Лео Перуц - Маркиз де Боливар
Но вдруг ко мне вернулось сознание, холодный пот полился у меня по лицу, колени затряслись; я спрашивал себя, зачем мы это делаем, а орган все рокотал: "Ах ты, Иуда, ты, злодей!"
И мне на миг почудилось, что за органом вверху сидит сама смерть, а дьявол качает педали. И в темном помещении - в мерцании искр от догорающих углей жаровни - возникла тень мертвого маркиза де Болибара и тоже стала отбивать такт песне нашей гибели...
Потом беду почуяли и другие. Вдруг воцарилась мертвая тишина. Орган умолк, лишь ветер скулил и стонал в разбитых окнах. Мы стояли, охваченные внутренним морозом, нас трясло, и я услыхал рядом с собой шумное дыхание Брокендорфа.
- Что мы натворили! - прохрипел Эглофштейн. - Что натворили!
- Ну и безумие на нас нашло! - прошептал Донон. - Брокендорф, это ты! Ты заорал: "Донон, давай к органу!"
- Я не говорил ни слова! А ты, Донон, ты звал меня и кричал: покачай мне педали!
- Ничего я не говорил, клянусь спасением души! Какое наваждение одурило нас?!
На улице хлопали окна. Шаги бегущих людей, крики, смятение... Вдали барабан пробил тревогу.
- Вниз, скорее! - прошипел Эглофштейн. - Скорее прочь! Никто из нас не должен попасться им здесь!
Мы ринулись прочь из крипты, опрокинув стол, промчались по коридорам и лестнице, спотыкались внизу о пороховые бочки, падали, вскакивали - бежали, спасая свою жизнь...
И когда мы уже были далеко на улице, с гор ударила первая пушка.
Глава XII. ОГОНЬ
Через некоторое время я стоял, переводя дыхание, напуганный насмерть и дрожащий от холода, прислонившись к стене какого-то дома. Мое сознание медленно постигало, где я и что произошло и происходит вокруг меня.
Разве Брокендорф не клялся и не кричал: "Полковник должен нас услышать, хотя бы все черти вылезли из ада!"? Да! Полковник нас услышал, но - праведный Боже! - все черти вправду вылезли из ада...
Пушки герильясов обрушивали - удар за ударом без перерыва - свои зажигательные бомбы и гаубичные гранаты на дома и улицы города. Квартал в окрестностях ратуши уже загорелся, мельница у моста через реку Алькер была объята огнем, из чердачных окон монастыря Сан-Даниэль валили густые, черные облака дыма, а с крыши настоятельского дома взвивались два вертикальных снопа пламени от разрывов бомб.
На колокольнях у Мадонны дель Пилар и Хиронеллы колокола били в набат. Отряды гренадеров без толку метались по улицам, всюду кричали, что нужно идти на вылазку, атаковать, стрелять, строиться в каре, - кто что... Там и сям мелькали перепуганные лица жителей, выбегающих на улицу со своими пожитками, чтобы спрятаться в подвале какого-нибудь еще не затронутого огнем дома.
Полковник выскочил из дома полуодетый, метался у входа, непрерывно призывая Эглофштейна и своих денщиков. Но никто его не слышал, никто не узнавал. Ударами кулаков и толчками он начал прокладывать себе путь среди кричащей толпы.
Потом возле него появился Эглофштейн. Я видел, как полковник обрушился на него с руганью. Эглофштейн попятился, словно уклоняясь от удара, пожал плечами, другие, теснясь, заслонили их от меня. Словно войско теней носилось вокруг. Донон уже вел свою роту штурмовым шагом к укреплению Сан-Роке, потому что казалось - там уже завязывается бой. Ветер доносил оттуда ружейную стрельбу, барабанный бой и беспорядочный шум от криков людей...
Когда рота Донона прошла, я вновь увидел полковника: он стоял перед воротами монастыря и отдавал приказы нескольким гренадерам, которые - с топорами и мокрыми простынями - готовились проникнуть в горящее здание. И едва я увидел их и ожидающего их действий полковника, как меня охватил ледяной ужас: ведь мой мушкет и сабля, и кожаная сумка - все это было наверху, а в крипте на деревянных скамейках лежали вещи и оружие Эглофштейна и остальных! Мое сердце едва не перестало биться, я думал одно: мы погибли, сейчас выплывет, что это мы - и никто, кроме нас - подали сигнал, а вовсе не мертвый маркиз де Болибар...
Но солдаты сразу вернулись: двоих волокли без чувств, у остальных были опалены волосы и одежда, лица почернели от копоти. У одного с руки свисали кровавые лохмотья - видимо, осколок гранаты ранил его в предплечье. Они едва ли смогли продвинуться на сотню шагов, ибо все коридоры и помещения монастыря были заполнены густым дымом. И я от души поблагодарил Бога за Его помощь...
Тем временем полковник с Эглофштейном - уже верхом на конях помчались по улице Сан-Херонимо к госпиталю Санта Энграсия, получив известие, что и этому зданию угрожает пожар. Другие тоже побежали прочь, и улица враз опустела. Остались вблизи монастыря Брокендорф и я да мой капрал Тиле и восемь-девять из моих драгун, которые не боялись - или не осознавали - угрожающей им опасности.
