Ирвин Шоу - Матрос с Бремена (сборник рассказов)
-- Ах, Винсент,-- прошептала Бесси,-- ведь все было не так плохо, а,-что скажешь? Умоляю тебя, только не из горлышка! Это неприлично. Пойдем посидим на кухне, там довольно светло.
Взяв друг друга под руку, отправились на кухню. Моллой не расставался с бутылкой. Бесси принесла два стакана, для воды и вина, и устроилась за кухонным столом, напротив Моллоя, улыбаясь мужу. А тот со знанием дела разливал виски по стаканам. Наконец они подняли их.
-- За неумирающую любовь! -- негромко провозгласил Моллой, с глазами на мокром месте.
-- За твою и мою любовь,-- откликнулась Бесси, тоже растроганно заморгав.
Осушили по стакану, улыбнулись друг другу. Моллой, не теряя времени даром, вновь их наполнил.
-- Вот это -- настоящее виски,-- объяснил он.-- Виски для торжественных случаев, для годовщин. В день нашей свадьбы шампанское текло рекой. В шесть утра торжество еще было в самом разгаре.-- И покачал, довольный, головой, вспоминая о прошлом; затем снова разлил виски по стаканам.
-- Да-а,-- задумчиво произнесла Бесси,-- милая компания тогда подобралась... Ты помнишь? Пятеро из приглашенных когда-то просили моей руки; все пели, танцевали, дурачились...
-- В то время,-- согласился с ней Моллой,-- ты в Бруклине была баба первый сорт, ничего не скажешь. Мой бутончик! -- И, закинув голову, опорожнил очередной стакан.-- Да уж, кое-что мне досталось,-- кое-что стоящее...
Моллой громко хохотал, наливая себе и Бесси снова.
-- Боже мой, как все же приятно быть двадцатилетним парнем! Господи, какое счастье!
-- Я помню тебя...-- начала Бесси, держа руку на фарфоровой крышке кухонного стола.-- С этими рыжими усами, лицо моложавое... готов выпить с любым желающим... обожаешь похохотать с девицами, шлепнуть по заднице... красив как король... А в голове бурлит столько мыслей,-- как уничтожить весь мир, постепенно, по частям. Ах, что это был за день! -- И, то и дело вздыхая, подносила ко рту стакан.
-- Но, мир, увы, до сих пор стоит на прежнем месте,-- отметил Моллой, трезвея.-- Винсент Моллой за последние двадцать шесть лет не причинил ему заметного вреда. Помнишь, я говорил тебе, что стану мэром Нью-Йорка?
-- Конечно,-- тихо подтвердила Бесси, медленно потягивая виски.-- И я верила тебе, каждому твоему слову.
-- И вот я стал семейным человеком,-- Моллой мрачно глядел в стакан, медленно разгоняя его содержимое,-- почтовым служащим. И это тот, кто в молодости обладал таким несокрушимым темпераментом! -- Горечь прозвучала в его голосе.
-- Истина заключается в том,-- подхватила Бесси,-- что, независимо от того, семейный ты человек или несемейный,-- все равно стал бы почтовым служащим.
-- Это с твоей стороны горький упрек,-- отвечал Моллой с чувством собственного достоинства.-- Очень горький упрек. От собственной жены! Кто заставлял меня сидеть по вечерам дома, развлекать тебя и детишек? А мне тогда требовалось проводить все свободное время в барах, в клубах демократов, заводить полезные знакомства.
-- Ты якшался со всякими подонками.-- Бесси выпрямилась на стуле.-Самые для тебя подходящие друзья.
-- Нет, ты так со мной не разговаривай! -- уже возмущался Моллой.-- Тем более в годовщину свадьбы! Нам бы радоваться, праздновать, веселиться...
-- Ну-ка, передай мне бутылку! -- потребовала Бесси.
Моллой пододвинул к ней бутылку, и теперь она разлила виски по стаканам.
-- Ты был в молодости таким, что с тебя и на минуту глаз нельзя было спускать.
-- Как ты со мной разговариваешь, Бесси! Так нельзя...
-- Мэр города Нью-Йорка... Избранный женским электоратом.
-- Ты несправедлива ко мне, Бесси! -- жалобно запротестовал Моллой, вытирая виски с подбородка.-- Несправедливая женщина! Винсент Моллой всегда хранил супружескую верность, все равно что отлитый в бронзе святой,-- все двадцать шесть лет семейной жизни. И вот вам, пожалуйста, награда! Да еще в день годовщины свадьбы. Господи, прости мою грешную душу!
-- Ну, так расскажи мне о Розе Бауэн,-- не унималась Бесси,-- о миссис Слоан, о жене Джона Галахера в двадцать втором году...
Моллой вдруг покраснел до корней редких волосков. Лысый его скальп тоже залился краской.
-- Ложь! -- возопил он.-- Ты еще пожалеешь об этом! Я брошу тебе в лицо свое алиби! Обычные грязные сплетни богомольных баб! Все ложь!
-- Ну, тогда -- миссис Павловски. Ее ты тоже будешь отрицать? Когда я проводила лето одна в Нью-Джерси...-- Бесси дрожащей рукой поднесла к губам свой стакан и одним махом его опорожнила.-- Что, где твое алиби?
