Болеслав Прус - Михалко
На другой день в помощь ему дали девушку, такую же нищую, как и он сам. Вся одежда ее была - дырявая юбка, старый полушубок и рубаха - не приведи бог! Она совсем не отличалась красотой. У нее было худое и темное лицо, короткий вздернутый нос и низкий лоб. Но Михалко был непривередлив. Как только она стала возле него с лопаткой, у него сразу проявился к ней интерес, как это всегда бывает у парня к незнакомой девушке. Когда же она посмотрела на него из-под выцветшего платка, Михалко почувствовал, как внутри у него потеплело. Он даже до того осмелел, что первый заговорил:
- Вы откуда будете? А далеко это от Варшавы? И давно вы с каменщиками работаете?
Так он допытывался у нее обо всем, вежливо обращаясь на "вы". Но она стала говорить ему "ты", и Михалко тоже перешел на "ты".
- Не надрывайся, - говорил он, - уж я и за тебя и за себя поработаю.
И он трудился на совесть, так что пот с него лил ручьями, а девушка только водила поверх известки лопаткой вперед и назад.
С тех пор они всякий день ходили в паре, всегда вместе и всегда одни. Иногда присоединялся к ним еще один мастеровой. Пойдет с ними, девушку изругает, над парнем насмеется - только и дождешься от него. По вечерам Михалко оставался спать в строящемся доме, а подруга его уходила в город вместе с другими и с тем мастеровым, что всегда ее ругал, а иной раз давал ей и тумака.
"Что-то невзлюбил он девку, - говорил про себя Михалко. - Да что поделаешь! На то и мастеровой, чтобы на нас покрикивать..."
Зато уж Михалко старался облегчить ее участь, как только мог. Все время он работал за себя и за нее. Завтракая, делился с ней хлебом, а в обед покупал ей на пять грошей борща, потому что у девушки почти никогда не было денег.
Когда их поставили носить на леса кирпич, парень не мог уже выручать свою подружку, так как за этим зорко смотрел мастер.
Но он неотступно ходил за нею по шатким мостикам, и как же он боялся, чтобы она не споткнулась, чтобы не завалило ее кирпичом!
Видя заботливость Михалка, злобный мастеровой стал насмехаться над парнем и указывать на него другим. Те тоже смеялись и кричали ему сверху:
- Цып-цып-цып, дурачок!
Однажды во время обеда мастеровой отозвал девушку в сторону; чего-то он требовал у нее, даже поколотил ее сильней, чем обычно. После этого разговора она пришла заплаканная к Михалку и спросила, не может ли он одолжить ей двадцать грошей.
Как же могло у него не быть для нее! Он поспешно развязал узелок, в котором держал деньги, привезенные еще со станции, и дал ей, сколько она просила.
Девушка отнесла двадцать грошей мастеровому, и с того времени почти не проходило дня, чтобы парень не давал ей в долг без отдачи. Как-то он все же робко ее спросил:
- И зачем ты даешь ему деньги, окаянному?
- Да уж так! - ответила девушка.
Однажды мастеровой поссорился с писарем и бросил работу. И не только сам бросил, но и девушке, словно слуге своей, приказал сделать то же и идти за ним.
Девушка заколебалась. Но когда писарь пригрозил ей, что удержит за всю неделю, если она не проработает до вечера, девушка снова взялась таскать кирпичи. Бедному человеку дорога каждая копейка, к тому же заработанная так тяжко.
Мастеровой рассвирепел.
- Идешь ты, собака, - кричал он, - или не идешь?
- Как же я пойду, если мне за работу платить не хотят? Я бы за этот рубль хоть юбчонку себе новую справила!..
- Ну, - гаркнул мастеровой, - так ты мне теперь и на глаза не показывайся, чтоб ноги твоей у меня не было, а то убью насмерть!..
И ушел в город.
Вечером, как обычно, каменщики разошлись. В новом доме остались ночевать Михалко и девушка.
- Ты не уходишь? - с удивлением спросил парень.
- Куда же я пойду, если он сказал, что меня выгонит!..
Только теперь Михалко начал о чем-то догадываться.
- Так ты с ним жила? - спросил он с дрожью боли в голосе.
- Ну да, - прошептала она сконфуженно.
- И заработок весь ему отдавала, хоть он и бил тебя?
- Да вот же...
- Чего ж ради ты такой срам принимала?..
- Да любила я его, - тихо ответила девушка, прячась за столбами лесов.
Парня словно кто ножом полоснул по сердцу. Недаром над ним люди смеялись!..
Михалко подвинулся к девушке.
- А теперь не будешь его любить? - спросил он робко.
- Нет! - ответила она и залилась слезами.
- Только меня любить будешь?
- Да.
- Я тебя бить не стану и денег твоих не возьму.
- Это-то верно!
- Со мной тебе лучше будет.
Девушка ничего не отвечала, только плакала все сильнее и вся дрожала.
Ночь была прохладная и сырая.