Огонь подбирался к запасам овсяной соломы и обтирочной ветоши, находившимся на первом этаже, а оттуда мог в любой миг захватить пороховые бочки, стоявшие в рефектории, колонном зале и нижнем коридоре. Не было возможности предотвратить взрыв этих жалких остатков нашего боезапаса, и мы ограничились тем, чтобы как-то помешать распространению пожара на дома в окрестностях монастыря.
Затем Брокендорф подозвал меня: я должен был с моими людьми перекрыть соседний перекресток, чтобы никто не мог подойти к монастырю, так как мы уже слышали два коротких удара изнутри: это рванули две бочки в нижнем коридоре.
Ветер выл и швырял в лицо хлопья мокрого снега. Улица теперь была освещена как днем, окна пылающего монастыря светились, словно в свете закатного солнца.
А орудия все били и били по городу, и пожар распространялся в окрестностях ратуши - там, кажется, обстрел был сильнее всего. Пока я стоял на своем посту, мимо галопом пронесся взвод драгун и прорвал наш кордон. Его вел Салиньяк.
На ротмистре не было ни плаща, ни шлема. В руке он держал саблю наголо, седые от пыли усы торчали в стороны, бледное лицо было искажено яростью. Я бросился вслед и сумел преградить ему дорогу, когда он осадил коня у самых ворот.
- Господин ротмистр, извините! Но дальше вам нельзя!
- С дороги! - прорычал он, наезжая на меня вплотную.
- Улица перекрыта - будет взрыв! Я не могу ручаться за вашу жизнь!
- Что вам, к дьяволу, до моей жизни? Заботьтесь о своей! Прочь отсюда!
Он дал лошади шпоры и взмахнул саблей прямо над моей головой.
- У меня приказ... - вскричал я. - Не пускать ни...
- К сатане твой приказ! Дорогу! Я отскочил в сторону, и он проехал мимо меня к воротам. Его люди следовали за ним.
С другой стороны улицы, задыхаясь, подбежал Брокендорф.
- Салиньяк! - закричал он. - Что вам там надо?
- Он еще здесь? Вы его видели?
- Кого вам надо? Полковника?
- Маркиза я ищу! - крикнул Салиньяк, и я ни до, ни после не слышал такой ярости, ненависти и презрения в человеческом голосе.
- Маркиза? - еле выдавил Брокендорф. И уставился на Салиньяка, раскрыв рот.
- Он бежал? Бежал?!
- Не знаю... - прохрипел Брокендорф. - У ворот его не было...
- Значит - еще наверху! - вскричал Салиньяк с радостью дьявола о пропащей душе. - Теперь он от меня не ускользнет!
Он оглянулся на своих драгун.
- Мы схватим его, шпиона! Спешиться - и за мной!
Я видел беспокойство солдат, они качали головами и нерешительно переводили взгляды то на своего командира, то на горящее здание.
- Салиньяк! - успел в ужасе крикнуть Брокендорф. - Вы идете на смерть! Порох! Огонь сейчас...
- Вперед! - не слыша его, рявкнул ротмистр. - Кто не трус - за мной!
Четверо драгун - безотказные и бесстрашные мужчины, старые солдаты, которые побывали в сотне сражений, начиная, может, еще с Маренго36, соскочили с коней, и один из них крикнул:
- Товарищи, небо для нас одно - встретимся там. Вперед!
И все пятеро пошли в густой дым.
- Да они с ума посходили, - прорычал Брокендорф.
- Да здравствует император! - Салиньяк в дымовом облаке размахивал саблей.
Драгуны повторили клич. И все исчезли в вихре летящих искр и хлопьев пепла. Мы на мгновение онемели.
- А он вернется, как увидит, что там... - подумал вслух Брокендорф.
- Этот - нет! - сказал за моей спиной Тиле. - Этот - нет, господин капитан...
- Оттуда никто не выберется, - вырвалось у другого солдата.
- Ни одна душа! - согласился Тиле.
- И лезет за призраком на смерть! А мы будем виноваты! - Брокендорф сплюнул, постепенно остывая. - Я же не сказал ему правду. Я должен был сказать всю правду... - почти простонал он.
Я рванулся в ворота.
- Салиньяк! - закричал я. - Салиньяк! Поздно. Ответа не было. Я попятился и выскочил на улицу, кашляя от дыма.
- Кажется, этот офицер сам смерти ищет! - услышал я одного из людей Брокендорфа.
- Угадал! - это сказал Тиле. - Ты угадал, парень. Я его знаю, старика, знаю - он не первый раз на верную смерть идет. Ох, небо и черти, да что это?..
Внутри ярко пыхнуло. А еще через миг никто из нас не видел других. Гром и новая вспышка, и облако ужасного дыма наполнило улицу. Но сильный ветер быстро разорвал дымовое облако в клочья. И еще - резкий, короткий удар - взрывная волна, которая сбила меня с ног. Гром повторился с еще большей силой, оглушая людей. Лошади понесли своих седоков - тех, кто усидел в седле, прочь, вниз по улице. И затем - тишина, долгая, мертвая тишина, пока я не расслышал хриплый рык Брокендорфа:
