая так хорошо читалась в поезде, стала разочаровывать, и я стал отвлекаться от чтения, и вскоре встал, чтобы опустить шторы, которые до этого момента оставались раздвинутыми. Комната была угловой; одно окно выходило в маленький садик, обнесенный высокой стеной, другое – на дорогу к дому моего дяди. Когда я опустил шторы, на дороге я увидел свет – как будто от фонаря, который подскакивал и качался, словно в такт шагам того, кто его нес; в моей голове снова возникла мысль об Уэдже, возвращающемся вечером домой после работы. Пока я всматривался вдаль, источник света, чем бы он ни был, перестал раскачиваться, но огонек не угас. Я мог бы предположить, что свет горел примерно в сотне ярдов от дома. Огонек замер на несколько секунд, а потом пропал, словно человек, несший фонарь, потушил его. Опустив шторы, я поймал себя на том, что мое дыхание стало быстрым и неровным, будто после долгой пробежки.
С некоторым усилием я сел за пасьянс и с тем же усилием поздравил себя: я один, и никто меня не побеспокоит. Однако я не чувствовал себя в безопасности и не знал, что меня гнетет… Я был уверен, будто в доме кроме меня никого больше нет, но во мне крепло ощущение, что кто-то скрывается снаружи – хотя, спроси меня кто-нибудь, я, должно быть, стал бы это отрицать. Тень, которая будто бы проскользнула у окна, выходящего в сад; свет, появившийся на дороге, будто бы от фонаря, который нес ночной гость, – все эти мелочи, казалось, были связаны, словно кто-то бродил вокруг, желая заявить о себе…
В тот момент в дверь дома, прямо напротив комнаты, в которой я сидел, раздался стук, за которым последовала тишина, – и снова послышался стук. И мгновенно, словно вспышка света, в моей голове промелькнул непрошеный образ: человек, который нес фонарь, увидев меня в окне, погасил свет и в темноте прокрался к дому, а теперь требует, чтобы его впустили. Я был напуган, но также и сильно заинтригован, поэтому, взяв одну из свечей, тихо подошел к двери.
Стук снаружи возобновился, последовали три быстрых удара, и мне пришлось подождать, когда простое любопытство возьмет верх над ужасом, следы которого в виде капель пота выступили у меня на лбу. Могло оказаться, что за дверью я повстречаю арендатора или служащего моего дяди, который, не подозревая о моем приезде, решил выведать, кто может находиться в пустующем доме, и в этом случае мой ужас испарится. Или я обнаружу фигуру, доселе непредставимую, и тогда мое любопытство и интерес снова разгорятся. Подняв свечу над головой, чтобы не слепил огонь, я наконец вышел из комнаты, открыл задвижку и распахнул дверь.
Хотя несколько секунд назад в дверь кто-то стучал, снаружи никого не наблюдалось – ни перед домом, ни справа, ни слева. И хотя физическим зрением я никого не видел, внутреннее мое чутье ощущало нечто, не воспринимаемое привычными органами чувств. Ибо, всматриваясь в пустую тьму, я словно бы различал мужчину, которого совершенно позабыл: я осознал, как выглядел Уэдж, когда я видел его в последний раз. Он, «в таком же виде, как при жизни»[19],