- Холодно тебе? - спросил парень.
- Холодно, - ответила она, всхлипывая.
Он усадил ее на груду кирпича. Затем снял с себя сермягу и укутал девушку, а сам остался в одной рубахе.
- Не плачь!.. Не плачь!.. - уговаривал он девушку. - Только одну ночь и просидишь так. Есть ведь у тебя рубль, вот завтра и снимем угол, а юбку я тебе из своих куплю. Ну, не плачь.
Но девушка уже не обращала внимания на его слова. Она подняла голову и прислушивалась. Ей показалось, что с улицы доносится звук знакомых шагов.
Шаги приближались. Одновременно кто-то начал свистать и звать:
- Иди домой... Слышишь!.. Где ты там?
- Я здесь! - закричала девушка, срываясь с места.
Она выбежала на улицу, где ждал мастеровой.
- Здесь я!
- А деньги у тебя есть? - спросил мастеровой.
- Есть! Вот они... На! - сказала девушка, протягивая рубль.
Мастеровой спрятал деньги в карман, потом схватил ее за волосы и принялся бить, приговаривая:
- В другой раз слушайся, а то на порог не пущу... Рублем не откупишься... Будешь слушаться?.. будешь?.. - повторял он, молотя кулаками.
- Ой, боже мой!.. - кричала девушка.
- А ты слушайся!.. Слушай, что я тебе велю...
Вдруг он отпустил девушку, почувствовав, что его ухватила за шиворот чья-то могучая рука. С трудом повернув голову, он увидел сверкающие глаза Михалка.
Мастеровой был хват малый: он так громыхнул Михалка по лбу, что у того в ушах зазвенело. Но парень не отпустил его, - напротив, сдавил ему шею еще сильнее.
- Не души меня, ты, бандитская рожа... а то увидишь! - сиплым голосом простонал мастеровой.
- А ты не бей ее! - сказал парень.
- Не буду, - прохрипел мастеровой и высунул язык.
Михалко разжал пальцы, мастеровой покачнулся. С трудом отдышавшись, он сказал:
- Не хочет она, чтоб я ее бил, пусть за мной и не ходит... Любит меня хорошо, но я бью, такой уж у меня обычай!.. К чему мне девка, когда ее колотить нельзя?.. Пускай идет ко всем чертям!
- И пойдет... Подумаешь! - ответил парень.
Но девушка схватила его за руку.
- Да ладно тебе! - говорила она Михалку, дрожа и обнимая его. - Не мешайся ты в наши дела...
Михалко онемел.
- А ты ступай домой, идем! - обратилась она к мастеровому, беря его под руку. - С чего это всякий будет тебя на улице срамить...
Мастеровой вырвался и сказал со смехом:
- Ты иди, иди к нему! Он тебя бить не будет. Он ведь тебе и деньги давал...
- И-и-и!.. Да перестань ты... - рассердилась девушка и пошла вперед.
- Видишь, с бабой надо, как с собакой! - сказал мастеровой, показывая на девушку. - Лупи ее, так она за тобой и в огонь пойдет.
И исчез. Только злобный смех его все еще раздавался в ночной тишине.
Михалко стоял, глядя им вслед и прислушиваясь. Потом вернулся к лесам и долго смотрел на то место, где еще недавно сидела девушка.
В голове у него мутилось, в груди не хватало воздуха. Только что обещала любить его одного - и сейчас же ушла. Только что он был так счастлив, так хорошо ему было с живым существом, да еще с девушкой, а теперь - так пусто и грустно.
Почему она ушла?.. Видно, такова ее воля, так ей нравится! Что же он может поделать, хотя и добрый он и сильный?.. Инстинктивно он уважал девушку за ее привязанность к мастеровому, не сердился, что она не сдержала обещания, и не думал силой навязывать ей свои чувства. Но, несмотря на это, ему было так жалко, что она ушла, так жалко...
Изъеденными известью руками Михалко вытер глаза, поднял свою сермягу, распростертую на куче кирпича и еще, казалось, теплую. Снова он вышел на улицу, постоял там. Ничего не видно, только сквозь туман поблескивают красные огоньки фонарей.
Михалко вернулся в холодное здание и улегся на земле. Но ему не спалось, он тяжело вздыхал и томился в одиночестве, тоскуя по своей подруге.
По своей - ведь она же сама ему сказала, что только его будет любить.
На другой день, как обычно, парень принялся за работу.
Но работа не спорилась. Он чувствовал усталость, да и постройка эта ему опротивела. Куда бы он ни ступил, чего бы ни коснулся, на что бы ни посмотрел, все напоминало ему девушку и горькое его разочарование. Люди тоже насмехались над ним и приставали:
- Ну что, глупый Михалко? Правда, что в Варшаве девки дорогие?
Дорогие, ох, дорогие! Парень истратил на нее все свои сбережения, голодал, ничего себе не справил, не видел от нее никакой радости, да еще она же его и бросила.
