Ахмаду Курума - Аллах не обязан
- Где твои родители?
- Моего дядю зовут Букари. У него есть мотоцикл и участок земли.
Но найти в большом городе Уагадугу какого-то Букари с мотоциклом и участком земли - все равно что найти зернышко в мешке проса. Секу неделю проторчал в центральном комиссариате, дожидаясь, пока найдут его дядю. Пошла вторая неделя, поиски все продолжались; однажды полицейских, которые присматривали за Секу, что-то отвлекло, он воспользовался этим, задал стрекача и растворился в большом городе Уагадугу (задать стрекача - значит поспешно скрыться). И пошел куда глаза глядят (то есть наугад, не выбирая пути). Он бродил по городу и вдруг увидел грузовик с абиджанскими номерами. Шофер был в машине один: его ученик и помощник сбежал, потому что давно не получал денег. Секу тут же заявил шоферу, что готов работать на него бесплатно. Они договорились, и Секу стал учеником и помощником шофера, которого звали Мамаду. Мамаду отвел Секу за грузовик и шепотом сообщил ему, что грузовик выполняет секретное задание. Очень секретное задание, о котором Секу никому не должен говорить. Грузовик тайно доставлял оружие в Либерию, сторонникам Тейлора. Так что на нем нельзя было сразу попасть в Абиджан.
И действительно, ночью пришли какие-то военные в гражданском, устроили Мамаду и Секу в гостиницу, а сами уехали на их грузовике. В четыре часа утра они вернулись на том же грузовике, но уже доверху загруженном. Груз был тщательно упакован. Военные разбудили Мамаду и Секу. Один офицер сел в кабину рядом с Мамаду, другой устроился рядом с Секу в кузове, на тщательно упакованном багаже. Пункт назначения - граница Кот-д- Ивуара и Либерии. Доехав до границы, они остановились, и из леса к ним тут же вышли герильерос (герильерос - это те, кто ведет герилью, партизанскую войну). Один из партизан сел за руль вместо Мамаду, двое других влезли в кузов. И уехали вместе с офицерами, а Секу и Мамаду велели подождать неподалеку, на заросшем кустарником участке земли.
Хозяин участка был развеселый пьяница. Он громко хохотал, хлопал гостей по плечам и время от времени звучно пукал. Пока он дурачился, из леса выскочили четверо в капюшонах с прорезями для глаз (на самом деле это не капюшоны, а вязаные шапочки, но так почему-то принято говорить). Под угрозой оружия они забрали с собой Секу и Мамаду. Уходя, они сказали хозяину, дрожавшему как лист:
- Мы берем их в заложники. Вернем, если правительство Буркина-Фасо заплатит пять миллионов африканских франков. Ждать выкупа будем пять дней и ни днем больше. Не заплатите в срок - принесем вам головы заложников на вилах. Понятно?
- Да, - ответил хозяин, стуча зубами.
Секу и Мамаду с завязанными глазами увели в лес, потом они очутились перед маленькой соломенной хижиной, где их привязали к кольям. Первые три дня их стерегли трое - и не спускали с них глаз. На четвертый день остался только один, и ему вздумалось поспать. Секу и Мамаду удалось отвязаться, и они убежали в лес. Секу из леса выскочил на дорогу. Дорога была прямая. Он пошел по этой дороге, не глядя ни вправо, ни влево. Дорога привела его в деревню, где был лагерь маленьких солдат. Он попросил отвести его к начальнику: "Я Секу Уэдраого, - сказал он, - я хочу стать маленьким солдатом".
Как Секу заработал прозвище Страшила - это уже другая, очень длинная история. Мне неохота ее рассказывать, потому что я не обязан, но тогда мне было грустно, очень грустно. Глядя, как Секу лежит мертвый, прошитый автоматной очередью, я плакал горькими слезами. А эти шарлатаны, заклинатели фетишей, еще выдумывают, будто все случилось из-за какого-то козленка. Фафоро (клянусь папиным срамом)!
Рядом с убитым Секу лежал Пантера Соссо.
Пантера Соссо - это был мальчик из города Салала в Либерии. У него были папа и мама. Папа был сторожем и подручным в лавке у одного ливанца, он выполнял там всякую работу, а главное, пил много пальмового вина и много виски. Каждый вечер он приходил домой совсем пьяный. Настолько пьяный, что не мог отличить сына от жены. Он выл, как шакал, разносил все вдребезги, а главное, избивал жену и единственного сына. Каждый вечер, когда солнце только начинало клониться к закату, Соссо и его мать уже дрожали от страха, потому что скоро должен был вернуться глава семьи, как обычно пьяный, пьяный настолько, что не смог бы отличить буйвола от козы. И тут им придется круто.