-- Только подумать! -- забормотал Моллой со слезами на глазах.-- Вот сижу я здесь, перед тобой, сердце мое изнывает от любви к тебе после прожитых двадцати шести лет,-- сижу и распиваю с тобой бутылку самого лучшего виски, которую только можно купить за деньги! А ты мне рассказываешь свои непристойные байки... Неужели тебе не стыдно? Нет, тебе должно быть стыдно!
Помолчал, потягивая из стакана виски, затем, подавшись всем телом к столу, заговорил, призвав на помощь все свои способности к логическому убеждению, чтобы яснее донести до ее сознания свою точку зрения.
-- Почему же ты молчала в двадцать втором году? Почему ни словом не обмолвилась, когда вернулась из Нью-Джерси, если вдруг почувствовала -здесь что-то нечисто? Ну-ка, отвечай мне на эти вопросы! -- прогремел он.
-- Только ради детей,-- тихо ответила Бесси.-- Ради этих милых, невинных крошек, у которых такой непутевый отец.-- И заплакала, вытирая нос концом фартука.
-- Заткнись! -- приказал ей Моллой.-- И больше не смей раскрывать рта, когда говорит твой муж!
-- Ах, милые мои детки! -- При этой мысли она уронила голову на стол и еще пуще заревела.-- Эти чистые ангелочки с крылышками! Им приходилось жить в атмосфере, пропитанной похотью и развратом...
-- Это ты обо мне?! -- заорал во все горло, не щадя голосовых связок, Моллой, угрожающе поднимаясь с места; шея его у воротника побагровела.-- Я спрашиваю: ты говоришь это обо мне?
-- У них, несчастных, отец и носа не казал в церковь со времен Первой мировой войны. Богоненавистник, неверующий -- великий грешник!
Моллой допил свое виски и снова сел, пребывая в какой-то неуверенности.
-- Ты старая женщина с острым язычком. Ты погубила всю мою жизнь. Так дай же мне прожить последние несколько лет спокойно, прошу тебя!
-- Какой же ты можешь подать пример своим детям? Чему ты можешь научить их? Да ничему, кроме дурного. Испорченный человек с головы до пят! -- Бесси завывала, качаясь всем телом взад и вперед.-- Потешаешься над предписаниями Бога и человека, развращаешь умы молодых своими дикими, греховными мыслями!
-- Ну-ка, назови хотя бы одну мою дикую мысль! -- орал Моллой.-- Хотя бы одну греховную, которую я внушаю своим детям! Приведи примеры!
-- Ты отвращаешь наших юных, чудных, самых дорогих созданий от Бога, ты учишь их презирать Его...
-- Да как ты смеешь обвинять меня в этом?! -- взревел Моллой.-- Ты и эту вину взваливаешь на меня? Отвечай! -- Он встал -- его сильно шатало.
-- Наша маленькая Катрин! Ее обманули, заставили любить отца...
-- "Обманули"? Предупреждаю тебя, злобная ты женщина, что не посмотрю, годовщина у нас сегодня или не годовщина...
-- Дорогую Катрин, самую красивую, самую симпатичную из всех! Ребенка, на которого я могу положиться в старости. Как она могла выйти за протестанта1?! -- Бесси, утратив самообладание, горько плакала, все качаясь пышным телом взад и вперед.
Моллой стоял перед ней, утратив дар речи. Его все сильнее охватывал приступ гнева, он шевелил губами, пытаясь отыскать нужные, разящие наповал слова.
-- Ты что, считаешь, это я заставил ее выйти замуж за лютеранина? Говори, не таись, ты, пьяная бабка! Выходит, по-твоему, я бросил ее в объятия протестанта?
-- Да, ты! -- закричала Бесси.-- Я не отказываюсь от своих слов! Ты всегда потешался, насмешничал над истинной верой! Ноги твоей не бывало в церкви! И обувь не снимал, когда к нам в дом приходил священник...
-- Ты что это, серьезно? -- тихо проговорил Моллой.-- Ты отдаешь себе отчет, что говоришь?
-- Катрин, бедная моя доченька! Пусть сегодня благодарит отца,-- Бесси патетически вскинула голову,-- что замужем за протестантом, и это -- на всю жизнь!
Моллой, тряхнув бутылкой, чтобы убедиться, что она пуста, с размаху ударил ею Бесси по голове. Кровь, с остатками виски, заструилась по ее лицу. Медленно, качнувшись раз-другой, она, не произнеся ни звука, свалилась на пол.
-- Так тебе и надо!
Довольный Моллой уселся на свое место, с отбитым горлышком в руках. Сразу отрезвев, он разглядывал жену: казалось, она так удобно, свернувшись калачиком, устроилась на линолеуме... Кровь медленно сочится из-под затылка, образуя темную лужицу.
Поразмыслив, Моллой встал и пошел к телефону.
-- Пришлите срочно "скорую"! -- И тут же положил трубку.
Вернулся на кухню, снова сел за стол и, положив голову на руки, заснул.
Когда вошел врач, Моллой тут же проснулся; с интересом смотрел, как он перевязывает голову жены. Бесси пришла в сознание; веки ее сильно опухли; она безмолвно сидела на полу.
