Маэстро - Юлия Александровна Волкодав
— Долго будешь тут сидеть? Ужин еще не готов. Иди. Она в зале. С дедом общаются.
— Не хочу.
Марик упрямо рассматривал ноты. Вот эта песня по музыке вроде бы интересная. «Под звездами балканскими». Балканские звезды — это какие? Название незнакомое, а потому и манящее. Марик сразу представил темное небо, усыпанное звездами. Шум воды. Мелодия оригинальная, надо ее попробовать сыграть.
— Что значит «не хочу», Марат? Она твоя мама. Самый близкий человек.
— Мой самый близкий человек — это ты. И дедушка Азад.
— С тобой стало сложно разговаривать.
Марат пожал плечами. Ему с собой жить стало сложно, что ж теперь?
— Ты не спрашивала, она надолго?
Бабушка вздохнула, погасила огонь на плите, вытерла руки полотенцем и села напротив Марика.
— Марат. Ты должен понять одну вещь. У тебя впереди большая жизнь. А мы с дедом не сможем всегда быть рядом. Может так случиться, что, кроме мамы, у тебя никого не останется. Как бы тебя ни расстраивали ее поступки, пойми, другой уже не будет. Поэтому я хочу, чтобы ты сейчас пошел в комнату и поговорил с ней.
— Нет.
Марик ненавидел слово «должен». Он не хотел идти в комнату и мило улыбаться маме, делая вид, что все в порядке. Что он ни капельки не обижается. Что можно его еще пару раз бросить.
— Марат! — В голосе бабушки зазвучали угрожающие нотки.
— Я сказал «нет»! — Марик выскочил из-за стола. — Почему ты ее защищаешь? Ты же знаешь, что она неправа! Ты сама с ней столько раз ругалась!
— Потому что она твоя мать!
— Ну и что? Не пойду! Вообще никуда не пойду!
Марик выбежал в коридор, толкнул дверь и через минуту оказался в объятиях густой южной ночи. Ночи, пахнущей олеандром. Уже немного прохладной и очень звездной. Хотелось просто посидеть на крыльце в тишине и одиночестве, чтобы никто его не трогал, никто ничего не требовал. Но он прекрасно понимал, что за ним тут же придут. Хорошо, если бабушка. А если дед? Тот, чего доброго, возьмет за шкирку, как нашкодившего щенка, и затащит в дом.
И Марик быстро зашагал прочь от дома. Куда именно идти, он не знал. Не к Рудику же ломиться посреди ночи. Школа уже закрыта. Оставался парк культуры и отдыха. Летом они бегали туда смотреть представления на открытой эстраде и купаться в пруду. Зимой на том же пруду катались на коньках.
В парке не было людей, зато горели фонари, и Марик спокойно прошел через главные ворота, которые никто и не думал закрывать. Добрел до ближайшей лавочки, залез на нее с ногами, привалился к деревянной спинке и прикрыл глаза. Вот так хорошо. А главное — тихо.
Он проснулся оттого, что замерз. Вокруг было по-прежнему темно. Марик не знал, сколько прошло времени: может, десять минут, а может, и несколько часов. Зато он успокоился. Теперь ему хотелось только перебраться в собственную постель. Лавочка для сна не очень годилась: у него затекла спина и шея. Дома, наверное, все давно угомонились и легли спать. Так что Марик рассчитывал спокойно прошмыгнуть в свою комнату, а утром все как-нибудь само рассосется.
Однако дома Марика ждал сюрприз. Он толкнул дверь, но та не поддалась. Двор освещала только одинокая лампочка над входом, в окнах свет не горел. Легли спать и заперли дверь? Ключ Марика остался в портфеле. А портфель остался на кухне.
Марат постучал. Безуспешно. Можно было бы влезть в окно, но по вечерам их все закрывали. Марат обошел дом сзади, отсчитал третье окошко — спальню бабушки и деда. Тихонько поскребся в стекло. Ох, влетит ему от деда. Но лучше так, чем ночевать на крыльце!
Никакой реакции. Марик постучал погромче. Подтянулся на руках, заглянул в окно — темнота, ничего не видно. Странно, обычно у бабушки ночью всегда горит лампадка в углу. Перед портретом папы. Прежде чем лечь спать, она зажигает лампадку, а утром гасит. Дедушка раньше ругался, говорил, ты меня позоришь, я партийный человек, а ты развела тут богомолье. Бабушка всегда отвечала, что боится ночью удариться обо что-нибудь или споткнуться о порог в темноте, и лампадка — просто источник света. Почему она стоит перед папиной фотографией, никто уточнять не хотел.
Сейчас лампадка не горела. Марик совсем перестал что-либо понимать. Куда все подевались? Куда-то ушли? Ночью?
Пришлось вернуться на крыльцо. Марик сел на деревянные ступеньки, привалился спиной к двери и стал ждать. В глубине души он еще надеялся, что родственники просто крепко спят. Но умом понимал, что все ушли на его поиски. А если так, то разумнее всего дождаться их тут.
Первым он увидел дедушку. Растерянного, с опущенными плечами. Он шел медленно, освещая себе дорогу железнодорожным фонариком. Плоским таким, с ярким лучом, пробивающим темноту на тридцать метров вперед. Марику очень этот фонарик нравился, он сто раз просил дедушку подарить ему такой. Но дедушка качал головой: фонарик был служебным, его деду выдали на работе под роспись. Для каких целей, дедушка не рассказывал. Но сейчас вот пригодился.
— Быстро домой! — отчеканил дед, едва заметив Марика.
И плечи сразу как-то распрямились, и от растерянности не осталось и следа.
— У меня ключа нет, — пробормотал Марик.
Дед тяжело вздохнул, полез в карман за ключом.
— Здесь он, — крикнул дед в темноту, из которой уже появлялись бабушка и мама. — Под дверью сидел.
Мама кинулась к нему, сгребла в охапку, принялась целовать.
— Марат! Мы чуть с ума не сошли! Куда ты делся? Среди ночи! С тобой что угодно могло произойти!
Марик пытался высвободиться. Уж лучше суровый тон деда, чем эти слезы и причитания. Ничего не могло с ним произойти. Он уже взрослый, имеет право прогуляться.
— Господи, сынок, ты же ледяной. Пошли скорее в дом! Гульнар-ханум, сделайте ему чаю, пожалуйста!
Бабушка ничего не говорила. Только головой качала, словно споря с кем-то невидимым. Но пошла на кухню ставить чайник. А мама уволокла Марата в комнату, заставила залезть под одеяло.
— Нельзя нас так пугать, Марик! Мы тебя искали по всему городу!
— Я никого не собирался пугать. Вы сами испугались.
Марат опять начинал злиться. Он так надеялся, что обойдется без шума, без глупых разговоров. Как же легко с дедом! Когда на Марика жаловались учителя, или когда он сам узнавал о каких-то проделках внука, то отводил