Однажды вечером, еще издалека услышав его пение, громкий смех и богохульство (богохульство - это грубая брань), Соссо и его мать подумали о том, что их ждет, и спрятались в углу кухни. Когда он вернулся и не обнаружил ни жены, ни сына, то рассвирепел еще больше обычного и стал крушить и ломать все в доме. Мать Соссо, дрожа и плача, вылезла из укрытия, чтобы остановить этот разгром. Папа швырнул в маму котелком, и у мамы пошла кровь. Соссо заплакал, схватил кухонный нож и воткнул его в отца, который завыл, как гиена, и умер.
Теперь Соссо-отцеубийце (так называют человека, который убил своего отца) не оставалось ничего другого, как пойти в маленькие солдаты.
Если у тебя нет ни отца, ни матери, ни брата, ни сестры, ни тети, ни дяди, если у тебя никого и ничего нет, то самое лучшее для тебя - это стать маленьким солдатом. Маленький солдат - единственно возможная участь для тех, кому больше нечего делать на земле и на небе у Аллаха.
Как Соссо заработал прозвище Пантера - это уже другая и очень длинная история. Мне неохота ее рассказывать, потому что я не обязан, но тогда мне было грустно, очень грустно. Глядя, как Соссо лежит мертвый, прошитый автоматной очередью, я плакал горькими слезами. А когда я думал об этих врунах, заклинателях фетишей, об их бредовых выдумках, будто все случилось из-за того, что мы не вовремя съели козленка, я еще больше ярился. Фафоро!
Мы похоронили их в одной общей могиле. Закопали, а потом дали несколько очередей из "калашей". На фронте не бывает пышных похорон.
Оника с готовностью поверила в глупые выдумки заклинателей, будто трое наших погибли из-за того, что мы не вовремя съели козленка. Надо было заново наделить силой наши фетиши, фетиши маленьких солдат. Заклинание фетишей должно происходить на берегу ручья, и нужно было определить, какого именно, но это оказалось делом нелегким. Стоило одному из григрименов выбрать ручей, как другой тут же отвергал его выбор. Григримен-язычник и григримен-мусульманин никак не могли договориться, пока не вмешалась Оника и не припугнула обоих.
Оника с сыном и невестками расположилась на берегу ручья, другие начальники устроились рядом. Привели маленьких солдат, всех, сколько было, человек тридцать. Я, как и некоторые мои товарищи, не очень-то верил в глупые выдумки григрименов, и во время церемонии мы не переставали исподтишка смеяться. Нас выстроили в шеренгу (исподтишка - значит тайком, так написано в "Ларуссе"). Потом все мы по очереди должны были прочесть короткую молитву:
Духи предков, духи всех моих предков,
Духи воды, духи леса, духи горы,
все духи, какие властвуют в природе, я смиренно признаю, что согрешил.
Я прошу у вас прощения и днем и ночью. Я ел мясо козленка в разгар войны.
Мы сняли с себя все фетиши и сложили в кучу. Кучу подожгли, и все фетиши сгорели дотла. А пепел бросили в ручей.
Потом все маленькие солдаты разделись догола. Это было не очень прилично, потому что на берегу ручья сидели женщины. Там были Сита Бакли, Монита Бакли и Рита Бакли. Эта последняя, увидев нас голыми, увидев меня голым, наверняка вспомнила приятные минуты, которые мы с ней провели вместе. Ньямокоде (паскудство)!
Заклинатели пошли вдоль шеренги, останавливаясь перед каждым из нас. Они плевали на макушку каждому маленькому солдату и растирали плевок. Потом нам приказали броситься в воду, что мы и сделали с большим удовольствием, с шумом и криками. Затем нам велели обрызгать водой друг друга и при этом посильнее шуметь и наконец велели вылезать из воды. Мы все вылезли на правый берег ручья. Обсушились и, как были, голые, пошли вниз по ручью до маленького мостика, по которому перешли на левый берег, где осталась наша одежда и наше оружие. Там мы оделись и опять построились в шеренгу. Нам выдали новые амулеты. Я и те из моих товарищей, кто сомневался в волшебной силе этих шарлатанских штучек, исподтишка посмеивались. Ньямокоде (паскудство)!
Вся операция длилась сутки. Мы заставили жителей Ньянгбо поверить, что мы отступили, унося убитых, что мы исчезли в лесу. А следующим утром, очень ранним утром, началась потеха. Непрерывная перестрелка, шквальный огонь. Но и на этот раз мы не застали их врасплох. Та-та-та-та - они ответили на нашу пальбу сплошными автоматными очередями. Мы лежали, распластавшись на земле. Двое наших погибли, хотя у каждого были эти дурацкие амулеты, языческие и мусульманские. Один был убит на месте, другой смертельно ранен. Это были взрослые солдаты: маленьких солдат тем утром не послали на линию огня. Но ведь мы атаковали с юга, со стороны ручья, а не с севера, как прошлый раз. Выходит, они расставили солдат с "калашами" вокруг всего города. Опять мы были отброшены назад.
