Ионел Теодоряну - Меделень
Итак, "Меделень" - это рай, в котором царит гармония порядка, иерархии и Добра. Но это не просто рай, а рай потерянный. И это его качество потерянность - определяет основную тональность канунного мира Ионела Теодоряну - ностальгию.
Внутри самого мира эта ностальгия ощущается на уровне стиля, всеобщего настроения, знака, которым отмечен переход от солнечного лета к дождливой осени. Прочитав книгу и поразмыслив над ней, читатель волен дать дальнейшие определения: ностальгия по чистому детству, ностальгия по высоконравственному дворянству, ностальгия по покою, мирному бытию. И все это - накануне зрелости, накануне мещанской буржуазности, накануне войны и тревог.
* * *
Вначале мы осмелились предположить, что современный русскоязычный читатель найдет в мире "Меделень" глубокие созвучия своему мироощущению. Причина этой созвучности, на наш взгляд, сокрыта в своеобразии русской Истории (иже Культуры); ее безоглядной устремленности в будущее, способности добровольно пожертвовать ради него настоящим. Наш путь - это путь отречений от того, что есть, во имя того, что может быть.
Эта роковая предопределенность нашей судьбы привела к тому, что единственной реальностью стало само движение. Но на этом пути наступают моменты, когда культура наша, национальное самосознание замедляет бег, чтобы оглянуться назад и оплакать потери. Сегодня мы переживаем один из таких моментов. Где-то в далеком прошлом осталось наше Детство, хранящее чистоту морали, искренность веры, силу справедливости. Одним из далеких отголосков того "золотого века" и стал канунный мир "Меделень" румынского писателя Ионела Теодоряну.
С.Голубицкий
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
ПОТЕМКИН И КАМИ-МУРА
Двое крестьян со старомодной почтительностью поклонились будущему хозяину усадьбы. Широкие взмахи их шляп овеяли Дэнуца героическим ветром славы. Он замер посреди дороги, чувствуя себя гладиатором, которого восторженно приветствует толпа, а он попирает ногой поверженного противника. Правда, вместо щита у него был бумажный змей, а вместо копья - веревка, клубок которой он крепко сжимал в отведенном назад кулаке.
- С ног вас, барин, свалит это чудище, - сказал один из крестьян.
- Меня?!
Пройдет лето, и Дэнуц будет уже гимназистом, с начальной школой покончено, настали каникулы!
- Поможем-ка барину запустить его, - вмешался другой крестьянин, подходя к змею.
- Ну и велик! - удивился он. - Ни дать ни взять - барское окошко!
Дэнуц почувствовал гордость, что змей - его собственность, и досаду, что сам он меньше собственного змея. Инстинктивно - миниатюрная женщина так отодвинулась бы от высокой, - Дэнуц отошел в сторону, широко ступая по дороге. Змей как арестант застыл между двумя крестьянами.
- Стойте, барин, ветер-то не оттуда дует, возвращайтесь-ка лучше обратно, - посоветовал один из них.
Дэнуц в нерешительности поглядел вдаль и гордо нахмурился, словно одолевали его глубокие сомнения и ответственность, а потом послушался. Он промчался мимо змея и побежал дальше, разматывая и пропуская между пальцами веревку. Следом за ним обезумевшей крысой металась и подпрыгивала катушка.
- Запускайте! - крикнул он, убегая все дальше и дальше, с силой дергая веревку.
Взлет - змей лежит, уткнувшись носом, Дэнуц - на спине.
А тем временем к месту происшествия стекалась, по одному и стайками, босоногая деревенская ребятня.
- Ничего, барин, я его выправлю, - успокаивал мальчика один из крестьян, бережно, словно епитрахиль, отряхивая его пыльную матроску.
- А все потому, все потому, что не расправили хвост, - прерывисто вздыхал Дэнуц, едва сдерживая слезы.
- Как ты к нему, так и он к тебе, барин! Все равно что конь норовистый!.. Глядите-ка!.. Потяните попробуйте... отпустите маленько... опять потяните... Послушайте теперь!
С мелодичной яростью виолончели гудела трещотка, сопровождая полет змея, подгоняемого легким ветром.
- Хооо-па!..
Дэнуц вытянул руки, дабы помочь всевышнему, и, чувствуя пустоту в груди, испуганно вобрал голову в плечи. Девочки плавно раскачивались, будто в танце; мальчики напряглись, готовые броситься вперед.
Словно дельфин в морской волне, змей перекувырнулся через голову... и с глухим ворчаньем застыл на месте, сопротивляясь воздушному потоку...
Его хвост с грацией падающей звезды колыхался на ветру.
- Эй, эй! - кричали дети.
Дэнуц радостно улыбался.
Веревка разматывалась и стремительно уходила вверх. Змей летел над деревней, поднимаясь все выше, - выше холмов, выше солнца, выше ласточек. Дети внимательно следили за ним, приставив к глазам ладони и указывая на него пальцами.
