Андрей Малыгин - Гонзаго
— Прошу вас, доктор, присаживайтесь. В свою очередь, извиняюсь за некоторую долю несдержанности в ваш адрес, но вы меня, как тренера, должны отлично понять: сегодня матч с чемпионом страны «Спартаком». А знаете, столько проблем с составом, с психологическим настроем игроков!.. М-да. Голова просто кругом идет! Так что приходится сначала самому как следует настроиться, все вот здесь, — он постучал пальцами себя по лбу, — по полкам разложить, а уж потом и с подопечными перед самым матчем об этом толковать…
А вы, доктор, здорово говорите по-русски, должен вам заявить. Да, да, — вяло улыбнулся Понукаров. — Наверное, часто и подолгу бываете и живете в России? Другой бы коренной россиянин вам здорово позавидовал. Честное слово. Так все же скажите, что вас, — глянул он на визитную карточку, — доктор Гонзаго, ко мне привело? И имейте в виду: у меня катастрофически мало времени.
— О, мадонна, отлично вас понимаю, дорогой Альберт Альбертович. Я вас надолго не задержу, — улыбнувшись, располагающим тоном заговорил пришедший. — По долгу работы самому частенько приходится бывать в аналогичных ситуациях. Всем нужны зрелища и хорошие зрелища, способные взбунтовать плоть и кровь и вызвать, если можно так выразиться, всплеск необузданных эмоций. Зрелища — это своего рода наркотик. И на этом строятся многие сферы деятельности в человеческой жизни. Но что поделаешь! Не мне вас учить. Так уж устроен мир. Возьмите бои гладиаторов в Римской империи, состязания на колесницах, корриду в Испании, шумные карнавалы в Бразилии, лошадиные скачки, петушиные и собачьи бои, тараканьи бега, игру в карты и многое в том же роде. И везде азарт, взрыв эмоций, надежды и разочарования, успех и трагедии. Но это истинная жизнь, а не прозябание. То же самое и спорт. Очки, голы, метры, секунды. Кто кого. И в этом главный смысл состязаний, соперничества между людьми. И, прежде всего, соперничества между деньгами и самолюбиями обладателей этих зрелищ. И, как вы только что об этом говорили, сегодняшний матч тому не исключение.
Он прервал речь и сделал паузу, о чем-то усиленно размышляя. Понукаров с интересом вслушивался в слова собеседника.
— Так вот, — продолжил Гонзаго, — и оттого, каким будет результат очередного зрелища, само собой разумеется, потянется целая цепь самых разнообразных событий помимо пожеланий многих участников. Надеюсь, Альберт Альбертович, вы меня хорошо понимаете?
У Понукарова дрогнули мышцы на лице, и он, потупив взор и вздохнув, утвердительно мотнул головой.
— Как не понимать, отлично вас, доктор, понимаю. Честно говоря, вы меня за этим занятием как раз и застали…
Лицо Гонзаго оживилось.
— И я вас, уважаемый Альберт Альбертович, очень даже понимаю, — с доверительными интонациями более тихо вновь заговорил он. — Отлично понимаю, какие мрачные мысли витают сейчас у вас в голове. Уж мне ли не знать, какой трудной и неблагодарной бывает эта работа. Сам не раз бывал в подобных ситуациях. Правда, это было уже давно… Так вот. Стоит твоей команде провести беспроигрышную серию в несколько матчей, как взгляды твоих хозяев тут же теплеют, а слова и руки тоже становятся более щедрыми. А стоит оступиться, как все прежние удачи тут же зачеркиваются, терпение быстро иссякает, слова начинают сочиться безжалостным ядом, а взгляды полны холодности и неприкрытой враждебности. И те же самые люди, кто еще вчера крепко сжимал твою руку и трепал по плечу, сегодня уже готовы тебя самым бессовестным образом прогнать.
При этих словах Понукаров еще ниже опустил голову и сильно ссутулился.
— Да, доктор, и не говорите. Все так и есть! Чего уж тут отпираться… Все очень быстро забывается… Так, собственно, какое у вас предложение ко мне? Если я правильно понял, вы пришли с каким-то предложением? Может быть, предупредить, — поднялся он с кресла, — чтобы сюда никто не входил?
— Сидите, сидите, Альберт Альбертович, — энергично замахал рукой Гонзаго, — сюда никто и не войдет. Не удивляйтесь и не подумайте на что-то плохое, но я заранее побеспокоился, чтобы нам никто не мешал. Дело важное, лишние уши нам сейчас ни к чему.
Понукаров пожал плечами и снова опустился на место.
— Хорошо, я вас слушаю.
— Видите ли, — посерьезнел лицом пришедший, — хочу предупредить вас заранее, чтобы вы не удивлялись моим словам, какими бы странными они вам вначале ни показались. В общем, дело касается как раз сегодняшнего матча вашей команды с чемпионом страны «Спартаком», о чем вы сами только что недавно говорили.
