Преследователь (Записки Даниэля Бренделя) - Гюнтер Вайзенборн

— Откуда ты знаешь об этом подвале?

— Я выследил вас. Вы его от меня скрыли.

— Покажи-ка, что ты тут откопал! — Вальтер нащупал взглядом боковой карман Пауля, из которого торчала бумага.

— Ничего, — еле слышно ответил Пауль.

— А что у тебя в кармане?

— Ничего нет… ничего! — Пауль смотрел на него в упор, а левой рукой засовывал бумагу в карман.

Мгновение Вальтер стоял в нерешительности. Его коротко остриженные волосы отливали золотом вокруг лба. Роста он был небольшого, но широк в плечах. Мы знали, что силища у него огромная. При этом он был скор и решителен. Он сделал шаг к Паулю, тот отшатнулся. Вальтер достал у него из кармана бумагу. Пауль попытался выхватить ее, тогда Вальтер с силой сбил его руку, развернул бумагу и проглядел ее.

— Наша листовка, — беззвучно выговорил он.

Мы обступили Пауля. Все это происходило бесшумно, как во сне.

— Подлец… шпик… предатель! — шептали мы. Но в словах наших почти не было упрека, казалось, мы для себя подтверждаем этот факт.

Все умолкли, когда Вальтер по-прежнему беззвучно заявил:

— Это дело серьезное.

— Откуда я знаю, как это ко мне попало, — вскинулся Пауль. — Понятия не имею. Может, кто-нибудь… Ага, вы мне подсунули ее… Потихоньку!

Вальтер хладнокровно изучал его, как биолог подопытного кролика, которому сделал укол.

— На что тебе это понадобилось?

Все затаили дыхание.

— На что тебе понадобилась листовка? — повторил Вальтер.

— Она попалась мне, когда я…

Вальтер оборвал эти расплывчатые объяснения:

— Пауль, раз в жизни скажи нам правду. Ты хотел нас выдать, да?

Пауль решил перейти к нападению.

— Вы просто спятили!

— Листовка была у тебя в кармане. Кому она предназначалась?

— Я искал ноты Шопена. А когда увидел листовку, мне сразу стало ясно…

— Что именно?

— Вы наврали мне! Вы продолжаете работать тайком. Меня вы попросту провели, как болвана. В этом вы раскаетесь. Вот что. А теперь пустите меня.

— Нет, ты останешься.

— Я позову полицию!

— Берегись!

— Ты мне угрожаешь?

— Мы тебя запрем!

— Ого! Это будет большая глупость с вашей стороны.

— С чьей — мы еще увидим.

— Пустите меня.

Вальтер сгреб Пауля и с размаху швырнул его в открытую дверь чулана. Затем захлопнул дверь и дважды повернул ключ. Пауль изнутри забарабанил в дверь кулаками.

— Откройте, откройте! Все вы за это поплатитесь. Да, да, поплатитесь! — захлебываясь от ярости, орал он.

Его вопли могли услышать снаружи. Мы переглядывались с тревогой. Вальтер решительно отпер дверь.

Потом дал Паулю такую затрещину, что тот пошатнулся. А когда он отступил, Вальтер снова запер дверь. Мы смотрели на дверь, но за ней все было тихо.

И вот мы, кучка убого одетых молодых людей, молча стояли посреди темного подвала в недрах большого города, медленно разрушавшегося под ударами войны, которая уже была на исходе. Кругом огневым кольцом надвигались фронты, все теснее смыкаясь вокруг столицы. Огни взрывов через горы и реки, опаляя пашни и леса, приближались к рейхсканцелярии.

Здесь, зарывшись глубоко в землю, цепляясь за остатки гордыни, свирепствовал оборотень, и многие тысячи его последышей, сознавая, что рушится их рейх, усердно выискивали изменников.

Мы же, кучка безоружных, голодных, но мужественных молодых людей, собравшихся здесь в подвале, ополчились против вооруженных до зубов властителей в расшитых галуном серых мундирах. В наших листовках мы взывали:

«Слушайте нас! Не верьте ни одному их слову! Настанет день, когда вы сами убедитесь в этом. Вы поймете, что жили с закрытыми глазами и не подозревали, что нами правят преступники. Вы будете горько каяться. Проявите уже сейчас свое раскаяние на деле. Помогайте нам! Действуйте!»

Кровожадная правительственная система оборотня с клоунскими усиками держала столицу в железных тисках, ревела через бессчетные громкоговорители и гнала на погибель человека за человеком. Но наши листовки оказывались по утрам во многих почтовых ящиках, в вагонах городской железной дороги и под многими дверьми, их было много, этих маленьких листовок, и они медленно и бесшумно прокладывали себе путь. Конечно, значительную их часть уничтожали, но уцелевшие нет-нет да и удерживали руку, которая орудовала молотом, пером или винтовкой на пользу оборотня. Мы надеялись, что под влиянием наших листовок не только смолкают выстрелы, но и перестраиваются умы.

Вверху листка стояла фраза: «Бережно обращайся с этой листовкой! Помни, мы рискуем жизнью, чтобы ты это прочел».

Я видел лицо Вальтера, ясное и волевое, как всегда, хотя он изо дня в день по восемь часов простаивал за токарным станком. А как он, должно быть, уставал к вечеру! Сколько у него бывало конспиративных встреч, о которых мы и понятия не имели. Где было опаснее всего, туда шел Вальтер. Где приходилось туго, там стоял на посту Вальтер. Он всегда отыскивал выход в тех случаях, когда остальные отчаивались.

Вошла Ева. И сразу же спросила:

— Что вы сделали с Паулем?

— Заперли его.

— Вы к нему несправедливы.

— Согласись сама, Ева, что Пауль резко переменился. Он смотрит на нас глазами чужака, — сказал я.

— Мы сами сделали его чужаком, — тихо вымолвила она.

— И я знаю, кем стал этот чужак, — вставил Вальтер.

— Кем же?

— Гестаповским шпиком!

— Не может быть… — Она оглядела нас всех по очереди.

В голосе Вальтера послышались жесткие нотки:

— Почему не может? У нас идет война, беззвучная война на гестаповском фронте. Кто не поступит с возможным врагом как с врагом, тот сам рискует головой. Значит, надо рассчитывать на худший вариант.

— Какой худший вариант? — перебила она.

— Мы его выпустим, он пойдет в гестапо, донесет на нас, и мы сегодня же вечером будем арестованы. Нет. Надо обезвредить его хотя бы на несколько часов.

— Он подымет шум, — заметил я.

Лицо Пелле выражало ледяную решимость, когда он произнес:

— Если Пауль действительно шпик, его надо убить. Убить? Нет. Надо, чтобы он заснул, да покрепче. — Вальтер что-то соображал, потом достал из кармана деньги.

— Мюке, вот деньги, пойди купи водки, самой дешевой, но побольше. В его стакан ты будешь подкладывать снотворные таблетки. На, держи. — Он достал из шкафа стеклянную трубочку и дал Мюке три таблетки.

Ева в недоумении уставилась на него.

— Что вы придумали? Так знайте: либо он сегодня вечером будет играть, либо я больше у вас не пою!

Она повернулась к выходу. Я хотел ее удержать, но Вальтер сказал усталым тоном:

— Оставь ее, она больше никогда не будет петь у нас. Если он действительно шпик, «Серебряной шестерке» конец.

Я предложил допросить его понастойчивее, чтобы добиться полной ясности.

Вальтер кивнул:

— Мы сейчас приведем его сюда и будем задавать ему вопросы. Следите за выражением его лица.