- Вот он! - крикнул один из мальчиков.
- Молчи! - закричал на него другой.
- Что? Что?
- Тсс! - нахмурились остальные.
В воцарившейся тишине слышалось только глухое жужжание летящего змея.
Дэнуц прикасался к веревке кончиками пальцев, словно к острию сабли.
- Беритесь, барин, крепче, я тоже держу...
Дэнуц теснее придвинулся к крестьянину, крепко взялся за веревку и, вовлеченный в небесный водоворот, внезапно опустил одну руку. Откачнувшись назад, он изо всех сил вцепился в крестьянина. Рука, сжимавшая веревку, ослабела.
- Держите, держите, барин, не бойтесь!.. Держите двумя руками!
Сердито нахмурив лоб, Дэнуц напрягся и потянул к себе веревку. Небо, к его удивлению, не обрушилось ему на голову. Веревка судорожно вибрировала у него в руках, наполняя силой мускулы. Глаза Дэнуца возбужденно заблестели.
- А теперь иди.
- Будьте здоровы, барин! - с притворной серьезностью отвечал крестьянин, делая вид, что уходит.
Веревка вырвалась из рук Дэнуца.
- Подожди! Подожди! Не уходи! Помоги мне! - закричал Дэнуц, увлекаемый вверх, охваченный ужасом человека, тонущего в воздухе.
- Да я тут, тут!
Звонко зацокали копыта...
- Барыня велит вам поскорее домой.
- Зачем? - крикнул Дэнуц кучеру, правившему дрожками.
- На станцию едем, барин, пора уже! - отозвался кучер, с трудом удерживая лошадь.
- Берегись! - завопили дети, бросаясь врассыпную от испуганной лошади.
Пыль заволокла дорогу... Дети тесным кольцом окружили Дэнуца.
- Что же делать? - мрачно спросил он, все надежды возлагая на крестьянина... - Опустим его вниз?
- Пускай его летает, дяденька!.. Не опускайте, барин! - хором упрашивали дети, обращаясь то к крестьянину, то к Дэнуцу.
- Давайте заведем его во двор и привяжем.
- Давайте! Давайте! - ликовал Дэнуц, от радости чуть не бросившись на шею своему спасителю.
И толпа детворы во главе с Дэнуцем до самых ворот бежала следом за высоко парившим змеем... Во дворе лаяли собаки, бегали туда-сюда слуги.
- Скорее, Дэнуц, а то опоздаем к поезду, - торопила сына уже сидевшая в коляске госпожа Деляну, ладонями прикрывая уши.
- Подожди, мама, видишь, я занят! - отвечал Дэнуц, дергая за веревку привязанного змея, словно испытывая его на прочность.
- Все в порядке, барин! Теперь-то уж не улетит, как-никак к дубу привязан!
- Ты кончил, Дэнуц?
- Да, но кто за ним смотреть будет? - забеспокоился он.
- Мы! Мы! - отозвались усеянные ребятишками ворота.
- Нет, я! - вызвался мальчик постарше, стараясь говорить басом.
Отгоняя псов, он вошел во двор и встал возле дуба, опоясанного веревкой.
- Как тебя зовут? - недоверчиво спросил Дэнуц.
- Маранды я сын, здравия желаю! - по-военному отчеканил мальчик.
- А как звать тебя по имени? - ласково спросила госпожа Деляну, выходя из коляски.
- Георгицэ, барыня, целую руку!
- А ты собак не боишься?
- Не-а!..
- Ты, Георгицэ, стой здесь и не двигайся с места! - приказал Дэнуц.
- Ecoutes, mon petit, il faut lui parler gentiment, pas de cette maniere; tiens, donnes-lui des bonbons*.
______________
* Вот что, дружок, разговаривать следует вежливо, не так, как ты; угости мальчика конфетами (фр.).
- На... пожалуйста, - поправился Дэнуц под пристальным взглядом госпожи Деляну.
И на городской лад протянул ему коробочку с лиловатыми конфетами. Георгицэ колебался, но приветливость барыни придала ему решительности. Он взял коробку. Дэнуц остался стоять с крышкой в руках, растерянный и возмущенный до глубины души. Госпожа Деляну рассмеялась.
- Ничего, Дэнуц, отдай ему и крышку... А тебе вот на водку, спасибо!
- Дай Бог здоровья барину, пусть растет большим да умным! - поклонился крестьянин.
Коляска тронулась.
Стоя на коленях и упираясь подбородком в опущенный верх коляски, Дэнуц с нескрываемой завистью смотрел на Георгицэ, который делался все меньше и меньше. И точно так же смотрела на маленького стража у дуба со змеем усеявшая ворота ребятня.
Оказавшись полновластным хозяином змея, Георгицэ, сын Маранды, осторожно потрогал туго натянутую веревку, загудевшую, как струна... и, не вспомнив про зажатые в кулаке конфеты, опустился на землю, прислонился к стволу, сложил руки на груди и стал глядеть в небо, точно влюбленный.