— Все понятно. Вы хотите, чтобы мы проиграли, — ухмыльнувшись, потемнел лицом Понукаров, — договорная игра. При всем уважении к вашей громкой должности и положению должен заявить: я в такие игры не играю. Долг чести требует…
— О, мадонна! И правильно делаете, дорогой Альберт Альбертович, — нажимая на голос, перебил его Гонзаго, — вы не дали мне закончить изложение сути вопроса и желаете приписать как раз именно то, чего я совсем не хочу. Не спешите и дайте мне договорить. В том-то все и дело, уважаемый Альберт Альбертович, что я пришел, рассчитывая на ваши проверенные делом и временем честность и порядочность, с одним лишь желанием — помочь. Но не стану хитрить и буду искренним не до конца, если скажу, что совсем бескорыстно. Поэтому еще раз попрошу выслушать меня, не перебивая.
Он пристально посмотрел на Понукарова и продолжил:
— Не буду от вас скрывать, но у меня есть, если хотите, предчувствие, — он заговорил еще более вкрадчиво и раздельно, — и все основания предполагать, что сегодняшний матч закончится для вас плачевно. Да вы и сами так думаете. Вы крупно проиграете, а за этим последуют, тут уж не надо быть семи пядей во лбу, совсем не желанные в первую очередь для вас оргвыводы, в результате которых вы останетесь без работы. Да, как бы печально это ни звучало, но будет именно так. — При этих словах взгляд Понукарова еще больше потупился, а лицо побледнело. — Поверьте, Альберт Альбертович, как и вы, я этого искренне не хочу. Но, если ничего не предпринять, все случится точь-в-точь, как я и сказал.
— Но что же здесь можно предпринять? — не утерпел Понукаров. — Я не понимаю, что можно сделать, какие предпринять, как вы говорите, меры, чтобы этого не допустить. Я же не фокусник, не какой-нибудь чародей. Все, что в моих силах, я уже предпринял. Но что я могу поделать, если игроки «Спартака» действительно сильнее? На то они и чемпионы страны! И пока никто другой их тоже не может обыграть. А что же вы хотите от меня? Я просто не вижу выхода…
— Альберт Альбертович, чтобы этого не произошло, я хочу, чтобы вы приняли мое предложение и… выпустили на поле сегодня… всего минут за пятнадцать до конца матча одного моего паренька. Вы согласны? — тихо проговорил Гонзаго.
Понукаров отупело уставился на своего нового знакомого.
— Доктор, вы что, издеваетесь? Какого паренька? Да вы с ума сошли! Если бы вы сказали мне про старика Хоттабыча с его необычными способностями мага и колдуна, я бы еще подумал. Черт с ним со всем! Напоследок можно и почудить! Публику позабавить. Но вы говорите про какого-то непонятного паренька. Кто он такой? Новый Пеле, Гарринча, Круифф, Марадона или Роналдо, в конце концов? Доктор, я к вам со всем уважением, поверьте. Выслушал вас внимательно, но то, что вы мне предлагаете, чувствую — просто большая авантюра. Вы протежируете неизвестно кого в такой ответственной игре! И какие же здесь могут быть гарантии? А, скажите? — Он вскочил с места и стал ходить по комнате, размахивая руками. Лицо Понукарова раскраснелось. — Что, этот ваш протеже в одиночку сделает всю погоду? Так, может быть, его одного и выпустить на поле?.. Доктор, извините, искренне принимаю ваше сочувствие и желание мне помочь, но даже если бы я и пошел вам навстречу и согласился бы на этот безумный поступок, то результат бы все равно был предсказуем. Ведь вы же, надеюсь, знаете, что есть определенный порядок, игрок должен быть заявлен заранее. В противном случае команде зачтется техническое поражение. Да и как президенту клуба это все объяснить?! Нет, я этого сделать не могу! Да поймите же!.. В конце концов… это просто невозможно!
Пока Понукаров исторгал из себя этот крайне эмоциональный монолог, Гонзаго преспокойненько и терпеливо рассматривал узоры обоев напротив себя, потом достал из увесистой крупной барсетки две новеньких нераспечатанных пачки американских долларов и выложил их на стол.
Понукаров тут же замолчал и уставился на деньги, а доктор, как ни в чем не бывало, продолжил говорить:
— Вот здесь, уважаемый Альберт Альбертович, двести купюр по тысяче долларов каждая. И ни какие-нибудь поддельные, напечатанные у вас на мятежном юге страны, фальшивость которых и мой Роберто определит. А самые настоящие американские доллары, полновесность которых гарантирует золотой запас этой небедной страны. Надеюсь, этой гарантии вам достаточно? Или вы предпочитаете новую европейскую валюту евро? — И с этими словами он достал чековую книжку и авторучку. — Я сейчас же вам выпишу чек в евро на эту же самую сумму. Только скажите, какой банк вас устроит? Если вам и этого недостаточно, то царские золотой чеканки червонцы, надеюсь, будут самое то. — И он вынул из сумки и вывалил на стол целую кучу сверкающих желтых монет.
